Утекая в вечность - Taliana

Когда долгий и мало примечательный ужин был окончен и государь, откланявшись, удалился, стали удаляться и все прочие. Телевизионщики собирали свое оборудование. И Проскурина следом за Серповым направилась к коллегам.

— Калина! — окликнул Аримас и все с интересом на него взглянули. — Я хотел… Мы могли бы?..

— Капитан? — перебил распорядитель вечера. — Вас желает видеть государь. Немедленно!

— Прошу простить, — разочарованно кивает мужчина и стремительно скрывается за дверью.

Когда съемочная группа была уже практически при выходе из дворца — все усталые, задумчивые, а местами счастливые (как в случае Леночки, что все завершилось) их догнал солдат охраны государя. Калина узнала его лицо.

— Следуйте за мной, — обратился он к Проскуриной.

— Куда? — вместо помощницы уточнил Серпов.

— К государю.

— Нам ожидать? — усмехнулся Михаил Юрьевич.

— Нет, вы можете возвращаться в гостиницу. Госпожу Проскурину после беседы с государем проведут.

— Я так понимаю, это не обсуждается? — уточнил глава телеканала.

— Нет. У меня четкий приказ. Привести госпожу Проскурину.

Серпов кивает, это что-то типа благословения и знака поддержки, и женщина не обронив ни одного слова, идет следом за солдатом. Что может означать этот вызов она даже не предполагает, точнее, не рискует гадать. Все слишком непредсказуемо в этом мире…

Вишнар стоит в кабинете перед своим столом спиной к двери. Когда солдат закрыл за собой дверь, государь не оборачиваясь холодно спросил:

— Что значит эта горестная исповедь? Вы желали вызвать во мне жалость?

— Вызвать в вас жалость? — уточняет Калина. — Даже звучит смешно, вам не кажется?..

— Тогда какую цель вы преследовали? — настаивает он.

— Никакой. Вы спросили, я ответила.

— Вы плакались.

— Не имею привычки себя жалеть. Потому что не считаю себя жалкой.

— А какой вы себя считаете? — Он оборачивается и подходит к гостье. Но становится перед ней слишком близко, всего десять-пятнадцать сантиметров разделяют их. И смотрит сверху вниз. Подавляет глазами.

Вишнар очень недоволен, и это если сказать мягко. И женщина недоумевает, почему?

— Вы нарушаете мое личное пространство, — довольно прохладно сообщает она.

— Я нарушаю в этом мире любые пространства, если мне угодно!

— Потому что на вашей территории я в вашей власти? — уточняет Калина.

— На любой территории. Если пожелаю, ты будешь в моей власти. Если я пожелаю!.. — подчеркивает он и, отвернувшись, резко отступает. Идет в другой край кабинета, заложив руки за спину, разворачивается и замирает.

— Кончилось красноречие ответить мне что-то? — усмехается он. — Или зубы малы, тягаться с моими?

— Один — два, — отвечает Проскурина, не изменяя улыбке. — Кто я, чтобы тягаться с самим правителем большей части этого мира? Вы раздавите меня и даже не заметите, не вспомните потом моего имени. Вы отлично мне это показали. Я усвоила урок.

— Так ли хорошо ты его усвоила, если по-прежнему так высоко задираешь свой нос и смеешь говорить со мной этим невыносимо высокомерным тоном?! Ты, кажется, забыла, кто именно стоит перед тобой, — резко отчитал ее государь.

— Как я могу? Забыть кто вы, я бессильна, — намекая на его природу вампира уже без всякой тени веселья, добавляет женщина. — Как впрочем, и изменить свою природу. Вы это вы, а я, это я.

— Зачем ты сюда приехала?

— Собирать на вас компромат и писать разоблачительную статью.

— И прямо говоришь мне об этом? — удивлено спрашивает Вишнар, просто само недоверие.

— Не считаю вас дураком, вот и не вижу смысла врать.

— Что вы за фрукт, Проскурина? — возмущенно спрашивает государь. — Женщина ли вы вообще или вы только выглядите ею?

— Вероятно, что не мужчина, если сам государь бессмертных однажды меня пожелал… Два — два? — имеет наглость уточнить она.

— Ты невыносимо заносчивое нечто, — холодно констатирует он, приближаясь, и склоняется к самому лицу, гневно заглянуть в ее глаза. — Девчонка! Что ты пытаешься мне доказать?!

— А что я пытаюсь доказать вам по-вашему, Вишнар? — Внезапное обращение по имени, вызывает на холодном лице легкую перемену, он прищуривается, изучая ее.

— Ведешь свою игру, — уверенно, но уже без гнева говорит государь. — Глупа сама надежда, что я стану просить у тебя прощение, раскаиваться в содеянном. Когда мы оба знаем, что я вынужден был тебя нейтрализовать, так как ты играла и играешь против меня. И все время забываешь кто перед тобой! Я тебе не равный, ты говоришь с правителем этого мира! Который и так сделал для глупой заносчивой неосмотрительной женщины более того что она заслуживала изначально! Я мог раздавить тебя с самого начала, но даже вернул тебе возможность заниматься своим делом, похлопотал, чтобы тебя не преследовали, допустили к любимому занятию, к работе на этом смехотворном канальчике! И одобрил участие в этой съемочной группе. Хотя знал, что ты станешь шпионить против меня. Неужели ты думаешь, что тебе дозволили бы получить эту работу без моего ведома?

— Так ваше могущество простирается даже на наш мир? Даже в подобных мелочах? Кому, где и кем работать?

— Глупо что-то доказывать зубочистке, она деревянная она не поймет… — отворачиваясь, рассержено бросил Вишнар.

— Чьи это слова? Ваши?

— Нет. Так обычно говорит мой сын.

— Тот, который преемник? — уточняет она.

— У меня нет другого, — холодно бросает государь и удаляется к столу.

— Вы, правда, рассчитывали, что после всего случившегося я переменю свое мнение о вас? О бессмертных? Откажусь от своих идеалов?

— Мне нет дела до твоих идеалов! — рассердился мужчина, стукнув по столу. — Я старался защитить твою неразумную жизнь! А ты смеешь приезжать и мне в лицо заявлять, что собираешься шпионить против меня?! Вредить всему, что я с таким трудом создавал?! Они, ваши министры, готовы были сразу тебя убрать. И собирались. Это я им не позволил!

— Я благодарю вас, — безо всякой покорности, прохладно ответила женщина, взбесив собеседника этим еще больше.

— Ты меня благодаришь?! — стремительно приблизившись, Вишнар вновь склоняется к женскому лицу и в пределе гнева смотрит в зеленые глаза. — Благодаришь?!

— Лицемерие, — вот что значат твои слова. — Ты несколько не благодарна. Мне, своему заступнику!..

Его крупная ладонь с массивными пальцами касается ее лица, но Вишнар далек от нежности и Калина внутренне замирает, не представляя, что от него ждать. Лишь смотрит в медовые глаза, пребывая уже в легкой панике…