За землю Русскую - Анатолий Субботин

— Да.

— Короны ли жалеть римским попам, когда взамен явятся они на Русь со своими полками. То, что они называют союзом и дружбой, нам на Руси рабство и плен.

— Ты что молвишь, Олексич? — Александр окликнул воеводу, который молча слушал беседу.

— То, княже, — встрепенулся Олексич, — не нам помышлять о дружбе с Римом.

— Не помышляю и я о дружбе и не открою ворот меченосцам, — сказал Александр. — Правду молвил болярин Федор: не о благе Руси печалятся в Риме, не помощь Новгороду готовят паписты, а плен.

Сказав это, Александр поднялся, распахнул створу окна. Над затихшим городом нависло сумрачное серое небо. Ни звездочки на нем, ни просвета. Где-то, на торгу должно быть, верещит трещотка решеточного сторожа; ветер набежал, прошумел липами за оградой двора.

— Дозволь, княже, молвить о другом слово, — нарушил молчание Федор Данилович. — Из Тесова весть зело обидна.

— О чем? — не оборачиваясь, спросил Александр. — Не пожаром ли спалило Тесов?

— Нет, уберегли от пожара, — ответил боярин и помолчал, как бы не зная, продолжать ли дальше речь. — От Копорья, от городка, что срубили меченосцы в Водской пятине, войско их поднялось на ладьях по Луге… Грабят погосты, скот берут, полон гонят. Вчера поутру набежали на Тесов. Воеводские ратники и посадские люди оружием бились, отстояли город…

— Тесов воевали меченосцы? — переспросил Александр. Он быстро повернулся и недоверчиво взглянул на Даниловича. — Могло ли так быть, болярин? Далеко Тесов от Копорья; если правду ты молвил, что бились тесовцы с латинами у стен города, то не из Пскова ли прибежали воры?

— Из Копорья, княже, — повторил свои слова Данилович. — Не догадками и не ложью тревожу тебя. Посылал я своих людей в Тесов, видели они воеводу тамошнего и ливонцев, кои пленены тесовцами. Сказывают ливонцы, что были они в Копорье, в полку командора фон Сакена; от Копорья шли на ладьях морем до устья Луги, оттуда, вверх по Луге, к нам. И о том слышно, Александр Ярославич, будто фон Сакен послал гонцов своих к свейскому правителю, который стоит с войском в земле Суми. Сговорятся меченосцы со свеями — в половине лета жди их на Ладогу.

— А мы собрались походом на Псков… Тот ли путь избрали? Что ты скажешь, болярин?

— Не воин я, — ответил Данилович. — Сужу по-своему.

— Как судишь, так и скажи!

— Не бил я врагов мечом, не ходил в походы, Александр Ярославич, а хитростью, бывало, не уступал чужеземцам, — сказав это, Федор Данилович, обжигая пальцы, оправил светильно нагоревшей свечи. — Копорье — злое бельмо на очах Руси. Не оттуда ли тщатся меченосцы закрыть нам путь в ганзейские города, чтобы мы со своими товарами не ходили в Ганзу и Ганзе чтобы не пробиться к нам? Новгороду Великому дорог открытый торговый путь, не менее дорог он Суздальской Руси и всем низовым городам.

Александр слушал не перебивая. После того, что он передумал, речь Федора Даниловича не казалась новостью; то, что сказал Данилович, подтвердило лишь догадку Александра о тайных замыслах меченосцев.

— Непонятно твое слово, болярин, — изумленный тем, что услышал от Даниловича, высказал сомнение Олексич. — Ливонцы далеко от Невы, будет ли туда их поход — неведомо.

— Так ли далеко, воевода? — взглянув на Олексича, усмехнулся Федор Данилович. — Мудро поступим, если предугадаем чужие замыслы. Добра нам от меченосцев не ждать. Темны, как ночь, дела их. В стороне Копорье, но через него лежит наш путь к Пскову.

— Полно, болярин! — пользуясь молчанием Александра, воскликнул Олексич. — Выступим на Копорье, положим труды на поход, а сила меченосцев в Пскове. Там их искать нам. Побьем у Пскова латинских лыцарей, бегут они тогда из Копорья без боя.

— Куда они побегут из Копорья? — спросил Данилович. — Молви о том, Олексич!

— Псков — голова, а Копорье — хвост, болярин; где голова, туда и хвост повернет.

— Может, так станется, а может, и не так, — сказал Федор Данилович. — Ударишь по голове, а хвост, как у змеи, извернется стороной, да и обовьет тебе ноги.

