Жюстина - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

– Ты по-прежнему тверд в своем намерении относительно твоей сестры? – спросил меня Александр несколько месяцев спустя, на что я ответил такими словами;

– Я ещё больше хочу отомстить ей самым жестоким образом за иллюзию, в плен которой заманили меня её чары; в моих глазах она является ужасным чудовищем, но если ты влюблен в неё, я смирю свои чувства.

– Кто? Я? – воскликнул Александр. – Чтобы я увлекся женщиной, которой наслаждался! Разве я не раскрыл тебе свое сердце? Будь уверен, что оно похоже на твое, поверь мне, что я тоже терпеть не могу этих девиц, и если хочешь, мы придумаем вместе, как их погубить.

– Дадим друг другу клятву, – добавил я, – и пусть ничто не помешает нам.

– Согласен, – ответил Александр, – но какое средство мы изберем?

– Я знаю одно очень надежное: сделай так, чтобы моя мать застала тебя вместе с моей сестрой, я знаю её суровость, она придет в бешенство, и София пропала.

– Как это пропала?

– Её поместят в монастырь.

– Хорошенькое наказание! Нет, для Анриетты я желаю чего-нибудь посущественнее.

– Как далеко ты хочешь зайти в своем гневе?

– Я хочу, чтобы она была обесчещена, унижена, разорена, оставлена нищей; я хочу, чтобы она просила милостыню у моего порога, а я буду с великим удовольствием отказывать ей.

– Хорошо, – сказал я другу, – в таком случае я был прав, думая, что превосхожу тебя в этом смысле… Однако ничего пока не хочу объяснять. Условимся действовать по отдельности, затем расскажем друг другу о своих делах, и тот, кто окажется искуснее, получит от другого признание в поражении. Согласен?

– Согласен, – сказал Александр, – но мы должны ещё раз получить удовольствие, прежде чем приступить к делу. Поскольку моя мать снова отсутствовала, мы устроили последнюю встречу там же, где состоялась первая. На этот раз мы насладились такими сладострастными сценами, каких не устраивали до сих пор, и закончили их тем, что жестоко оскорбили бывших идолов своего культа. Мы привязали их друг к другу живот к животу и в таком положении в продолжение четверти часа избивали хлыстами; мы награждали их пощечинами, придумывали для них всевозможные наказания; одним словом, мы унизили их до последнего предела и дошли до того, что плевали им в лицо, испражнялись на грудь, мочились в рот и в вагину, одновременно осыпая их самыми гнусными ругательствами. Они рыдали, мы смеялись над ними. Мы не усадили их с собой за стол, они прислуживали нам голыми; потом, заставив их одеться, мы вышвырнули обеих хорошим пинком в зад. Насколько же скромнее вели бы себя женщины, если бы знали, в какое рабство толкает их либертинаж! [Пусть теперь попробуют сказать, что эта книга аморальна, коль скоро вся она служит доказательством этому утверждению (Прим. автора.)] Поскольку мы обещали друг другу действовать раздельно, я потерял Александра из виду приблизительно на шесть недель и воспользовался этим временем, чтобы расставить вокруг несчастной Софии все батареи, действие которых вы скоро увидите сами. Моя сестра, будучи очень темпераментной от природы, с той же легкостью уступила домогательствам одного из моих друзей, с какой отдалась моему кузену, и с этим другом я её и застал. Не буду описывать вам ярость матери, скажу лишь, что она была ужасна.

– Ты должна опередить её действия, – сказал я Софии, – поторопись, ты попадешь под замок, если не воспользуешься моим -советом; избавься от этого чудовища, попытайся покончить с этим докучливым аргусом, а я дам тебе верное средство. Растерянная София поколебалась и наконец сдалась. Я приготовил роковой напиток, сестра подставила его матери, и та свалилась на пол.

– О святое небо! – вскричал я, с шумом влетая в комнату. – Матушка… что с вами? Это наверняка дело рук Софии, этого бездушного чудовища, которому грозил ваш справедливый гнев… Вот как отомстила она за ваши спра– ведливые нарекания. Пусть же она поплатится за свое преступление. Я раскрыл его, надо арестовать Софию! Надо наказать виновницу чудовищного убийства, пусть она погибнет, пусть отплатит кровью за смерть моей матери. Именно с этими словами я представил пришедшему комиссару яд, найденный в комнате сестры и завернутый в её белье.

– Неужели и теперь могут быть какие-то сомнения, сударь? – продолжал я, обращаясь к представителю закона. – Разве преступница не изобличена? Для меня ужасно, что приходится выдавать свою сестру, но я предпочитаю, чтобы она умерла, чем носила на себе печать бесчестия, и нисколько не колеблюсь между прекращением её дней и опасными последствиями безнаказанности. Исполняйте свой долг, сударь, я буду несчастнейшим из людей, зато мне не придется упрекать себя в преступлении этой злодейки. Потрясенная София бросила на меня ужасный взгляд, она хотела что-то сказать, но ярость, боль и отчаяние помешали ей; она рухнула без чувств, её унесли… Судебная процедура прошла как обычно, я пришел в суд, подтвердил свое заявление. София пыталась возложить вину на меня, объявить меня автором этого смертоубийства. Моя мать, которая была ещё жива, приняла мою сторону и сама обвинила Софию; она рассказала о её поведении: какие ещё доказательства были нужны судьям? Софию приговорили к смерти. Я помчался к Александру.

– Ну и как твои дела? – поинтересовался я.

– Скоро увидите, образчик добродетели, – отвечал мне Александр. – Разве вы не слышали о девушке, которую должны нынче вечером повесить за попытку отравить свою мать?

– Да, но эта девушка, – моя сестра; это она дарила тебе наслаждение, а эта казнь – дело моих рук.

– Ты ошибаешься, Жером, это моя работа.

– Негодяй! – воскликнул я, бросаясь на шею друга. – Теперь я вижу, что мы молча действовали одними и теми же средствами, разве это лучше всего не доказывает, что мы созданы друг для друга? Спешим, толпа собирается, сейчас наших сест`р приведут к эшафоту, пойдем насладимся их последними мгновеньями. Мы взяли экипаж и не успели приехать на площадь, как привели наших жертв.

– О Фемида! – возликовал я. – Как любезно с твоей стороны, что ты послужила нашим страстям! У Александра, как кол, топорщился член, я начал ласкать его, он оказал мне ту же услугу, и мы, глядя в лорнеты на обвязанные веревкой шеи обеих наших потаскух, залили бедра друг друга спермой как раз в тот миг, когда бедные игрушки нашего злодейства благодаря нашим заботам умерли самой ужасной смертью.

– Вот истинное удовольствие, – сказал мне Александр, – нет на свете ничего слаще этого.

– Да. Но если такое необходимо в нашем возрасте, что мы ещё придумаем, когда угасающие страсти потребуют более сильных стимулов?

– Что-нибудь да придумаем, – ответил Александр, – только ни за что не станем воздерживаться от удовольствий в призрачной надежде прожить подольше, ибо это полнейшая чепуха.