Леденцовые туфельки - Джоанн Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У пирсов Арсенального порта стоят и куда более импозантные суда Порт принимает яхты до двадцати пяти метров в длину, а это суденышко было чуть ли не в два раза меньше. Даже отсюда мне было видно, какое оно старое, построенное скорее для комфортного плавания, чем для скоростного. И форма у него весьма старомодная, не такая обтекаемая, как у его соседей, и корпус сделан из настоящего дерева, а не из современного фибростекла
И все же плавучий дом Ру сразу выделялся среди всех остальных. Даже с такого расстояния видно, что есть что-то особенное и в его форме, и в ярко раскрашенном корпусе, и в цветочных горшках на корме, и в стеклянной крыше, сквозь которую можно смотреть на звезды…
— Вон то твое? — спрашивает Анук.
— Тебе нравится? Есть и еще кое-что. Подождите немного.
И Ру бегом спускается по лестнице к причалу и взбегает на пришвартованное у моста судно.
На мгновение он пропадает из виду. Затем где-то на мачте вдруг вспыхивает огонек. Это он зажег свечу. Огонек движется, и вскоре все судно оживает — свечи одна за другой зажигаются на палубе, на крыше, на поручнях, на каждом выступе от носа до кормы. Десятки — а может, и сотни — свечей сияют в вазах, в цветочных горшках, на блюдцах, в жестянках из-под консервов, и в итоге весь плавучий дом Ру начинает светиться, как именинный торт, и теперь нам уже хорошо видно то, чего мы раньше в темноте не заметили: навес, окно, вывеску на крыше…
Ру энергично машет нам, зовет подойти поближе. Анук не бежит, а держит меня за руку, и я чувствую, что она вся дрожит. И меня ничуть не удивляет, когда я замечаю, что за нами по пятам следуют Пантуфль и кто-то еще, длиннохвостый и прыгучий, без конца передразнивающий Пантуфля, но ни на шаг от него не отстающий.
— Нравится вам? — спрашивает Ру.
Пока что с нас довольно и свечей; это настоящее маленькое чудо, отраженное в спокойной воде тысячью крошечных светящихся точек. Глаза Розетт полны этими огоньками, а Анук, не выпуская моей руки, смотрит на них и протяжно, устало вздыхает.
— Как красиво! — говорит Мишель.
И это действительно прекрасно. Но мало того…
— Это ведь chocolaterie, верно?
Ну конечно! Я вижу, что это так и есть. И эта вывеска над дверью (пока пустая), и эта маленькая витрина, в которой отражаются ночные огни, свидетельствуют о том, что здесь предполагали устроить. Я даже и представить себе не могу, сколько времени понадобилось Ру, чтобы создать это маленькое чудо, — сколько времени, и труда, и любви может потребовать осуществление такой затеи…
Он смотрит на меня — руки в карманах, в глазах легкое беспокойство.
— Я купил сущую развалину, — говорит он. — Осушил, привел в порядок. Все это время только над ней и трудился. И еще почти четыре года долги выплачивал. Но я всегда думал, что, может быть, когда-нибудь…
Мои губы не дают ему закончить эту фразу. От него пахнет краской и пороховым дымом. И повсюду вокруг нас горят свечи, и Париж так и светится под снегом, и последние «неофициальные» залпы фейерверка замирают вдали где-то за площадью Бастилии, и…
— Эй, вы, двое! Подвиньтесь-ка! — говорит Анук.
И у нас обоих настолько перехватывает дыхание, что мы не в силах ей ответить.
Сейчас под мостом Морлан тихо; мы лежим, глядя, как догорают свечи. Мишель спит на одной койке, Розетт и Анук — на второй, укрытые красным плащом Анук. А Пантуфль и Бам стоят на страже и отгоняют от них дурные сны.
Над нами, в нашей собственной спальне, стеклянная крыша, и сквозь нее видно небо, широкое, апокалиптическое, усыпанное звездами. Вдали слышится шум транспорта на площади Бастилии, но его вполне можно принять за шум морского прибоя.
Я знаю, это всего лишь дешевая магия. Жанна Роше ее бы не одобрила. Но это наша магия, моя и его, и на губах у него вкус шоколада и шампанского, и мы наконец выскальзываем из одежды и сплетаемся телами под одеялом из звезд.
А над водой звучит музыка, и я почти узнаю эту мелодию.
V'là l'bon vent, v'là l'joli vent…
И не слышно даже дыхания ветерка.
ЭПИЛОГ
25 декабря, вторник
Рождество
Еще один день, еще один подарок. Еще один город раскрывает мне свои объятия. Ну что ж, Париж для меня несколько утратил новизну, а Нью-Йорк в это время года я просто обожаю. Жаль, конечно, что Анук нет со мной. Ладно, запишем эту неудачу в копилку собственного опыта.
