Бунт Хаус - Калли Харт

Эта тонкая соломинка, торчащая из дырки в ящике, обеспечивала мой единственный запас воды.

Крошечные булавочные уколы дневного света, сверкающие в глубине моих глаз, а затем подкрадывающаяся темнота. И все по новой. Неужели все это происходило так много раз? Неужели столько дней слились воедино? Как я, да и кто бы то ни было, мог пережить такое, не потеряв рассудка?

Но опять же, сохранила ли я свой?

Эйми выходит из комнаты и почти сразу же возвращается с курткой. Она кладет её мне на плечи, закутывая меня в неё.

— Пойдем. Я знаю, что это будет тяжело, но я буду с тобой, хорошо? Я не оставлю тебя, обещаю.

Мы даже не выходим из здания, когда появляются военные полицейские. В полной униформе и вооруженный до зубов незнакомый мужчина с тремя нашивками на руке останавливает Эйми в коридоре, протягивая ей листок бумаги.

— Девочка должна пойти с нами, — отрезает он.

Эйми приходит в ужас. Ее глаза широко раскрыты, рот приоткрыт, она качает головой, прижимая меня к себе. Как будто она может защитить меня от того, что сейчас произойдет.

— Эта девушка подверглась сексуальному насилию и пыткам, сержант. Она никуда с вами не поедет. Я отвезу ее в больницу.

Сержант встает перед ней боком, преграждая ей путь к выходу из здания.

— Боюсь, что это невозможно, детектив Бергер. Эта молодая леди-несовершеннолетняя и американская гражданка. И она была свидетелем несчастного случая, который произошел в здании, принадлежащем правительству США, которое технически является землей США. Израильская полиция не имеет здесь никакой юрисдикции.

— Несчастный случай? Ее мать была убита! И это здание было не на вашей базе. Это было на израильской земле! И не важно, кому он принадлежит.

— Обсудите это со своим шефом. У нас есть свои методы ведения дел, Бергер, и у нас есть своя полиция. Мы исследовали место происшествия и сочли смерть миссис Стиллуотер несчастным случаем, вызванным неудачным падением. Вы же понимаете, полковник Стиллуотер — очень уважаемый человек. Он бы и пальцем не тронул свою жену.

Губы Эйми шевелятся. Кажется, она не может найти нужных слов.

— Ваш драгоценный полковник Стиллуотер изнасиловал собственную дочь! Что же это за человек такой?

— Из тех, что командуют тысячами солдат в армии США, детектив Бергер. На вашем месте я был бы очень осторожен со словами. Повторение подобных клеветнических обвинений может иметь ужасные последствия.

Рука сержанта смыкается на моей руке. Он вытаскивает меня из объятий Эйми. Она тянется ко мне, хватает, но это бесполезно. Я была уже далеко за пределами ее досягаемости, прежде чем эти парни вообще появились. Она просто еще не знала этого.

Я не знаю, что будет дальше. Мир начинает сжиматься сам по себе, темнея по краям. Следующее, что я помню, то, что я падаю вперед, ноги подо мной подкашиваются, и земля несется мне навстречу.

Глава 34.

ЭЛОДИ

Я ОДИН РАЗ видела этот полицейский отчет. Он был очень детализирован. Разгневанная тем, как армия отнеслась к смерти моей матери, детектив Эйми Бергер обратилась к израильскому правительству с просьбой попытаться продолжить уголовное дело в стране, но все это превратилось в политический кошмар. Ее руки были связаны, и поэтому она ничего не могла сделать, кроме как сидеть и смотреть, как военные сметают все это под ковер. Мой отец был оправдан за любой проступок, мне так и не сделали тот анализ на изнасилование, а моя мать была похоронена без церемоний на заднем дворе еврейского кладбища, хотя она была католичкой, в стране, которая никогда не чувствовалась для неё домом. Мне не разрешили присутствовать на похоронах, и мой отец, конечно же, не поехал.

Я изо всех сил стараюсь не вспоминать ничего из этого. Воспоминания только усложняют дело. Но Рэн сидит рядом со мной, пристально глядя на меня своими зелеными глазами, и у него есть вопросы. Меня возмущает, что он копается в этом деле. Больше всего я ненавижу то, что все это время парень, к которому я безумно привязана, знал эту ужасную, грязную, темную, злую тайну обо мне, которую никто в мире не должен был знать.

— Я думала, что армейская полиция уничтожила этот отчет, — говорю я. — Они позаботились о том, чтобы все записи об этом были удалены из базы данных полиции Тель-Авива. Я это точно знаю.

Рэн кивает, ковыряя свои ногти, атакуя самый последний кусочек черного лака для ногтей, который он носил с первой ночи, когда я встретила его, наконец-то избавившись от него раз и навсегда.

— Они держали копию в своей собственной системе, — говорит он.

— Понятно.

— Я не могу поверить, что они отправили тебя обратно жить с этим куском дерьма, — говорит он.

— Да. Мне тогда было четырнадцать. И они решили, что он не сделал ничего плохого, так куда же еще они могли меня послать?

— А как же твои бабушка и дедушка? Родители твоей мамы? Разве они не могли забрать тебя?

Это так бесполезно. Что толку пытаться задним числом найти лучшую альтернативу сейчас, через три года после случившегося? Все это давно сделано и запылилось.

— Мой дед был уже мертв. У моей бабушки была болезнь Альцгеймера, и она никогда по-настоящему не понимала, что моя мама умерла. Я вернулась жить к отцу, и это было все, что мне оставалось.

— Это просто так... — Рэн раздувает ноздри, его руки сжимаются в кулаки. Он выглядит так, как будто хочет ударить что-то действительно чертовски твердое. — Он когда-нибудь прикасался к тебе снова? — рычит он.

— Нет! Нет, Господи. Нет. Это было только один раз. Он больше никогда так не делал. Думаю, что он был под кайфом от чего-то, когда... в тот день, когда это случилось.

— У меня тоже раньше бывали галлюцинации под кайфом, и я никогда никого не насиловал, малышка Эль, и