Священная охота - Лоис МакМастер Буджолд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долгом королевского знаменосца было в случае смерти повелителя поймать и удержать священную сущность королевского сана, а потом вручить избранному наследнику. Эта величайшая магия Древнего Вилда передавалась из поколения в поколение, с незапамятных времен до… до сегодняшнего дня.
— У лорда Стагхорна — покойного короля — в момент смерти не было знаменосца, — неожиданно вспомнил Ингри. — Об этом позаботился ты?
— Да, такова была одна из необходимых, но недостаточных предосторожностей, — пробормотал Хорсривер. — Если бы истинное междуцарствие было легко устроить, их случалось бы больше, уверяю тебя… и случайно, и по чьей-то воле.
Хорсривер поморщился и продолжал:
— Королевский знаменосец и по традиции, и в силу глубочайшей необходимости должен был обладать несколькими качествами. Он — или она, — граф бросил острый взгляд на Фару, — принадлежал обычно к тому же клану и был близким кровным родичем короля, хотя не обязательно наследником. Его выбирал король, а наделял необходимыми умениями королевский шаман… это мог делать и сам король, если он был одновременно шаманом. После этого королевского знаменосца представляли всем воинам клана, обладающим духами животных. Так что мы сейчас имеем все необходимое для избрания знаменосца, хоть и в урезанном виде. Соответствующей церемонии тоже не будет… Не под священные гимны, а в молчании поедет последняя знаменосица Древнего Вилда рядом со своим возлюбленным господином. — Взгляд, который Хорсривер бросил на Фару, был полон мрачной иронии.
Фара, слушавшая все это, стиснув зубы, открыла рот, чтобы заговорить, но Венсел поднял руку, а его губы сложились в беззвучный приказ, отданный колдовским голосом. На этот раз Ингри смог ощутить, как заклятие — вместе с ее собственными страхом и гневом — заткнуло, словно кляп, рот Фаре. Губы женщины дрогнули и сжались в тонкую линию, но глаза горели яростью.
— Ради чего? — прошептал Ингри. «Он же просвещает нас не просто так, в этом я уверен». Теперь, в ретроспективе, Ингри ясно видел, что Хорсривер уже давно готовит его к чему-то.
Венсел заколебался, потом с болезненным кряхтением выпрямился, повернулся и выплюнул в темноту сгусток крови. Металлический запах коснулся ноздрей Ингри. Граф взглянул на почтительно приблизившихся грумов, которые закончили возиться с лошадьми.
— Нужно развести костер. И приготовить еду, пожалуй. Надеюсь, они захватили достаточно припасов. Ради чего, спрашиваешь ты? Скоро увидишь.
— Могу ли я ожидать, что останусь в живых? — Ингри взглянул на Фару. «Останемся в живых мы оба…»
Губы Венсела тронула усмешка.
— Можешь. — Поднявшись, он растворился в пахнущей хвоей темноте.
Ингри так и не понял, что означала последняя реплика графа: то ли пророчество, то ли разрешение.
Хорсривер разбудил Ингри в предрассветных сумерках; граф сам подбрасывал в костер сучья, чтобы развести яркий огонь. Все путники спали, не раздеваясь; грумы, по-видимому, должны были свернуть лагерь и отвести в конюшню усталых лошадей. Ингри и Фаре оставалось только натянуть сапоги и позавтракать черствым хлебом с сыром, радуясь тому, что им хотя бы дали по кружке горячего чая.
Как заметил Ингри, предназначенные для них пони были не особенно нагружены. В седельных сумках оказалась еда, которой должно было хватить на день, и овес для лошадей, но большую часть запасной одежды, в основном принадлежащей Фаре, и все, что могло бы потребоваться для ночлега, должны были увезти с собой грумы. Это встревожило Ингри, хоть он и не стал делиться своими опасениями со все еще лишенной голоса принцессой.
Сквозь ночной туман, оседавший каплями на ветвях деревьев, начали пробиваться серые лучи рассвета. Фара дрожала от холода и сырости, когда Ингри подсаживал ее на коренастую вороную лошадку с коротко подстриженной гривой и белыми чулками на ногах. Хорсривер довольно неуклюже привязал древко знамени, расположив его горизонтально, к своему стремени. Вскочив в седло, он взмахом руки велел Ингри и Фаре следовать за собой: как он и распорядился накануне, в полном молчании. Ингри оглянулся на грумов. Старший из них встревоженно смотрел вслед всадникам, а младший уже снова завернулся в одеяло, рассчитывая поспать еще немного в тепле.
Хорсривер двинулся в ложбину между двумя холмами — сначала путники ехали по дороге, потом по протоптанным оленями тропам. Ингри, скакавшему последним, все время приходилось уворачиваться от низко нависших ветвей. Тропа сузилась так, что сучья со скрипом царапали его кожаную одежду, как когти хищника. Копыта лошадей шуршали опавшими листьями, иногда скользя по скрытой ими грязи.
Разгорающийся день заставил мягкий занавес тумана подняться, и стволы берез стали четко видны — казалось, они впитали в себя белизну тумана. Бледно-голубая чаша безоблачного неба обещала теплый день. На всадников и коней напали кусачие черные мошки, и лошади принялись взбрыкивать, пытаясь избавиться от мучителей. Когда Хорсривер завел их в лощину, из которой не оказалось выхода, так что путникам пришлось возвращаться по своим следам, Ингри понял, что как бы хорошо граф ни знал эти места раньше, теперь все неузнаваемо переменилось. «Так насколько давно?..» Выбравшись из лощины, всадники стали подниматься по склону следующего хребта.
Хорсривер продвигался вперед медленно, но безостановочно. Проведя в дороге несколько часов под палящим солнцем, путники остановились у чистого источника, чтобы напоить и покормить лошадей, дать им отдых и отдохнуть самим. В рассеянном солнечном свете желтые листья падали на гладкую, как стекло, поверхность маленького пруда. Не все деревья еще облетели, и их кроны скрывали окрестности. Хорсривер поднялся на вершину холма и долго смотрел вдаль. То, что он увидел, явно удовлетворило его, поскольку, спустившись, он тут же приказал Фаре и Ингри садиться в седла.
«Мы на землях Йяды», — догадался Ингри. Он не был уверен, когда именно они пересекли границу ее владений; может быть, это случилось вблизи их последнего лагеря. Окрестности внезапно вызвали в нем острый интерес, и он даже готов был простить лесу черных мошек. Эти земли нельзя было назвать обширным поместьем, хотя, если бы их растянуть на равнине, подумал Ингри, они по площади не уступили бы небольшому графству. Горы и ущелья, дикие и каменистые, были трудны для передвижения; их красота скорее потрясала, чем очаровывала. «Да, такова и Йяда».
Разум Ингри все время ощущал отсутствие Йяды, как язык ощупывает болезненную пустоту на месте вырванного зуба. Все, что Ингри обнаруживал в себе, было пламенным вторжением Хорсривера. Молчаливая свита короля, состоящая всего из двух человек, казалась Ингри позабытой богами.
Солнце клонилось к
