Путешествия в Центральной Азии - Николай Пржевальский

Погода во время нашего восхождения на описываемый ледник стояла отличная – теплая, тихая и ясная. Тем не менее само восхождение сопряжено было с большим трудом, так как, помимо предварительного пути на протяжении почти 4 верст по каменистому ущелью, на самом леднике, в особенности в верхней его половине, пришлось подниматься зигзагами, беспрестанно проваливаясь в глубокий снег. Для отдыха необходимо было садиться на тот же снег, отчего нижнее платье вскоре сделалось совершенно мокрым.

Хотя для облегчения мы оставили свои ружья внизу ледника и взяли с собою только барометр, но тем не менее едва-едва могли зайти на самую высшую точку горы, покрытой ледником. Барометр показал здесь 17 100 футов абсолютной высоты. В это время было пять часов пополудни; между тем от своих лошадей мы отправились в одиннадцать часов утра и больших остановок нигде не делали. Зато же поднялись в это время на 4 300 футов по вертикали и сделали верст семь-восемь по направлению пройденного пути.

На самом леднике мы не видали ни птиц, ни зверей, даже не было никаких и следов; заметили только несколько торопливо пролетавших бабочек и поймали обыкновенную комнатную муху, бог весть каким образом забравшуюся в такое не подходящее для нее место.

С вершины горы, на которую мы теперь взошли, открывался великолепный вид. Снеговой хребет, на гребне коего мы находились, громадною массою тянулся в направлении к востоку-юго-востоку верст на сто, быть может, и более. На этом хребте верстах в десяти впереди нас выдвигалась острая вершина, вся покрытая льдом и превосходившая своей высотою примерно тысячи на две футов ту гору, на которой мы стояли. Сами по себе высокие второстепенные хребты, сбегавшие в различных направлениях к северу от снеговых гор, казались перепутанными грядами холмов, а долины между ними суживались в небольшие овраги. Южный склон снегового хребта был крут и обрывист. У его подножия раскидывалась обширная равнина, замкнутая далеко на юго-востоке громадными, также вечноснеговыми горами, примыкавшими к первым почти под прямым углом. Оба этих хребта названы мною именами хребтов Гумбольдта и Риттера. Помимо них, снеговая группа виднелась далеко на горизонте к востоку-северо-востоку, а еще далее, в прямом восточном направлении, видна была одинокая вечноснеговая вершина; наконец позади, на западе, рельефно выделялась на главной оси того же Нань-шаня также вечноснеговая группа Анембар-ула.

Приближавшийся вечер заставил нас пробыть не более получаса на вершине посещенной горы. Тем не менее время это навсегда запечатлелось в моей памяти. Никогда еще до сих пор я не поднимался так высоко, никогда в жизни не оглядывал такого обширного горизонта. Притом открытие разом двух снеговых хребтов наполнило душу радостью, вполне понятной страстному путешественнику.

Обратный спуск по леднику был довольно удобен; мы только старались удерживать излишнюю скорость движения. Взрытые ногами кусочки льдистой снежной коры сотнями катились впереди нас по скользкой поверхности ледника. Незаметно очутились мы опять у его подножия, забрали здесь свои ружья и сначала в сумерках, а потом в темноте продолжали путь по каменистому ущелью. К лошадям своим вернулись в девять часов вечера. Здесь ожидал нас казак, сваривший чай и приготовивший скромный ужин. Но, сильно усталые, мы вовсе не ощущали голода, напились только чаю и крепко заснули на разостланных войлоках, с седлами в изголовьях. Назавтра, еще довольно рано утром, вернулись к своему бивуаку.

На пятый день посланные за горы люди вернулись и привезли радостную весть, что монголы приняли их хорошо, обещали дать нам проводника, продали баранов и масла. По всему видно было, что из Са-чжеу никаких внушений насчет нас еще не последовало, оттого и монголы, всегда вообще добродушные, так ласково обошлись с нашими посланцами. Узнали мы также, что обширная равнина, виденная нами с гор, называется, по крайней мере в западной своей части, Сыртын, и на ней живут цайдамские монголы, принадлежащие к хошуну князя Курлык-бэйсе.

На следующий день мы покинули свое облюбованное местечко и двинулись вверх по реке Куку-усу. Переход через главный кряж Нань-шаня сделан был по ущелью, образуемому глубоким прорывом этой речки. Самая дикая часть ущелья тянется версты на три, при ширине от 50 до 60 сажен, а иногда и того менее. По бокам здесь громадные, чуть не отвесные горы, покрытые россыпями; возле самой речки стоят небольшие гранитные скалы. Тропинка узкая, весьма трудная для верблюдов.

Тотчас за ущельем горы вдруг оборвались и раскрылась довольно широкая (4–5 верст) долина, выйдя на которую мы опять остановились возле хорошего ключа и недалеко от берега Куку-усу. Место это находилось на абсолютной высоте 10 600 футов, в 15 верстах от прежней нашей стоянки. Впереди нас, на противоположной стороне упомянутой долины, высился другой окрайний, к стороне Сыртына, хребет, который примыкает к главному верстах в тридцати юго-восточнее прорыва Куку-усу, близ самого истока этой речки. К западу же окрайний хребет тянется самостоятельно до снеговой группы Анембар-ула.

Между тем нежданно-негаданно на нас грянула беда, чуть было не окончившаяся погибелью одного из лучших людей экспедиции– унтер-офицера Егорова. Но, видно и теперь фортуна хотела мне только погрозить, не лишая своей постоянной благосклонности.

Вот как случилось это памятное для нас событие.

В тот самый день, когда Калмынин убил пару тибетских уларов, он встретил в горах дикого яка, по которому выстрелил из винтовки четыре раза. Сильно раненный зверь убежал, но Калмынин не стал его следить, потому что время уже близилось к вечеру. На другой день – это было 30 июля – я послал того же Калмынина и вместе с ним унтер-офицера Егорова искать раненого яка. Так как последний иногда бросается на охотника, то посланным велено было для безопасности ходить вместе.

Опираясь на рассказы Калмынина и охотившегося с ним тогда Коломейцева о лужах крови, истекавшей на следах яка, я был вполне уверен, что зверь не уйдет далеко и издохнет в течение ночи; поэтому приказал посланным охотникам ехать до ущелья на верблюдах и на них привезти часть мяса, а главное – часть яковой шкуры. Последняя необходима была на подметки всем казакам, уже сильно износившим свою обувь.

Отправившись утром с места бивуака, Калмынин и Егоров проехали верст восемь до входа в ущелье, привязали там верблюдов, а сами направились в горы. Здесь вскоре отыскали след раненого яка и пошли этим следом. Оказалось, что зверь, вопреки рассказам, был не слишком сильно ранен, поднялся на гребень окрайнего к Сыртыну хребта и спустился на южную сторону этих гор.