Хаидэ - Елена Блонди

— Конечно. Мы поспим, а завтра проедем в ущелье, проверим, куда оно ведет. Спать будем здесь. В темноте не спустимся.

— Да. Кони пасутся. А тут сухо и тепло.

Они устроились в глубине пещеры, круглой, как внутренность каменного яйца, с полом, покатым к середине. Легли прямо в выемку на дне, подгибая ноги и прижимаясь друг к другу. Посреди ночи Техути разбудил дальний грохот. Где-то в ущелье падали, медленно валясь, камни со склонов. И, улыбаясь, мужчина устроился удобнее, обхватив женщину через живот. Вряд ли они далеко проедут по ущелью. Сели и камнепады после сильных дождей в горах — обычное дело.

Княгиня не проснулась от шума. Ей снился полис и пыльная рыночная площадь, вокруг которой бесновалась толпа, вздымая руки с зажатыми кошелями. Жадные лица глядели куда-то за ее плечо, и там что-то было, что-то стремительное и страшное, носилось, топоча, взрыкивало и кричало, захлебываясь. После каждого крика толпа вскидывалась снова, тоже крича и снова смолкая, только десятки глаз жадно следили за чем-то.

Она хотела повернуться, но не могла, шея закаменела. Изнемогая от напряжения, следила за дикими лицами, пытаясь на них прочитать — что же там, за спиной.

А потом посреди слепых от ярости лиц увидела серьезные темные глаза, единственные, что глядели прямо на нее. Молодое лицо, с пушком на смуглых щеках, черные волосы, спускающиеся на худые плечи. Чье лицо? Откуда? Не могла вспомнить.

От усилия пот побежал по ложбинке спины, щекоча кожу. «Если б я не спала, узнала бы. Как его имя?». Но имени не было. Безымянный кивнул в ответ на ее взгляд-крик, поднял руку, маня за собой. И поворачиваясь, пошел сквозь толпу. Туда, где за оранжевыми черепицами мощеная камнем городская дорога превращалась в проселок, утоптанный копытами и колесами, а после — в еле заметную тропу. И там, на самом конце тропы бился крошечный огонек костра. Как маленькое живое сердце в темнеющей груди степи.

«Мне дорога — не в полис… мне оставаться тут…»

К полудню следующего дня они медленно ехали, удаляясь от гряды Паучьих гор. Все утро провели в ущелье, безнадежно тыкаясь в мощный каменный обвал, перегородивший узкий проход, стиснутый по бокам неприступными скалами. Даже если бросить коней, то не перелезть через угрожающе неустойчивые каменные глыбы, что нависали над головами. И не одолеть ровные скалы без уступов и впадин.

Хаидэ без возражений согласилась вернуться. И слегка удивленный Техути ехал рядом, испытующе поглядывая на худое сосредоточенное лицо. Перекинувшись несколькими фразами, они долго ехали молча, пока, наконец, не встали посреди ковыльного поля, нежным платком кинутого на каменные проплешины.

— Нам к югу, Хаи. К вечеру доберемся до тракта. А там уже к побережью.

Она молчала, разглядывая горизонт.

— В полисах есть книжники. У них периплы и карты. А еще, помнишь, когда я вытащил тебя из норы шамана, я вызнал о способах говорения с мертвыми?

— Да.

— Я знаю людей, у которых можно добыть нужные свитки. И они подскажут, у кого достать зелья для приготовления состава.

— Ты снова хочешь говорить с мертвыми? Мой сын слишком мал, он не умел разговаривать, когда… умер.

— Нет. Но я могу сделать так, что тебе и Ахатте будет сниться один сон на двоих. У нее ты узнаешь, где они сейчас и как попасть туда.

— Это правда?

Надежда сделала усталое лицо прекрасным. Таким, какое Техути полюбил когда-то, когда золотые волосы были заколоты драгоценными гребнями, а шею украшали ряды ожерелий.

«Она — сама себе драгоценность».

Но мысль мелькнула и канула, а поверх навалилась другая, торжествующая — она мне верит, я правильно нащупал дорогу!

— Конечно, люба моя. Поселимся на окраине. Я заработаю немного денег и мы сможем надеть городские одежды. Продадим коней. Нас не узнают. И все, что можно, я выведаю и выспрошу. А потом вернемся.

— Да… Наверное, так.

И вдруг, ахнув, схватила его за руку, показывая на ветер, что гнал по легкой белизне волны теней.

— Ты видишь? Видишь?

— Что? Ветер?

— Ты видел его?

Ее щеки пылали, а в глазах плеснула радость узнавания.

— Ши Эргос, старший из ши Патаххи! Я видела его во сне, но не узнала. Он зовет меня!

— Хаи, тут никого, только мы!

— Он прошел совсем рядом и, смотри — вот его след! Он далеко, будто отплыл по течению, по быстрине. Но был. И звал!

— Бедная моя люба. Тебе надо хорошо поесть и поспать. И забыть ненадолго о горестях.

— Теху, я видела!

— Хаи, поехали. У первого ручья устроим привал. И все пройдет.

Забирая руку, она отъехала на несколько шагов. Сказала убежденно, с радостной уверенностью в голосе:

— Вот он, знак. Мы едем к Патаххе. Ши Эргос послан за нами.

«Нет» тревожно стукнуло в голове египтянина. И он повторил вслух:

— Нет. Хаи, мы едем в полис.

— Люб мой, Патахха зовет, нам нужно к нему.

Техути ударил Крылатку в бока согнутыми коленями. Поворачивая коня на месте, закричал, изгибаясь в седле и не сводя глаз с лица княгини, на котором радостная уверенность сменялась растерянностью.

— Тебе! Все нужно тебе! А я следую за тобой хвостом, и ладно б только сейчас, но и раньше! То одно, то другое, и всегда ты приказываешь, а я исполняю! Вот погоди, люб мой, вот засветит и тебе солнце! Когда? Полтора года, княгиня! Полтора года ожидания счастья! И сейчас ты выбираешь призрака, тень на траве тебе важнее моих слов. А ведь я хочу помочь! Но снова я нужен лишь, чтоб подставить спину под твои царственные ноги. Как… как… кинжал — достала и убрала, достала и…

— Зачем ты? Я не…

— Затем, что это правда!

— Чего ты хочешь?

Выпрямляясь, она повела Цаплю грудью на Крылатку, на лицо набежала тень ярости и чтоб сдержаться, Хаидэ прикусила губу.

— Я? Я хочу, чтоб ты любила! И с радостью повиновалась, как подобает любящей! Чтоб это было всегда! Потому что это и есть любовь!

— Ты забыл? Забыл, как я подчиняюсь тебе в любви, Тех? Как ты мучаешь, повелевая той, что сама повелевает сотнями воинов?

— Тебе самой это нравится! Разве нет?

— А тебе нужно, чтоб я делала то, что не нравится мне?

— Да!

— Да?

Она застыла в седле, опустив поводья. Цапля дергала головой, фыркала, тревожно косясь на опущенную морду Крылатки. Позади перетаптывались Рыб и Ласка.

Техути с ненавистью смотрел на застывшее лицо женщины, такое некрасивое…

— Я не знала, что так. Что любовь — это мучить того, кто любит тебя.

Ее голос был бесцветным и сухим. А Техути так ждал, что он дрогнет, зазвенит слезой, сорвется в плач, показывая, как важен он ей, как страдает она от резких слов.