Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Бернхард Хеннен

Гутрум снова атаковал. Проведя обманный выпад мечом, он нанес ей удар кулаком, когда та уходила от удара. И снова он подошел слишком близко! Подбежал под ее длинный клинок. Девушку задел удар, нанесенный гардой меча. Шипы оставили отметины на ее кожаном камзоле. Гисхильда ударила коленом в живот. Мужчина взвизгнул, как свинья, и согнулся. Короткий, быстрый удар гардой выбил оружие из руки ярла. Она отошла на шаг и коснулась острием клинка его груди.

— Боги решили не в твою пользу, Гутрум из Альдарвика. Я даю тебе десять дней на то, чтобы разобраться со своими делами и собрать деньги. После этого ты навсегда изгоняешься из Фьордландии.

Она отвернулась, радуясь тому, что это наконец-то осталось позади.

— Гисхильда…

Еще до того, как Сигурд крикнул, предупреждая ее об опасности, она услышала шорох кожи, когда Гутрум нагнулся, чтобы поднять оружие. Принцесса пригнулась и обернулась. Ее клинок прошел на волосок от светловолосого ярла, единственного, кто смеялся в зале вчера. Юноша бросился на руку Гутрума, чтобы помешать тому нанести удар, предназначавшийся принцессе. Клинок Гисхильды глубоко вошел в грудь предателя. Удар был нанесен высоко. Он выживет, если не будет заражения.

Слегка провернув оружие, она высвободила его. Достала из-за пояса платок и отерла кровь с клинка. Потом махнула рукой мандридам.

— Унесите его! Десять дней, Гутрум. Если после этого ты все еще будешь находиться во Фьордландии, ты лишишься головы. — Она обернулась к светловолосому ярлу. — Благодарю…

Тот улыбнулся.

— Эрек Асмундсон.

Она коротко кивнула, потом поднялась на деревянное возвышение и встала перед троном.

— Не этот бой хотела я сегодня довести до конца. Вы знаете историю о Кадлин, королеве-воительнице. Она забрала останки своего отца Альфадаса, скрытые глубоко в стране троллей. Так же, как и она, я выступлю, чтобы привезти останки моего отца. Они находятся за линией фронта. Я хочу, чтобы он обрел свой последний приют в могильном холме предков. Это будет поступок, благодаря которому мы не сможем завоевать ни пяди земли. Но он научит наших врагов тому, что фьордландцы способны на большее, чем постоянное отступление. Мы победим. И точно так же, как раньше сжигали хороший корабль, чтобы почтить павшего правителя, в честь моего отца я сожгу один из их замков. Пусть привыкают бояться нас. И они должны знать, что не будут в безопасности даже за линией фронта. Кто из вас со мной?

Сигурд и его мандриды были первыми, кто поднял свои мечи.

— Гисхильда, королева-воительница! — воскликнул капитан. — Мы пойдем с тобой.

Эрека она завоевала тоже. Взмахнув большой секирой, он восхищенно присоединился к боевому кличу личной гвардии. Потом присоединились и другие ярлы. В конце концов только семеро тайком покинули зал, чтобы в будущем обедать у родных каминов, а не за столом в королевском замке.

Альвенмарк

Эта ночь была холодной, холоднее, чем остальные ночи в Валлонкуре. Может быть, это холод в его сердце заставляет дрожать, думал Люк. Обхватив руками колени, он сидел на холме, на котором так часто в новолуние встречался с Гисхильдой.

Он смотрел в ночное небо, на Полярную звезду, которую подарил ей. Интересно, где сейчас Гисхильда? Юноша часто представлял себе, что в этот же миг она тоже смотрит в ночное небо. Так много недель прошло, и тем не менее каждое утро, просыпаясь в спальне башни, он первым делом смотрел туда, где стояла ее узкая кровать. Каждый раз он надеялся, что все произошедшее — просто кошмарный сон. Что он увидит ее лежащей там, и лицо ее вуалью будут покрывать растрепанные золотисто-рыжие волосы. Тогда он просто будет лежать и смотреть, как она спит…

Но его взгляд постоянно натыкался на пустую постель с аккуратно заправленным одеялом. Постель, словно притворявшуюся, что ее хозяйка вот-вот вернется. Словно не ушла она из его мира навсегда.

Шорох шагов заставил Люка поднять глаза. Худощавая фигура, опирающаяся на палку. Кто-то с трудом взобрался на холм. Юноша слышал тяжелое дыхание. Примарх! Оноре присел перед ним на корточки. Сложил руки на рукояти палки, отыскал взгляд Люка.

— Братству не хватает тебя.

Люк ничего не хотел слышать об этом, но не решался высказать это в открытую. Нащупав палочку, он принялся водить ею по утрамбованной земле.

— Когда я был послушником, — сказал Оноре, — среди нас была девушка, в которую я был совершенно по-идиотски влюблен. Часть твоих чувств мне знакома, Люк. Можешь не продолжать… Тогда я учился только для того, чтобы понравиться ей. Она была великолепной фехтовальщицей. И была так прекрасна, что рядом с ней меркло солнце. По крайней мере, в моих глазах. — Он негромко рассмеялся. — Тогда я писал любовные стихи, впрочем, никогда не решался показать ей. Даже тогда, когда на последнем курсе послушничества мы начали встречаться. Парочку этих стихов я сохранил. Высокопарная чушь, но когда я сегодня читаю их, наша любовь мне кажется близкой как никогда.

Люк вспомнил, как в охотничьей комнате графа де Ланцака Мишель приставила к груди Оноре пистолеты с поворотным затвором. И как она выстрелила, хотя в этом уже не было никакой необходимости. Он никогда не понимал, что происходило тогда между теми двоими.

— Я знаю, что мои слова являются слабым утешением для тебя, но любовь, оборвавшаяся на пике, когда чувства острее всего, будет вечной. Именно о таких историях пишут поэты. Любая другая любовь пройдет. Это лишь вопрос времени. В твоем возрасте я тоже не стал бы слушать этого…

— Что произошло между тобой и Мишель?

— Если ты спросишь своего магистра, она наверняка скажет тебе, что нашу любовь разрушил мой приказ на мосту через Бресну. Ты наверняка слышал об этой истории… Я думаю, что на самом деле все началось гораздо раньше. Сначала мы готовы прощать любимому человеку все. Прощать легко… Так же легко, как и не обращать внимания на те вещи, которые не желаешь видеть. Но берегись, когда пройдет волшебство первой любви… Я и сегодня отдал бы такой же приказ. Он был логичным и соответствующим ситуации. Я не изменился тогда в мгновение ока. Неправда, что сияющий рыцарь в мгновение превратился в бездушную скотину. Правда в том, что в тот миг она увидела меня таким, каким я являюсь на самом деле. И поскольку она не могла признаться себе, что я всегда обладал этим недостатком и она из-за своей любви просто не хотела его замечать, она выдумала историю о том, что война в Друсне лишила меня души.

Палочка Люка сломалась о твердую землю.

— Мудрецы говорят, что ненависть возможна только там, где еще не совсем угасла любовь. Я не уверен, что это так. От бурной, безусловной любви, той, которая была в наше последнее лето послушничества, осталось только несколько сентиментальных любовных стихов. Ее желание видеть меня мертвым все еще причиняет мне боль. Каждый удар сердца отзывается для меня болью.