Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камея растерялась. Она подозревала, что на это вроде бы вполне логичное заключение все же есть возражения. Но какие? Герцог де Сентубал и лорд Бервик наверняка их знали. Увы, как раз этих-то искушенных людей в Фонтанном зале не оказалось. Случайно ли? Юная принцесса чувствовала себя совершенно беспомощной перед многоопытным властителем. Ей казалось, что она безнадежно погубила важнейшее дело. Очень хотелось расплакаться.
– Альф, уже довольно поздно, – неожиданно сказала королева. – Не будем забывать, что наша гостья могла устать с дороги.
– О, конечно, – заулыбался Альфонс. – Говорят, по пути ей пришлось нащелкать по носу адмирала Василиу и немножко разбить адмирала Альметракиса. После такого можно и утомиться. Ли, мне кажется, наши минеральные ванны пошли бы принцессе на пользу.
Камея поняла, что извлекать пользу из затруднительной ситуации, в какой она очутилась, король не пожелал. Он лишь обрисовал ситуацию. Наглядно, без прикрас. И этим ограничился.
* * *
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ ТУБАНУ ДЕВЯТОМУ,
БАЗИЛЕВСУ-ИМПЕРАТОРУ
ВСЕЯ ПРЕСВЕТЛОЙ ПОКАЯНЫ
Ваше Императорское Величество!
Uno.
-–
От имени Ордена сострадариев с величайшим прискорбием сообщаю: обнаружено и опознано тело Робера де Умбрина, 63-го эпикифора. Да воспримет его душу Пресветлый! Amen.
Duo.
-–
Установлено, что Великий Сострадарий де Умбрин собственноручно заколол трех окайников-померанцев и доблестно пал в неравной схватке с врагами империи. После отпевания он будет погребен в усыпальнице Сострадариума со всеми подобающими его сану почестями. Возможно, Ваше Величество сочтет заслуги усопшего благодостаточными для посмертного награждения каким-либо из орденов империи.
Tres.
-–
Смиренно сообщаю также, что по мученическом упокоении Робера де Умбрина супрематоры Непогрешимого Санация сочли за благо рукоположить в сан Великого Сострадария Вашего покорного слугу, Керсиса Гомоякубо.
Всеподданнейше преданный Вашему Величеству Керсис,
64-й эпикифор Ордена сострадариев
Писано в Сострадариуме
Августа 8-го дня 839 года от Наказания
* * *
СОВЕРШЕННО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
ПРОКОНШЕССУ ЗЕЙРАТУ
ЛИЧНО
Чертов сын!
Я уже заделался новым эпикифором. Но где старый? Где наши братки Хорн, Колбайс, Глувилл? И еще раз: ГДЕ НАШ РЕЗВЫЙ ПОКОЙНИЧЕК? Зейрат, ты заставляешь папу волноваться. Или чего не понял? Так это зря. Я тебя за такого не знал.
К.Г.
24. Дорога к Тиртану
Проехать в ту ночь удалось очень мало.
Деревни попадались все еще часто, а объезды отнимали много времени. Аббатиса и юная монахиня не привыкли к мужским седлам, поэтому приходилось время от времени останавливаться для короткого отдыха. В этих остановках нуждался и эпикифор, который за сутки, проведенные в жестком гробу, не слишком набрался здоровья. Да и ночи были пока короткие, темное время продолжалось часа по два-три. Из-за всех этих причин к утру они одолели вряд ли больше двадцати километров, если считать по прямой, хотя все едва не падали с лошадей.
А справа, на западе, уже маняще синели Рудные горы. Там, за ними, находился вечно буйный и непокорный Муром. Пробраться бы туда – и все, спасение, гордые мурмазеи никогда и никого еще не выдавали Покаяне. Но нет, такое было немыслимо. Уж кто-кто, а эпикифор де Умбрин прекрасно знал, сколько сил и средств потрачено на перекрытие границы. Между прочим, по его, эпикифора де Умбрина, личной инициативе. Дабы очертя голову из благословенной империи подданные не сбегали. Ибо кого ж тогда осчастливливать? Славно пошутила судьба с великим сострадарием…
Робер усмехнулся и распрямил ноющую поясницу. Они ехали по склону холма вдоль опушки очередной рощицы. В сером предрассветном сумраке все кругом имело безрадостный вид. На востоке холодно синела полоска Ниргала. С запада горизонт ограничивали далекие вершины Рудных гор. Пространство между ними заполняли поля, овраги, заросли кустарника, начинающие желтеть перелески.
С холма просматривались отдельные участки Южного тракта, то нырявшего в низины, то поднимавшегося на увалы. Километрах в трех впереди он упирался в небольшую деревушку, наполовину поглощенную туманом. И над всем этим ползли набухшие августовские тучи, волоча за собой размазанные дождевые бороды. Порывами налетал холодный ветер.
– Да, – сказала аббатиса. – Ободряющая картина. Зоя, ты сильно замерзла?
Девушка поежилась.
– Ничего. В монастыре бывало и похуже.
Робер ощутил укол совести. Пока он вершил судьбы империи, его родная дочь, оказывается, мерзла в монастырской келье. Хвала Керсису, теперь все изменилось. Но эта хрупкая, молчаливая девочка с добрыми, не по-детски печальными глазами… Она не должна попасть в лапы бубудусков.
– Ваша люминесценция!
– Да?
– Пора выбирать место для дневки. Вон на том пригорке березняк погуще. Подойдет?
Робер покачал головой. Дневка… Да, она сейчас очень нужна. Но что поделывает Керсис? Усилием воли Робер отогнал сонную дрему и заставил себя припомнить все, что знал о главе Святой Бубусиды. Он постарался представить, что делал бы на его месте сам, и то, что мог бы сверх этого сделать такой жесткий, упорный и неразборчивый в средствах человек, как бубудумзел Гомоякубо.
Наверняка он уже проведал о странном исчезновении настоятельницы монастыря Нетленного Томата. До него должны были дойти также сведения о ночном катафалке, который невесть куда запропастился. После этого сообразить, кто был покойником, а кто – двумя монахинями, труда не составляло. С какой скоростью передвигается верховой, не имеющий сменной лошади и к тому же вынужденный объезжать деревни, тоже считается легко. Следовательно, Гомоякубо вполне мог знать, в каком направлении организовывать поиски. Более того, имел возможность представить, где примерно это следует делать. Лишь расстояние в полторы сотни километров мешало бубудумзелу быстро сплести сеть. Но ему совсем не обязательно руководить поимкой лично, да еще из Ситэ-Ройяля. Для этого достаточно снабдить нужными полномочиями того же Зейрата, уже взявшего след.
– Нет, – сказал Робер. – Останавливаться рано.
– Так… светает же.
Робер вынул померанскую трубу и еще раз, более внимательно, осмотрел мокрый и пока почти безлюдный пейзаж.
* * *
Пропели первые петухи. Из деревни на тракт выбиралась крестьянская подвода. Навстречу ей передвигался одинокий всадник. Ехал издалека, вероятно, всю ночь, лошадь под ним едва тащилась. Такое частенько случается с гонцами Святой Бубусиды… И хотя больше никого и нигде не виднелось, положение могло измениться в любой момент.
– Нет, Гастон. Запасом времени мы уже не располагаем. Придется ехать и при свете. Будем
