Окопники - Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко)

Вмиг растопились льды — снега дьяволовы, ринулись вниз потоки неудержимые. Подхватили Ивана, стали бить его о камни острые, швырять в пропасти бездонные…

Так и погиб Иван, крестьянский сын. Сам погиб, а вернул людям красное солнышко, обогрел землю его лучами.

И там, где капли крови Ивана на камни падали, где било его о скалы острые, заполыхали синим цветом первые весенние цветы. И назвали люди ге цветы Иванов — цвет…

Мать крепче прижала к себе Катю.

— Спишь, доченька?

— Нет, мама, слушаю…

— А слушать больше нечего, доченька, кончилась сказка. Спи, родная! Скоро утро, а тебе рано вставать. И помни: не потушить никому солнца! Всегда найдутся на нашей земле Иваны — богатыри!

Заснула мать. Катя слышала ее ровное дыхание. За стенкой беспокойно ворочалась тетушка Шушаник. Катя лежала и думала о том, что есть в старой сказке великая, мудрая правда жизни, могучая вера в силу и мужество народа.

ГРУППА «РАССВЕТ» ДЕЙСТВУЕТ

Был один, незамеченный фашистами, свидетель ночной операции в развалинах взорванного санатория. Белобрысый мальчишка в старых матросских ботинках, стеганом бушлатике и шапке — ушанке подошел к разбитому зданию санатория в тот момент, когда из фыркающих грузовиков стали выскакивать немецкие солдаты. Мальчишка, именно потому, что он мальчишка, не ушел из опасного места, а затаился в развалинах бывшего санаторного пищеблока.

Владика Каширина спасло то, что он опоздал на явку. Тетка Меланья не пустила его «шататься по ночам». Она заперла дверь и вытащила ключ. Пришлось ждать, пока тетка заснет, а затем выбираться через окно.

Как жалел Владик в эти минуты, что не захватил с собой парочку гранат — «лимонок» или хотя бы тяжелый пистолет из своего потайного арсенала, устроенного в старом дзоте! Когда Катя Соловьянова обнаружила у него одну такую гранату, она решительно заявила, что отчислит его из боевой группы, если он будет ходить с оружием.

Возле входа в подвал раздался приглушенный крик, возня, немецкая речь. Потом грохнул пистолетный выстрел, застучали автоматы. И вдруг где‑то в недрах развалин ударил мощный взрыв. Столб красноватого пламени метнулся в небо.

Владика чуть не придавило огромной каменной плитой, отброшенной взрывом. Вокруг градом забарабанили каменные осколки.

«Это мины! Те самые противотанковые мины, которые мы должны были заложить сегодня на дороге!» — догадался Владик.

Он знал, что после такого взрыва в подвале не может быть живых. И заплакал от жалости, боли, ненависти. Он лежал на жестком щебне и, чтобы как‑то справиться с душившими его слезами, кусал себе руку…

«Буду мстить фашистам! Пусть знают, что наша группа «Рассвет» не погибла, что она живет и будет жить!» — твердо решил Владик.

Быстрая, ловкая мальчишеская фигурка легкой тенью проскользнула мимо немецких патрулей, через огороды и виноградники к маленькому домику на окраине Анапы.

В своей крошечной комнатушке Владик Каширин засветил добытую где‑то плошку с вошочнм жиром и торчащим из него фитильком. Потом достал из тумбочки склянку с чернилами, тетрадку, ручку.

Чернила пересохли. Владик прошел в сени и зачерпнул в кружку воды из макитры. На обратном пути он заглянул на кухню. Тетя Меланья и Лара спали на кровати возле печи. Вернувшись в комнатушку, Владик развел чернила водой, вырвал из общей тетрада! десяток листов в клеточку и перочинным ножом аккуратно перерезал их пополам.

Владик вздохнул и задумался. Что писать? Листовки должны быть короткими, иначе он не успеет приготовить их к утру. Владик попробовал перо и начал работу. «Товарищи! — написал он печатными буквами. — Наши уже близко! Бейте фашистских гадов! Группа «Рассвет».

Склонив набок белобрысую голову, Владик полюбовался листовкой и принялся за другую

Мальчик не знал, сколько времени просидел за столом. Он почувствовал, что глаза у него стал!! слипаться, а буквы расплываются, словно в тумане.

Владик пересчитал листовки. Их было шестнадцать. «Хватит пока», — решил он. Потом достал баночку резинового клея, «позаимствованного» у оккупантов дчя ремонта старых ботинок тетушки Меланьи.

Через полчаса темная фигурка скользнула мимо часовых. Первую листовку Владик наклеил возле порта. Вторую — на древние крепостные ворота. Еще две прилепил в самом людном месте, на базарной площади.

