Край вечных туманов - Роксана Гедеон

– Мы предоставим реальные доказательства его продажности.

– Реальные?

– Реальными они покажутся Робеспьеру и его приятелю Сен-Жюсту.

Я пристально смотрела на барона, ожидая объяснений.

– Видите ли, принцесса, Робеспьер и его компания ненавидят Дантона. У меня есть сведения насчет того, что Робеспьер совсем не прочь, чтобы Дантон навсегда исчез с политического горизонта. Он, этот жалкий паяц, исписал целые тетрадки, изливая в них злобу на Дантона… Черт побери, – воскликнул Батц с внезапным гневом, – Франция действительно пала очень низко, раз допустила такого кровавого шута, как Робеспьер, к власти!

– Что вы мне предлагаете сделать? – перебила я его, полагая, что мне незачем созерцать все эти вспышки гнева.

– Вы очень по-деловому подходите к моему предложению. Мне это по душе…

Вытягивая длинные ноги и удобнее располагаясь в кресле, он заговорил громко, медленно и внятно:

– Вы отправитесь к Дантону домой, принцесса, поговорите с ним о всяких пустяках, попытаетесь отвлечь его внимание и за время пребывания в его доме улучите минутку и подбросите ему и стол кое-какие бумаги. После чего вы преспокойно выйдете на улицу, где мой человек под видом полицейского агента опознает вас. Вас арестуют и при обыске найдут крупную сумму денег, адресованную нашему подопечному, и письма, доказывающие связь Дантона с английской разведкой. Кое-что вы, разумеется, расскажете на допросе устно… От вас потребуется все актерское умение играть, сударыня.

– Вы что, полагаете, я соглашусь на это? – прервала я его, чувствуя, как мною овладевает возмущение.

– Да, принцесса, – пристально глядя мне в глаза, ответил Батц. – Полагаю, что согласитесь.

– Ну, да, конечно, – произнесла я, сжимая подлокотник кресла, – сейчас вы скажете, что, если я откажусь, Аврора и Изабелла де Шатенуа на днях переберутся в Консьержери и предстанут перед Трибуналом, не так ли?

Батц молчал.

Глядя на него, я пережила скверную минуту. Зачем я только затронула эту тему! Может, Батц ничего подобного и не думал, может, я сама подала ему эту идею! Внутри у меня все сжалось, и, не в силах больше выдерживать эту затянувшуюся паузу, я тихо и нерешительно спросила:

– Вы ведь не сделаете этого, правда? Аврора, она еще совсем ребенок, ей нет и двенадцати…

Голос у меня задрожал, и я замолчала. Нет смысла выказывать перед Батцем слабость, это нисколько не поможет.

Поднявшись, барон подошел к окну. За ночь подморозило, и стекло снаружи покрылось причудливой изморозью. Какой-то миг, разглядывая переливающиеся в лучах солнца кристаллы льда, Батц произнес – очень сухо и холодно:

– Вы, как я вижу, считаете меня чудовищем, принцесса. Сразу замечу, что ваше мнение для меня не имеет никакого значения. Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, я даю вам слово дворянина, что, каким бы ни было ваше решение, я не причиню никакого вреда ни вам, ни вашим родным.

С его стороны это была какая-то новая тактика, какая-то уловка. Не понимая, что он замыслил, я внутренне растерялась.

– И… что же, – сказала я нерешительно, – если я не соглашусь на ваше предложение, смогу ли я свободно покинуть этот дом?

– Безусловно, если вы поклянетесь, что все, о чем мы здесь говорили, останется между нами.

Итак, я узнала все, что хотела. Сию же минуту я откажусь от невероятного предложения Батца и через полчаса меня здесь не будет. Это очень даже просто… Но я молчала.

Я уйду отсюда, и что дальше? Аврора и Изабелла останутся в тюрьме. Денег у меня нет, да и идти, кроме как к Джакомо, мне некуда. Но у брата семья, дети, а из-за меня их всех могут арестовать. При самом лучшем стечении обстоятельств я снова попаду в тюрьму дня через три-четыре, и уж тогда это будет верная смерть. Мне предъявят обычное обвинение – участие в роялистском заговоре… Так не лучше ли принять предложение Батца и хотя бы знать, что умираешь не за пустяк?

Революция задолжала мне. У меня был долгий счет – отец, Розарио, Лескюр… Их смерть была на совести Республики. А кто виновен в том, что Жанно растет как обыкновенный деревенский сорванец? Кто виновен в том, что казнь грозит Авроре, одиннадцатилетней девочке, повинной только в, том, что ее считают моей дочерью… Так стоит ли мне колебаться?

– Мне все-таки кажется, принцесса, что вы примете мое предложение, – заметил Батц, глядя на меня очень внимательно.

– Почему вы так думаете?

– А разве вам не хочется отомстить? Полноте, принцесса, в нас течет кровь де ла Тремуйлей, которые месть ценили превыше всего! Да и есть ли у вас выбор? Если вы сейчас уйдете, рано или поздно вас снова схватят. Нынче людей отправляют на гильотину и за куда меньшее прегрешение, чем происхождение. Готов поспорить, что в лучшем случае вам удастся пробыть на свободе неделю… У вас же на лице написано, что вы аристократка, и это видит каждый прохожий на улице.

Я вздрогнула. Батц будто прочел мои мысли. Если я хочу отомстить, то лучшего случая мне не представится. Я приняла решение… Революция приговорила меня к смерти, так пусть же мне будет за что умереть.

– Да, – кратко произнесла я сдавленным голосом.

– Каковы же ваши условия? – сразу же спросил барон.

У меня сжалось сердце – я вспомнила о Жанно, его глаза, его детский смех, его губы, касающиеся моей щеки… Мой мальчик, мой малыш – вот мое условие. Пусть мне придется погибнуть, но я заставлю Батца позаботиться о Жанно. Без этого сделка не состоится.

– Мой сын, – с трудом произнесла я. – Он находится в Сен-Мор-де-Фоссе, и я хотела бы увидеть его, прежде чем…

– Вас отвезут туда завтра же, принцесса.

Я немного помолчала, собираясь с мыслями.

– Это еще не все, барон, – решительно сказала я наконец. – Вы должны будете вывезти его из страны. Его и еще одного мальчика, Шарля де Крессэ, моего воспитанника.

– Да у вас целый пансион, принцесса!

Я нахмурилась.

– В данный момент, сударь, я меньше всего расположена выслушивать ваши насмешки.

– Это не насмешки. Я просто обращаю ваше внимание на то, что вывезти за границу двух мальчиков гораздо сложнее, чем одного.

– Меня это не интересует. Их двое, сударь.

– И какую же страну вы предпочитаете? Кому их отдать?

Я не задумывалась над ответом ни секунды. На всем белом свете остался только один человек, способный позаботиться о моем сыне и дать ему образование…

– Я хочу, чтобы вы отвезли мальчиков к моей мачехе, Сесилии де ла Тремуйль. Она состоит в свите графини д'Артуа и находится, видимо, либо в Англии, либо в Дюссельдорфе или Бланкенбурге.

Барон молча кивнул, выражая свое согласие. «Кошмар, – подумала я. – Это он потому так легко соглашается, что дает обещания смертнице».