Император Крисп - Гарри Тёртлдав

Приветствия халогаев не помогли ему успокоиться, когда он шагнул через порог. Крисп ждал его за столом с развернутой картой; в руке у него была чаша с вином, а на лице любопытство. Но, несмотря на любопытство, он терпеливо дождался, пока Фостий тоже наполнил чашу и сделал долгий глоток. Вино сладкой струйкой полилось ему в горло, но храбрости не прибавило. «Скверно», — подумал Фостий.

— Ну, — поинтересовался Крисп, когда Фостий отвел чашу от губ, — что же это за столь страшный и мрачный секрет, что ты не посмел раскрыть его в присутствии своей возлюбленной?

Если бы в его голосе прозвучал сарказм, Фостий развернулся бы и вышел из шатра, не ответив. Но отец выглядел лишь любопытным — и дружелюбным, к чему Фостий тоже не привык. Он перебрал в голове десяток формулировок своего вопроса, однако когда тот сорвался с его губ, то прозвучал прямо и без обиняков:

— Ты действительно мой отец?

Крисп внезапно застыл — весь, кроме широко распахнутых глаз. Затем, словно давая себе время подумать, Автократор поднес чашу к губам и осушил ее до дна.

— Я все гадал, чего же ты хочешь, — произнес он наконец. — Но не ожидал, что спросишь меня об этом.

— Да или нет?

Как и многие молодые люди, Фостий считал своего отца — или того, кого он считал своим отцом, — стариком, но стариком в смысле консерватизма и физической силы, а не истинной старости. Теперь, когда морщины на лице Криспа резко углубились, Фостий со зловещей уверенностью увидел, что перед ним и в самом деле сидит старик.

— Да или нет? — повторил Фостий. Крисп вздохнул, его плечи поникли. Он коротко, еле слышно хохотнул. Фостий едва не ударил его, когда Крисп подошел к кувшину с вином, наполнил свою чашу и заглянул в ее темно-рубиновую глубину.

Потом он взглянул на Фостия и почти шепотом ответил:

— С того дня когда я надел корону, думаю, не проходило и недели, когда я не задавал себе тот же вопрос… и я до сих пор не знаю на него ответа.

Фостий ожидал услышать «да» или «нет», нечто такое, во что он мог так или иначе вонзить зубы. И то, что его оставили в еще большей неопределенности, едва не свело его с ума.

— Да как ты можешь этого не знать? — воскликнул он.

— Если уж ты додумался до подобного вопроса, сын, то и ответ должен стать для тебя очевиден, — произнес Крисп и глотнул вина — возможно, он тоже искал в нем мужество. — Твоей матерью была жена императора Анфима; если бы не она, то Анфим погубил бы меня с помощью магии в ту самую ночь, когда я захватил трон.

Прежде чем стать моей женой, она уже несколько лет была императрицей, но ни разу не беременела. Ни одна из других женщин Анфима тоже не зачала — а уж он, поверь мне, перетрахал их целую толпу. Но что это доказывает? А ничего. Я думаю, что ты, вероятнее всего, мой сын, но это самое большое, что я могу сказать хоть с какой-нибудь надеждой на истину.

Фостий сделал в уме быстрые подсчеты. Если его отец — Крисп, то Дара, скорее всего, забеременела еще до того, как он свергнул Анфима… и раньше, чем вышла за Криспа замуж. Другими словами, у Криспа с его матерью была внебрачная связь.

Он прогнал прочь эту мысль; она была слишком неуютной, чтобы размышлять над ней дальше. Вместо этого он произнес:

— Ты всегда говорил, что я похож на мать.

— А ты и в самом деле похож — особенно глаза. У нее была точно такая же складочка во внутреннем уголке глаза. И форма лица у тебя такая же, и нос. Скажи ей спасибо, что тебе не достался мой клюв. — Крисп коснулся кончика своего носа.

— Но может оказаться и так, что ты не имеешь никакого отношения к форме моего носа, — возразил Фостий.

— Есть такая вероятность, — согласился Крисп. — Но если ты и не пошел в меня, то на Анфима тоже не похож. Будь это не так, ты выглядел бы красивее, чем сейчас, — уж его Фос красотой не обделил. Однако ты похож на Дару. И всегда был похож, еще с пеленок.

Внезапно Фостий ярко представил, как Крисп всматривается в него, совсем младенца, отыскивая следы сходства с Анфимом.

— Теперь я не удивляюсь, почему ты иногда обращался со мной как с кукушонком.

— Разве? — Крисп вновь заглянул в чашу с вином и глубоко вздохнул. — Если это так, то прости меня, сын. Я всегда старался относиться к тебе справедливо, отбросив всякие сомнения, хотя они у меня были.

— Справедливо? Верно, в справедливости тебе не откажешь. Но ты так редко… — Фостий смолк. Ну как ему объяснить отцу, что справедливость хороша в суде, а в семье необходимо нечто большее? И он сказал лучшее, что смог: Кажется, тебе всегда было легче с Эврипом и Катаколоном.

— Может быть… может быть. Однако ты в этом не виноват — проблема во мне. — Пусть Криспу не хватало теплоты, зато ему хватило сил встречать проблемы лицом к лицу. — И куда мы теперь пойдем? — спросил он. — Чего ты от меня хочешь?

— Можешь ли ты воспринимать меня таким, какой я есть, не гадая при этом, чьим сыном я могу оказаться? Ведь во всем главном я твой сын. — И он рассказал Криспу, как подражал ему, будучи пленником, и сколь многое из сказанного отцом приобрело впоследствии для Фостия новый смысл.

— Я знаю, почему так получилось, — сказал Крисп. — Все дело в том, что человек по-настоящему способен научиться чему-то только на собственном опыте. Наверное, прежде я лишь напрасно сотрясал воздух, читая вам свои проповеди: вы просто не могли ухватить смысл моих слов. Зато когда они доказали вам свою полезность… ничто не может сделать меня более гордым.

И он стиснул Фостия в медвежьих объятиях. На мгновение в юноше вспыхнула досада: где были его отцовские объятия, когда он был мальчиком и нуждался в них больше всего? Но Фостий сам догадался, каким должен быть ответ на этот вопрос.

То, как Крисп вел себя все эти годы, не доставляло ему удовольствия, но теперь и такое его поведение обрело смысл.

— Неужели у нас с тобой все останется по-прежнему? Несмотря на все сомнения, я, кроме тебя, никого, включая Анфима, не желаю называть отцом.

— Это обоюдоострые слова… сын. Благодаря мне или вопреки мне, но ты стал мужчиной. Давай надеяться, что наши отношения станут не такими, как прежде, а лучше. И да будет так, потому что большая часть яда, отравлявшего нам жизнь, уже вытекла.

— Да поможет нам в этом Фос… отец, — произнес Фостий. Сын и отец вновь обнялись. Когда они разжали объятия, Фостий зевнул. — А теперь я со спокойной душой пойду спать.

— Ты расскажешь своей даме о том, что произошло между нами? — спросил Крисп с хитрецой в глазах.

— Может быть, когда-нибудь, — ответил Фостий, немного подумав. — Но не сейчас.

— То же сказал бы и я, окажись я в твоих сандалиях, — согласился Крисп. — Ты мыслишь как мой сын, уж это точно. Спокойной ночи.