Катарина - Кристина Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но одна единственная ночь избавила ее от страданий.
Во время очередного подъема я не смогла ее разбудить. Но когда притронулась к ее ледяной руке, мир мой вмиг перевернулся. Я отшатнулась от нее, как от чумы, и упала на пол, прокричав что-то на весь барак. Слезы мгновенно заполонили взор, истерика захлестнула с головой. Кто-то удерживал мои руки за спиной, когда я в очередной раз порывалась броситься к неподвижной Верочке. Фрау Роза пару раз надавала мне смачных пощечин, а женщина средних лет, проходившая мимо, тихо сказала мне на ухо:
— Ты бы не привыкала тут ни к кому… мрут как мухи.
Я не верила собственным глазам. Я не верила, что все это происходило со мной. Я не верила, что видела ее милое светлое личико последний раз в своей жизни… Ведь буквально несколько часов назад перед сном мы лежали рядом и разговаривали. Вспоминали прошлую жизнь, родителей, одноклассников… размышляли о том, что будем делать после окончания войны, как доберемся домой… фантазировали, как наши солдаты ворвутся в прачечную, убьют всех полицейских и освободят нас, изголодавших, с болезненной худобой…
После того случая все дни в прачечной напрочь лишились красок. Отныне они обрели лишь черно-белые унылые оттенки, без капли радости и надежды на пресловутое спасение. Все, что я делала — плыла по течению, позволив обстоятельствам управлять моим безвольным телом.
Не помню, в какой момент это произошло. Не помню дату и даже примерное время года. Быть может, это был ноябрь, а быть может и середина декабря. Но помню, как Генрих Кох, который с момента появления Кристофа обращался со мной с предельной осторожностью, сказал, что меня ожидала машина у входа. Я поначалу подумала, что это какая-то шутка. Но по его серьезному выражению лица осознала, что он был явно не намерен со мной шутить. Поэтому мгновенно встрепенулась, в уме нафантазировав, что за мной приехал Мюллер, и с томительным ожиданием побежала к воротам.
— Катька! Катька! — окликнул меня выбегающий из здания Иван. — Ты… куда же ты… Неужто уезжаешь?
Я обернулась, увидев его потерянный взгляд, и попыталась улыбнуться. Вышло слишком боязливо и растерянно.
— Я не знаю…
В тот момент один охранник ударил его в живот, а второй грубо скрутил руки, уводя в сторону прачечной. Я сглотнула слезы и поплелась к воротам с ватными ногами.
Полицейские выпроводили меня за колючие ограждения, где я натолкнулась на светлый автомобиль, за рулем которого был незнакомый молодой шофер в привычной серой форме. Ни машину, ни шофера я не знала, поэтому даже успела расстроиться. Меня грубо затолкнули на заднее сидение чуть ли не насильно, и шофер тут же молча двинулся с места. От того, что за все те месяцы я полноценно отвыкла от езды в автомобиле, меня знатно укачало. Но когда мы въехали в полуразрушенный бомбардировками Мюнхен, тошноту как рукой сняло.
Я буквально прилипла к окну с квадратными от удивления глазами. Некогда красивые исторические улицы со старинными немецкими зданиями, превратились в руины. Жилые дома и целые улицы буквально исчезли, оставив после себя лишь горы мусора и пыли. Но такая картина обстояла не во всем городе, а лишь на окраинах и местами в центре. Американцам и англичанам пришлось бы знатно потрудиться, чтобы полностью стереть столицу Баварии с лица земли. Местные жители пытались день ото дня разгружать завалы на родных улицах. В центре города полностью успели расчистить дороги для машин и велосипедов, но в большинстве своем картина была удручающая.
Водитель остановился на одной из центральных улиц, здания которой были цели, но некоторые из них были посечены осколками, а где-то даже отсутствовали окна. Меня вывели из машины к пятиэтажному зданию из светлого камня, на крыльце которого развивались два красно-бело-черных флага гитлеровской Германии.
Я не понимала куда меня привезли, но еще страшнее было осознавать зачем. Проходящие мимо люди странно и неоднозначно озирались, что для меня было весьма непривычно. Только потом я осознала, что находилась в том, в чем выбежала из прачечной: толстое грубоватое синее платье, широкая черная куртка с нашивкой «OST» и солдатские ботинки на пару размеров больше. На тот момент я уже отвыкла от приличной одежды.
— Простите… куда меня привезли? — робко спросила я у молчаливого водителя, когда он проводил меня до дверей.
— В гестапо, — нехотя ответил парень, уходя обратно в машину.
Меня обдало холодным потом.
Слова его невероятно отрезвили, ведь ни о какой встречи с Мюллером в здании Гестапо не могло быть и речи. Я мгновенно вспомнила про Кристофа Нойманна и его последние слова о том, что я ему еще пригожусь в каком-то деле. Похоже, тот роковой день настал.
Я послушно следовала за двумя сопровождающими меня эсэсовцами на третий этаж. Лиц я их не разглядела, да и все солдаты были для меня безликими и однотипными. Я с силой сжимала кулаки, ощутив, как в ладонях скапливался пот. Во рту пересохло, глаза отказывались смотреть по сторонам, да и вообще смотреть куда-то кроме пола с красными ковровыми дорожками. Кровь быстро-быстро стучала в ушах, а сердце прыгало в груди как бешеное, не успокаиваясь ни на минуту.
Вошла в кабинет на деревянных, непослушных ногах и нервно вздрогнула, когда дверь за мной с грохотом захлопнулась. Логово Кристофа было похоже на одну сплошную залу шикарного дворца: высокие потолки, десятки окон с французскими шторами, дорогая мебель из темного дуба, парочка люстр из шикарного хрусталя и многочисленные шкафы с книгами и различными документами бесчисленного количества. В общем и целом, кабинет его был в два раза больше кабинета Мюллера в полицейском штабе.
Мужчина вальяжно восседал в центре стола из красного дуба, держа в руках перьевую ручку. На столе у него был бардак из желтых папок с документами, в которых умудрился спрятаться черный стационарный телефон. Офицер был в обыкновенной рубашке белоснежного цвета, серый китель висел на спинке стула, а офицерская фуражка с враждебным орлом покоилась на краю стола. Одним движением руки он подправил коротко