Что же до ее матери — ну, ей-то шанс был предоставлен. У меня, впрочем, останется, наверное, некий неприятный осадок. Особенно постарается Тьерри со своими обвинениями в воровстве, но я не думаю, что его шансы на успех так уж высоки. Кража личностей в наши дни — дело в высшей степени обычное. И он, как мне представляется, скоро в этом убедится, особенно когда заглянет в отчет о состоянии своих банковских вкладов. Что же касается Франсуазы Лавери, то слишком многие могут поклясться, что в то время Вианн Роше находилась у себя на Монмартре.
Между тем мне пора на новые пастбища. В Нью-Йорке огромное количество корреспонденции, знаете ли; и разумеется, значительная ее часть остается невостребованной. Имена, адреса, кредитные карты — не говоря уж о банковских данных, последних суммах, снятых со счета, пропусках в гимнастические залы, разнообразных резюме, — короче, все те мелочи, которые и составляют вашу жизнь, только и ждут, чтобы с них собрал урожай кто-нибудь достаточно предприимчивый…
Кто я теперь? Кем я могу стать? Я могу стать любым человеком, с которым вы встретитесь на улице. Я могу стоять за вами в очереди к кассе супермаркета. Я могу оказаться вашей лучшей подругой. Я могу быть кем угодно. Я могу стать даже вами…
Не забывайте, я свободный дух…
И лечу, куда понесет меня ветер.
СЛОВА БЛАГОДАРНОСТИ
Хочу еще раз от всего сердца поблагодарить всех, кто помогал этой книге на ее долгом пути — от первых шагов до умения ходить на каблуках. Огромное спасибо Серафине Кларк, Дженнифер Луитлен, Бри Буркман и Питеру Робинсону, а также моему замечательному издателю Франческе Ливерсидж, художнице Клэр Уорд за ее прекрасную обложку, потрясающему рекламному агенту Луизе Пейдж-Ланд и всем моим друзьям из «Трансуорлд», Лондон. Я также очень благодарна Лауре Гранди из Милана, Дженнифер Брель, Лизе Галлахер и многим другим сотрудникам «Харпер/Коллинз», Нью-Йорк. Спасибо моему пресс-агенту Анне; Марку Ричардсу — за руководство моим веб-сайтом; Кевину — за руководство всем на свете; а также Анушке за чудные тортильи и за «Убить Билла»; Джулз, ее злой тетке, и Кристоферу, «нашему человеку в Лондоне». Особая благодарность Мартину Майерсу, суперрепортеру, который спас мое душевное здоровье в минувшее Рождество, и всем прочим верным и честным репортерам, продавцам книг, библиотекарям и, наконец, читателям, благодаря которым мои книги все еще стоят на полке.
Примечания
1
День мертвых (исп.). — Здесь и далее примечания переводчика.
2
Лови день (лат.).
3
Красный Крест (фр.).
4
Закрыто в связи с похоронами (фр.).
5
Холм, пригорок (фр.).
6
Блинная (фр.).
7
Название «Крошка зяблик» («Le P'tit Pinson», букв.: «маленький зяблик») образовано от фамилии владельца бара Лорана Пансона, о котором речь пойдет далее.
8
Площадь Фальшивомонетчиков (фр.).
9
Кондитерская (фр.).
10
Хлеб мертвого (исп.).
11
Миктекасиуатль — в мифологии индейцев Центральной Америки жена бога смерти и подземного мира Миктлантекутли.
12
Вот снова дует добрый ветер, веселый ветер… (фр.)
13
Блошином рынке (фр.).
14
Вот снова дует добрый ветер, веселый ветер, Мой милый друг меня зовет… (фр.)
15
Блинный пирог по-королевски (фр.).
16
Квартале (фр.).
17
Дежурное блюдо (фр.).
18
Коврижку (фр.).
19
Тескатлипока («дымящееся зеркало») — в мифологии индейцев Центральной Америки божество, вобравшее в себя черты многих древнейших богов, в том числе бога грозы и ветра Хуракана. Он выступает в качестве бога ночи, покровителя разбойников и колдунов, олицетворяет зиму, север и ночное небо. Его двойник — ягуар. Тескатлипока считается как благодетельным, так и зловредным божеством: он и творец мира, и его разрушитель; он судья, видящий все в ночи, и мститель за все злое, вездесущий и беспощадный. Исходно он был, видимо, хтоническим богом подземных сил и вулканов. Изображается с черным лицом (в качестве бога ночи), на которое иногда наносятся желтые поперечные полоски или пятна (как на шкуре ягуара). Его символ — зеркало с завитком дыма, в котором он может видеть все на свете. Иная его ипостась — красный Тескатлипока, слившийся с ним в процессе синкретизации с Шипе-Тотек, ацтекским божеством весенней растительности и посевов.