Домой он добрался перед рассветом и, обессиленный, смертельно усталый, не раздеваясь, свалился на кровать.

Разбудила его тетка Меланья. Было уже около одиннадцати. Через маленькое окошко в комнату заглядывало солнце.

— Вставай, Владик, вставай, милый! — сказала тезка Меланья. — Вот видишь, как хорошо, что я тебя вччэа вечером никуда не пустила. Ночью фашисты, говорят, подпольщиков ловили. Подпольщики опять что‑то взорвали. И листовки снова по городу расклеены. Отважные люди!

После скудного завтрака Владик прежде всего забежал в свой «арсенал» в винограднике. Дзот был разбит взрывом. Вокруг него находилось минное поле, и никто, кроме него, не ходил сюда. Проверив свое хозяйство, Владик побежал в центр города.

Заложив руки в карманы старых штанов, Владик ленивой походкой брел по базару.

На дощатой стене одного из ларьков еще оставался след листовки. Тут же была наклеена голу боватая бумага с печатным текстом и изображением орла, державшего в когтях свастику. Рядом стоял полицай.

Владик с независимым видом стал читать немецкую листовку.

Комендатура разыскивала «советского диверсанта Вадима Каширского, высаженного в Анапу большевистской разведкой», и обещала за выдачу диверсанта деньги и продукты.

«Интересно, фамилия подпольщика так похожа на мою! — подумал Владик. — Вот бы найти этого человека! Мы бы с ним дали фашистам прикурить!»

Стоявший возле листовки полицай не мог и думать, что неуловимый диверсант стоит перед ним собственной персоной. Да и Владик не догадался, что объявление сделанное на основании слов Клавдии Торсиной, относится к нему.

До вечера мальчик старательно ремонтировал теткины боты. А когда сгустились сумерки, улегся спать.

— Совсем обессилел парнишка! — причитала тетка Меланья, укутывая племянника поверх одеяла своим пальто. И долго еще, вздыхая, смотрела на худое мальчишеское лицо…

В полночь, когда город забылся в тревожном сне, когда по улицам гулко топали сапоги немецких патрулей, легкая теиь снова бесшумно пробиралась к центру города.

Тень замерла у забора из колючей проволоки, окружавшего казарму полицаев. Взмахнув рукой, тень припала к земле.

Послышался звон разбитого стекла, и тотчас внутри здания грохнул взрыв.

Часовой испуганно сдернул с плеча винтовку и принялся палить в темноту. В окнах казармы затрепетали огненные языки пламени. Из здания раздались крики, ругань…

Встревоженные взрывом и стрельбой, выскочили из караулки немецкие солдаты, охранявшие въезд в зону Высокого берега. Они столпились возле шлагбаума, возбужденно перебрасываясь отрывистыми фразами. И никто из них не заметил, откуда прилетел маленький черный предмет, шлепнувшийся о землю возле них.

— Ахтунг! — крикнул кто‑то из караульных.

Но его крик был заглушен взрывом.

Услышав второй взрыв, застрочили из автоматов патрули, обходящие городские улицы. Они стреляли, не видя цели, во враждебно настороженную темноту, в тихие домики, в виноградники, в которых им чудились притаившиеся фигуры…

Владик Каширин, лежа между стеной дома и каменным забором, ждал окончания яростной стрельбы. А когда она притихла, он одному ему известными тропинками, через лазы в заборах, через виноградники и руины разрушенных домов добрался до маленькой хатки на окраине города.

Владик открыл окно. Комнатушка дохнула в лицо знакомым теплом.

Мальчишка разделся, забился под одеяло и сразу уснул глубоким сном уставшего человека.

А немецкий комендант Анапы поднимал в это время по тревоге гарнизон и рассылал по городу усиленные патрули и бронетранспортеры.

И гауптман Герст в своем кабинете составлял срочную радиограмму, в которой просил направить в Анапу дополнительные воинские части.

— Командование сообщило, что оно вынуждено отозвать на фронт группу егерей, расквартированную в Анапе, герр гауптман, — напомнил Герсту его помощник. — На фронте очень тяжелое положение…

— Оно станет еще тяжелее, если Анапу займут партизаны или подпольщики нарушат наши коммуникации! — холодно ответил Герст. — Сообщите командованию, что такая опасность существует… — Он прошелся по кабинету. — Проклятая страна, в которой девчонки сражаются, как опытные солдаты!

Курт удивленно покосился на Герста. Впервые он услышал в неизменно спокойном голосе гауптмана нотки тревоги и страха…