Алоха из ада - Ричард Кадри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Закончив с Паркером, Мейсон сотворил ещё одно заклинание, и в полу номера открылась дыра. Я не видела, куда она ведёт, но чертовски хорошо знала, что не хочу спускаться туда. Так что выстрелила в него.
Она на секунду наклоняет голову.
— Я выстрелила в него. Но промахнулась. Он посмотрел на дыру, посмотрел на меня, и я знала, что будет дальше. Прежде чем он успел схватить меня призрачной рукой, я приставила пистолет к подбородку и нажала на спусковой крючок.
Боль в новой руке не прекращается, и моё зрение становится туннельным. Это мог быть инсульт, но я знаю, что это просто мой мозг пытается выбраться из моего тела, прочь от звука голоса Элис.
— Можешь остановиться, — говорю я, — я понял.
— Для протокола, застрелиться не было моим первым выбором. Я думала о тебе, когда сделала это. Я подумала: «Что бы сделал Джим, если бы был здесь и знал, что не может победить другого парня, и когда он проиграет, случится что-то ужасное?». И поняла. Может, Мейсон и выиграл бой, но это не значило, что он получил приз. Я отобрала его у него, и всё, что ему оставалось, это стоять и смотреть, как я нажимаю на спусковой крючок. Мейсон не выиграл. Я выиграла. И это было благодаря тебе.
Благодаря мне. Это из-за меня она вообще оказалась в том номере. Я ничего не мог с этим поделать тогда, и ничего не могу поделать сейчас, и с этим мне придётся жить. Возможно, это, по существу, и есть определение жизни. Быть живым — значит учиться жить с невыносимым. Скоро я объясню это Паркеру. Я отправлю поисковую партию за его душой и он узнает всё о невыносимости.
Я смотрю на Самаэля.
— Как получилось, что она отправилась Наверх вместо того, чтобы спуститься сюда? Я думал, что суицид — это прямой билет на угольную вагонетку.
— Обычно, но в чрезвычайных обстоятельствах правила могут становиться гибкими. Особенно для меня.
Спасибо, острохвостый ты псих. Большое спасибо.
— Теперь моя очередь сказать то, чего я избегала, — добавляет Элис. — Ты спросил меня раньше, не потому ли мы были вместе, что Инквизиция хотела, чтобы я шпионила за тобой. Ответ — да. И вот почему я пришла к тебе.
— Я так и думал. Но это старая новость. Мне уже всё равно.
Она закрывает рот руками. Наступила минута молчания.
— Медея Бава рассказала мне, насколько ты опасен, и как собирался разоблачить Саб Роза перед всем гражданским миром и погубить нас. Я опасалась за свою семью.
— Имеет смысл.
Она моргает. Слабо улыбается.
— Узнав тебя, я поняла, что Медея была права наполовину. Ты был опасен, и мне это нравилось. К тому времени остальное меня уже не волновало.
— Всё в порядке. Я тебе верю.
— В самом деле?
Я киваю.
— Вот почему всё в порядке. Что бы Бава ни говорила нам друг о друге, мы знаем правду, и это всё, что имеет значение.
— Спасибо.
— Чёрт. Спасибо Медее, что свела нас. Я должен старой ведьме коробку конфет.
Она смотрит на Самаэля.
— Ты ведь присмотришь за ним?
— Для тебя, дорогая, конечно.
— Как мило, Сэм, — говорю я, — ангелом ты становишься сентиментальным.
Он бросает на меня взгляд гораздо большего принца Ада, чем я когда-либо буду.
— Потому что я ангел. А ты Пугало. Очаровательный парень. Вот если бы у тебя ещё были мозги.
— Интересно, здесь всё ещё есть кабельное? Я собираюсь это проверить.
Самаэль смотрит на Элис.
— Видишь? Он уже решает большие проблемы. Думаю, нам нужно оставить его.
Я сажусь в рабочее кресло Мейсона.
— На самом деле, у меня нет ни одной сраной идеи, что я должен делать. Умным был ангел.
— Попробуй чтение книг. Этажом ниже есть библиотека. Попробуй почитать о том, чем занимались некоторые из умнейших греческих королей.
— Аудиокниг ведь нет, не так ли?
— Боюсь, нет.
— Чёрт.
— Прощай, Джим, — говорит Элис.
— Для тебя «Люцифер», девочка.
Она криво улыбается.
— Увидимся, дьявол.
Я посылаю ей воздушный поцелуй.
Они исчезают. И я снова один в аду.
Неплохое название для песни. Может, завтра поищу Хэнка Уильямса. Прошло примерно тридцать секунд с их исчезновения, когда кто-то позвал меня с балкона по имени. Я беру чёрный клинок Мейсона и выхожу наружу.
Это Йозеф. Он выглядит так, словно прошёл через мясорубку, а на выходе попал под грузовик. Он срывающимся повреждённым голосом шепчет: «Ты предал нас».
— Я всего лишь предал предателя, так что, если ты здесь за извинениями, можешь поцеловать меня в зад и убираться.
— Я никогда не предавал тебя.
— В самом деле? Эта история с плакатами о розыске не давала мне покоя. Джек не смог бы вовремя сделать их. Мейсон всё ещё строил военные планы, так что не сделал бы постеры, если бы не знал, что я направляюсь в Элефсис. Вот где всплываешь ты. Ты знал, что я направляюсь туда.
— А как насчёт твоих так называемых друзей? Болтливая голова. Или опальный священник. Он якшался с более тёмными душами, чем твоя.
— Возможно. Мне всё стало ясно, когда я позвал тебя в кабинет Мейсона. Ты уже знал план. Ты знал, что Мейсон подвесил Джека. Ты уже бывал в кабинете Мейсона раньше. Там ты рассказал ему всё, что я собирался делать. — Йозеф шаркает прочь, оставляя за собой кровавые следы. — Если тебе от этого станет легче, ты меня не разочаровал. Я никогда не доверял тебе.
— Тогда зачем было звать нас обратно из пустоты?
— Эй, большую часть времени я импровизировал. Но ты был моим тузом в рукаве. Я знал, что вам не одолеть ад или Рай в одиночку. Но раз я не мог остановить войну, то подумал, что мог бы объединить вас с той стороной, которая, как я решил, должна победить.
— Но вместо этого ты убил нас.
— Единственная причина, по которой вы не истребили человечество, это то, что мы ваша пища, и тогда что с вами делать?
Его опухшие глаза расширяются. Кисси настолько уродливы, что обычно трудно сказать, больно им или нет. Но не сегодня вечером.
— Итак, геноцид — первостепенная задача нового Люцифера. Какое прекрасное начало твоего правления.
— Это не геноцид. Ты остался.
Йозеф вскарабкивается на перила балкона.
— Мы не закончили. Если мне придётся в одиночку
