Хроники Нарнии - Клайв Льюис

Очнувшись, он увидел пламя костра. Сразу нахлынула боль — болели и руки, и ноги, и спина, а голова просто раскалывалась. Сквозь боль прорывались негромкие голоса.

— Прежде чем очнется, надо решить, что с ним делать, — сказал один голос.

— Убить, — твердо заявил второй. — В живых его оставлять нельзя — выдаст как пить дать.

— Сначала приютили, потом убили, так, что ли? — хмыкнул третий. — Не пойдет. И чего мы тогда, спрашивается, старались, голову ему перевязывали? Нет, он теперь наш гость, а гостей убивать не след.

— Господа, — тихо проговорил Каспиан, — со мной делайте что угодно, но пожалейте моего коня.

— Твой конь удрал еще до того, как мы тебя нашли, — ворчливо сообщил первый голос. Слова звучали несколько странно — тот, кто их произносил, то ли шепелявил, то ли пришептывал.

— Гляди, еще запудрит мозги словесами-то, — предостерег второй голос. — Как хотите, а я…

— Лисе под хвост! — вскричал третий голос. — Не станем мы его убивать, ясно? Стыдись, Никабрик! Что скажешь, Землерой? Как мы поступим?

— Надо его напоить, — отозвался первый голос (должно быть, Землерой). Появилась темная фигура. Каспиан почувствовал, как под плечи ему осторожно просовывают руку — или то была не рука? Фигура казалась какой-то неправильной, как и лицо — волосатое, с очень длинным носом и с диковинными белыми пятнышками на носу. «Наверное, маска, — подумалось Каспиану, — Или у меня лихорадка, и все это мне только чудится». Внезапно он ощутил на губах теплую и сладкую влагу и жадно глотнул. В этот миг кто-то поворошил поленья в костре. Пламя взметнулось едва ли не под потолок, свет упал на лицо того, кто стоял у кровати, и Каспиан с трудом удержался от крика. Оказывается, поил его вовсе не человек, а барсук, обыкновенный барсук, разве что крупнее, дружелюбнее и разумнее всех барсуков, виденных мальчиком в жизни. И этот барсук разговаривал! При свете пламени королевич также разглядел, что лежит на подстилке из вереска в крохотной пещерке. У огня сидели два маленьких бородатых человечка, чем-то похожих на доктора Корнелиуса; впрочем, оба были шире в плечах, ниже ростом и косматее доктора, так что Каспиан сразу догадался — перед ним истинные гномы, в жилах которых не найти и капли человеческой крови. Наконец-то он нашел старых нарнианцев! Тут у него вновь помутилось перед глазами…

За следующие несколько дней королевич узнал, кто есть кто. Барсука и вправду звали Землероем, из всех троих он был самый старший и самый добрый. Гном, который хотел убить Каспиана, принадлежал к черным гномам (волосы и борода у него были иссиня-черными — и густыми, как лошадиная грива); он звался Никабрик. Второй, рыжеволосый, гном отзывался на имя Трампкин.

— А теперь, — заявил Никабрик вечером того дня, когда Каспиан впервые сел, — мы должны решить, что нам делать с этим человеком. Вы двое до сих пор уверены, что совершили благое дело, не позволив мне прикончить его. Ну и ладно, сами будете сторожить его, пока мы все не передохнем! Отпускать его нельзя — вернется к своим и живо нас заложит, уж я-то знаю.

— Волку в зубы! — воскликнул Трампкин. — Никабрик, да что на тебя нашло? Не его вина, что он ударился головой о ветку прямо над нашей пещерой. И, коли уж на то пошло, на предателя он не похож.

— Вы ведь даже не знаете, кто я, и хочу ли я вернуться к своим, — проговорил Каспиан. — Так вот, я не хочу возвращаться. Я хочу остаться с вами — если вы мне разрешите. Таких, как вы, я искал много лет.

— Рассказывай, — буркнул Никабрик, — Ты тельмаринец и ты человек, верно? Еще бы тебе не хотеть вернуться к своим!

— Да не хочу я возвращаться! — крикнул королевич. — И не могу. Я бежал, спасая свою жизнь. Король приказал убить меня. Кстати, можете оказать ему услугу, он вас отблагодарит.

— За кого ты нас принимаешь? — возмутился Землерой.

— А что ты натворил? Чем насолил Миразу, в твои-то годы? — осведомился Трампкин.

— Он мой дядя, — признался Каспиан.

Никабрик тут же вскочил и схватился за кинжал, висевший у него на поясе.

— Сам сознался! — завопил он. — Мало того, что тельмаринец, так еще и родич нашего злейшего врага! Наследничек! И вы по-прежнему отказываетесь его убивать? Совсем спятили, не иначе! — Должно быть, он проткнул бы Каспиана своим кинжалом, когда бы Землерой с Трампкином не вмешались и не усадили разъяренного гнома на земляной пол.

— Давай договоримся, Никабрик, — сурово сказал Трампкин. — Либо ты будешь вести себя прилично, либо мы с барсуком сядем на тебя верхом.

Никабрик угрюмо согласился оставить человека в покое. Тогда Каспиана попросили рассказать обо всем подробно. Когда королевич закончил, все какое-то время молчали.

— В жизни не слышал ничего подобного, — пробормотал наконец Трампкин.

— Не нравится мне это, — прорычал Никабрик. — Выходит, люди про нас до сих пор болтают… Не к добру, ой не к добру. Нянька твоя, парень, уж лучше бы она помалкивала. А тут еще учителишка этот, полукровка: с людьми связался, а туда же, в гномы метит. Ненавижу! Ух, как я их ненавижу! Сильнее, чем людей. Помяните мое слово — не к добру это.

— Не суди о том, чего не понимаешь, Никабрик, — отозвался Землерой. — Вы, гномы, все равно что люди, такие же ветреные и суетливые. Вот я — зверь, и не просто зверь, а барсук. Мы, барсуки, ничего не забываем, от крайности в крайность не шарахаемся. И я говорю: великая польза будет от нашей встречи. Перед нами подлинный король Нарнии, истинный правитель, вернувшийся в истинную Нарнию. И пускай гномы забыли мы, звери, помним, что лучше всего Нарнии жилось при короле из рода Адамова.

— Кудри мои, кудряшки! — вскричал Трампкин. — Послушать тебя, Землерой, так мы должны Нарнию людям уступить?

— С чего ты взял? — удивился барсук. — Нарния — не страна людей (уж мне ли того не знать?), но край, коим суждено править человеку. Нам, барсукам, это известно доподлинно — память-то у нас долгая. Вспомните, кто был верховный король Питер? Человек!

— Ты веришь в эти байки? — усмехнулся Трампкин.

— Я же сказал: у нас, зверей, память долгая, — отвечал барсук. — Мы ничего не забываем. И в то, что верховный король Питер правил Нарнией из своего замка Кэйр-Паравел, я верю столь же твердо, как в самого Эслана.

— Ну конечно! — хмыкнул Трампкин. — Да только вот кто ныне верит в Эслана — кроме тебя, разумеется?

— Я, — сказал Каспиан, — Быть может, раньше и я в него не верил, но теперь — верю. Среди людей многие готовы потешаться над Эсланом — ну, над историями про него. И точно так же они потешаются над историями про говорящих животных и про гномов. Порой я сомневался, а существует ли Эслан на самом деле? С другой стороны, в том, существуете ли вы — гномы, фавны и остальные, — я гоже сомневался. Но — вот они вы, самые что ни на есть живые…