— Стращаешь догадками, болярин, — промолвив это, Олексич взглянул на Александра. — Хуже не было бы…

— Горькие слова молвил болярин Федор, но молвил правду, — прерывая Олексича, произнес Александр. Нахмуренные брови его при этом жестко сомкнулись. — О том и нам думать, Олексич, — Александр бросил взгляд на ближнего воеводу. — Выйдут меченосцы к Ладоге, затворят путь в Ганзу, полонят ижорян и Карелу… Ждать нам тогда большого похода на Новгород. И от Пскова, и от Копорья, и от Ладоги…

Александр помолчал. Олексич приподнялся было, точно хотел возразить князю, но, не найдясь, что сказать, опустился на место, взглянул на Федора Даниловича. Боярин не шелохнулся, но взгляд его, устремленный на Александра, показывал, что Данилович понял мысль князя и одобряет ее.

— Сбудется замысел меченосцев, — продолжал Александр, — как злые осы будут жалить они людей наших, нарушат покой и мир. Твое слово, Олексич, слово воина. Так и я мыслил. Но не в пиру, не за чашами хмельными решать нам спор с меченосцами — в битве. Будем готовиться к ней. Новгород сказал поход на Псков… В Пскове городовые стены высоки, войско меченосцев, что стоит там, людно. С малой силой не решим боя. Будем собирать полки, а покуда… Скорым походом возьмем поле. Не по голове ударим латынян, отрубим хвост у их рати. На том решим, — голос Александра зазвучал тверже. — Воеводам Силе Тулубьеву и Никите Дружинину с сотником Устином — сидеть в Новгороде. Собирать им большой полк. Тебе, болярин Федор, оружие, припас хлебный и иной готовить. Всех кузнецов на Новгороде и окрест поставь к горнам; лучникам, щитникам, бронникам, седельникам и всем ремесленным укажи править свое ремесло. Порочным мастерам вели рубить пороки стенобитные, чтобы, доведется коли, не кулаками бить в стены на Пскове. И еще, болярин, пиши грамоту в Полоцк, князю Брячиславу. Держал бы он в мире Литву и не пускал лыцарское войско на свою землю. Я с дружиною и полками выступлю на Тесов. В городе скажем — идем на Псков. От Тесова же — пешее войско на ладьях, конное берегом — возьмем путь вниз по Луге, на Копорье. Там не ждут нас. Прежде чем командор Сакен облобызается со свеями, нападем и иссечем его рать, разрушим город, а после, всеми полками, выступим на Великую{Великая — река, на которой стоит Псков.}.

Глава 33

Последнее слово отца Биорна

От весеннего Иванова дня до Купалы короток шаг — месяц не обежит своего круга. Дни жаркие; чуть посвежеет ветер — над городом клубятся облака рыжей пыли.

Об эту пору отец Биорн готовился к отъезду из Новгорода.

Беседа с князем Александром рассеяла его тревоги. Он убедился в том, что новгородский князь умен и душевно расположен к обещаниям Рима. Больше всего святого отца радовало то, что Александр не отклонил мысль о союзе Новгорода с Ливонским орденом. А разве могла укрыться от взора Биорна внезапная краска радости, залившая лицо варвара при упоминании о власти святейшего престола венчать союзника своего короною апостола Петра? В беседе с князем легат папской курии, казалось, достиг всего, чего он желал. Александр примет союз с Орденом, а решение об унии предоставит владыке и монастырским книжникам.

Мог ли предположить святой отец, что горечь тревог рассеет его радость, а свет надежд, сиявший ему, померкнет.

Александр выступил в поход на Псков.

Биорн находился в Детинце, когда окруженный воеводами, князь слушал напутственное молебствие у святой Софии; Биорн видел, как Александр Ярославич сел на коня. На улицах Новгорода, провожая уходящее войско, толпились жители; звонили колокола. Под своим стягом, не понукая коня, с поднятым забралом шелома, ехал Александр впереди войска.

— На Псков!

— На Псков!

Неслись крики над рядами воинов. Блестела на солнце медью и железом броня, жаркими лучами сверкали поднятые вверх острые наконечники копий.

— На Псков!

— Вызволим из полона младшего брата Великого Новгорода!

— Изгоним злодеев и татей с нашей земли!

Миновал еще день.

В горестях, которые переживал отец Биорн, одна мысль успокаивала его: погибнет войско новгородское у стен Пскова. Мало копий в полках Александра, много телег с припасами стучало колесами по мостовым, но рать Александра меньше числом рати меченосцев. В Пскове войско командора фон Балка укрыто за каменными стенами и острогами города. Как был бы счастлив отец Биорн услышать радостную весть о позоре ЕГ поражении новгородцев!

В канун отъезда отца Биорна из Новгорода ольдермен Мундт сказал святому отцу, будто новгородское войско, достигнув Тесова, повернуло с торного пути в леса.

— Где ныне войско — неведомо, — говорил Мундт. — Люди сказывают: нет на путях к Пскову ни телеги войсковой, ни копья. Хитрость ли то князя Александра, или, устрашась встречи с войском Ливонского ордена, Александр повернул на кружной, дальний путь.