Пылающий мост - Виктория Угрюмова

Желтоглазая Смерть устала. Малах га-Мавет не привык сражаться левой рукой, да еще столько времени подряд. Несколько раз он стоял на краю гибели. Самым страшным стало для него столкновение с Шуллатом: он замешкался всего лишь на секунду, но эта секунда могла стать последней, если бы Аэ Кэбоалан не направил на Огненного бога свою колесницу. Тот не стал связываться одновременно с двумя бессмертными и исчез. А Кэбоалан снова вернулся в облака – сражаться с бесчисленными гарпиями. Только его вмешательство удерживало этих страшных тварей от очередной атаки на людей.

Йабарданай все еще воевал с тем существом, что еще совсем недавно было хранителем талисмана Эльваганом. Они уходили глубоко под воду, и там, в холодной и темной глубине, сражались так яростно, как сражаются за то, что гораздо важнее собственной жизни. Оха бурлила водоворотами и рычала, как пойманный зверь. Однако неистовые бойцы не покидали ее. А-Лахатал остался наедине со своим вечным страхом.

Когда башнеподобная голубая громада Йа Тайбрайя вознеслась над рекой, когда воды ее выплеснулись на берег и смыли на быстрину многих закованных в железо и сталь рыцарей, он ринулся в бой. Змей был во столько раз больше и сильнее А-Лахатала, что со стороны было странно, что бог вообще сопротивляется.

Оставшиеся в живых хранители уже не могли снова призвать на Арнемвенд своего повелителя. Но они вполне могли победить в этом сражении и своими силами завоевать власть над миром. Тем более что установленный порядок вещей был на их стороне. И Каэтана со своими друзьями и подданными сражалась сейчас вопреки предначертанному. А идти против судьбы всегда тяжело.

Баяндай и Мадурай со своими воинами обрушились на двух божеств, приведших за собой племя йаш-чан. Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон были похожи в свой последний миг на медведей – грузных, могучих и старых, которых обложила свора тявкающих собак. Они крушили черепа и кости своим противникам, они расшвыривали их, но те сбегались снова. И боги устали. Они так долго, так давно воевали с Мелькартом, так отчаянно пытались сохранить свой мир от вторжения Тьмы и Мрака. Хедерге и Хехедей-мерген со своими людьми бросились им на помощь – они не представляли себе жизни без своих божеств. Но даже добежать не успели. Обрушиваясь на землю бесформенной грудой каменной плоти, Ан Дархан обратился к Джесегею:

– Славная, однако, была битва...

– Славная... – прошелестел тот.

Каэ с сотней всадников умудрилась прижать к каменному боку горы остатки танну-ула и уничтожала их, когда увидела, что невдалеке сражаются йаш-чан и Магнус, окруженные целой толпой врагов. Прорубаться туда было тяжело, да и Ворон уже устал, а нового коня достать было негде. Она не дошла до них всего несколько шагов, когда тяжелая стрела с желтым оперением вонзилась в шею Хедерге. Отец схватил безвольное тело сына на руки, и это движение стоило ему жизни: вторая стрела – близнец первой – поразила и его.

– Не-е-ет! – закричала Интагейя Сангасойя так отчаянно, что даже враги обернулись в ее сторону. – Магнус!!!

Она изнывала от боли за отважных йаш-чан, но им было невозможно помочь, а чародей еще был жив, и он просто обязан защититься. Каэ не знала, что стрелы, посланные Эр-Соготохом, сами являются сгустком заклинаний. Магнус отреагировал на угрозу, и даже знак сотворить успел, однако он защищал себя от обычного оружия. И поэтому стрела Эр-Соготоха прошила его насквозь. Он захлебнулся кровью и упал.

– Каэ...

Она пробилась к нему, соскочила с Ворона и опустилась на колени. Сангасои образовали вокруг своей богини и умирающего чародея живую крепость, пробиться в которую не мог никто – ни маг, ни воин.

– Каэ... Смешно, правда?.. Идите, идите... опасно. Номмо только поцелуйте. Боги, как холодно... А я так горячо вас любил.

Его рука зашарила по груди, и Каэтана крепко сжала холодеющие пальцы в своей жаркой ладони.

– Идите...

– Тише, тише, – склонилась она к самому лицу умирающего. – Тише.

– Мне не страшно, – прохрипел Магнус, – он тут. Черный великан...

Чародей дернулся всем телом и застыл. Она закрыла ему глаза и поднялась на ноги. Ей не хотелось бросать Магнуса просто так, но время скорбеть было неподходящее. Каэтана птицей взлетела в седло, и глаза у нее были сухие, тревожно блестящие.

– Удачи тебе, – произнес Астерион, опускаясь возле тела мага. – Не беспокойся, я унесу его отсюда.

Каэ неслась в бой не оборачиваясь, потому что оборачиваться на поле битвы смертельно опасно. Но она знала, что сейчас, за ее спиной, Астерион заворачивает тело друга в свой клубящийся плащ и тот поднимается в воздух вместе со своей драгоценной ношей.

Йабарданаю удалось направить свою колесницу на Эльвагана. Взбешенные гиппокампы с оскаленными клыками неслись на врага, и бывшему понтифику Хадрамаута пришлось отступить. Под водой он был не так ловок, как Владыка Морей. Но отбивался яростно и успел ранить Йабарданая в бедро, отчего за бессмертным тянулась по всей реке клубящаяся красная полоса. Наконец Древний бог прижал Эльвагана к подводной скале и пронзил его своим мечом на длинной рукояти. Выкованное Курдалагоном лезвие прошло и сквозь камень, пришпилив хаануха как бабочку. Йабарданай не стал ждать, пока тот умрет, а выскочил наполовину из воды и заорал на все поле боя:

– Каэ!

Она поняла. Повернула коня, доскакала до берега и с размаху обрушилась в воду. Извивающееся в кровавой завесе тело Эльвагана Богиня Истины заметила сразу и ухватила цепь, на которой висел талисман. Совершенно мокрая, она выскочила на поверхность и уничтожила безделушку одним ударом.

– Я не почувствовал его, – признался Йабарданай, появляясь за ней следом.

– Все может быть. Сейчас они не у дел, – бросила Каэ коротко. – Что со змеем?!

– Подозрительно тихо, – проговорил Йабарданай, погружаясь на дно Охи.

А-Лахатала и Йа Тайбрайя он нашел гораздо ниже по течению. Оба были мертвы и лежали обнявшись, как старые друзья. Голубое бесконечное тело змея обвивало А-Лахатала, а трезубец морского владыки пронзил зверю глаз, пройдя до самого мозга. Сильный поток воды уносил их обратно, к морю, которое оба любили более всего на свете.

Он шел по полю битвы, и сражение затихало на мгновение там, где он проходил, потому что все провожали его взглядами. Он был огромен – ростом с фенешанга – и двигался стремительно и легко, как уррох или лев. И лицо его – вытянутое, с широким и плоским носом, покрытым золотистой шерстью, и изогнутыми кошачьими глазами, искрящимися как изумруды, с раздвоенной верхней губой хищника, из-под которой то и дело показывались блестящие клыки, и торчащими ушами – было почти львиным. Спутанная золотисто-рыжая грива спускалась ниже лопаток, брови были тяжелые, нависающие. Одет этот воин был тоже необычно: нагрудное украшение широким воротником ложилось от основания шеи до солнечного сплетения – оно было свито из золотых нитей, усыпанных изумрудами и хризолитами. Торс оставался обнаженным, давая возможность хорошо разглядеть нечеловеческие мускулы незнакомца. Стройные мощные ноги были затянуты в лосины из мягкой шкуры кого-то из кошачьих, сапоги были увешаны клыками хищников. Опирался этот воин на длинный не то шест, не то посох, набалдашником которому служил выточенный из цельного изумруда череп льва.

Незнакомец пересек равнину с такой скоростью, словно верхом передвигался, и достиг Каэтаны в считанные минуты. Те враги, что пытались ему помешать, были стерты в порошок, причем никто не заметил, как он это сделал.

– Командуй, – склонился он перед Каэтаной. Голос у него оказался бархатистый, мягкий, похожий на ворчание льва.

Князь Малан-Тенгри и Тхагаледжа, сражавшиеся в ту минуту рядом со своей богиней, немного оторопели.

– Кто ты? – спросил князь без обиняков. Он терпеть не мог двусмысленностей и недомолвок. А теперь и времени на них не было.

Незнакомец хищно улыбнулся и повернул великолепную голову в сторону Интагейя Сангасойи:

– Ты меня представишь или мне самому?

– А что тебя представлять? – отмахнулась она мечом от наскочившего урахага. Такахай прочертил на волчьей мощной шее алую полосу. Бежавший следом урахаг вдруг жалобно взвизгнул и, прижав уши, припал на брюхо. – Почуяли...

Каэтана обернулась к своим спутникам, которые с удивлением отметили, что яростный натиск волков-оборотней на их фланге вдруг стих и образовалась минута передышки.

– Рада представить вам, господа, вашего обожаемого Аннораттху. Прошу любить и жаловать. Он же – Верховный Владыка Барахой собственной персоной.

Тхагаледже стало не по себе, и все чувства отразились на его лице в течение нескольких секунд.

– Я не знал, – сказал он. – Я не представлял даже...

– Я и сам забыл, – рыкнул Барахой. – Помнишь, Каэ, ты спросила меня как-то, каков я на самом деле. Я тогда честно ответил, что уже успел забыть...