Увиденное и услышанное - Элизабет Брандейдж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он правда был настолько несчастлив?
Может, она это домысливает. Или это ее собственная история про отца, та, которую она все это время сочиняла.
Под вечер у дверей останавливается грузовик с надписью «Братья Хейл» на дверце. Она выходит на крыльцо, прикрывая глаза от солнца.
– Вот, дров привез, – кричит шофер. – Куда вам сложить?
– Там, сзади. Кажется, я видела навес.
Он кивает и разворачивает грузовик, потом медленно проезжает мимо дома и паркуется. На пассажирском сиденье сидит еще один человек, неподвижный, и щурится. Она заходит в дом и встает у окна, глядя, как работает шофер, и его клетчатое пальто качается в такт движениям, он бросает в поленницу целые охапки дров. Второй дядька не выходит помочь, просто сидит и смотрит вперед в лобовое стекло.
Спустя час, уже на закате, шофер подходит к задней двери, держа дрова, как младенца.
– Мне сказали растопить печь.
– Да, прошу, входите.
Он проходит мимо в своем большом пальто, и она чувствует запах того, чем он занимался весь день: лошади, дым, сигареты, пот. Он снимает фетровую шляпу, засовывает ее в карман, утирает лоб рукавом и встряхивает примявшимися волосами. Она уже заметила его красоту и, когда его голубые глаза разглядывают ее, осознает, что так и стоит в старой форме и любимой футболке из колледжа, волосы собраны в неряшливый хвостик. Взгляд его останавливается на бутылке водки рядом с банкой.
– Веселитесь?
– Типа того.
– Холодно, да? Дайте посмотрим, что тут можно сделать. – Он садится на корточки перед печью – кладет дрова, мятые газеты, спички, – и все немедленно вспыхивает, оживает, теплое, желтое. Он закрывает дверцу и выдвигает заслонку. – Вот так и продержитесь.
– Ага, спасибо.
– Ну, да.
– Сколько с меня?
– Она обо всем позаботилась.
– Ладно.
Он снова смотрит на нее.
– Вы в порядке?
Она пожимает плечами.
– Что-то непохоже.
– Просто трудно находиться тут, вот и все.
– Кто-то уже давно должен был сжечь этот дом, – говорит он. – Я здесь вырос. Я Коул Хейл. Вы же меня не помните? А я присматривал за вами. Ну, когда мы были детишками. Знал ваших родителей. Ваша мама была очень добра ко мне.
Возвращаются осколки воспоминаний, мальчик в клетчатом пальто, грязные сапоги, дырявые носки.
Он отбрасывает волосы с лица, скорее по привычке, чем из необходимости.
– Вижу, вы совсем взрослая стали.
– И вы.
– Да, мэм. Только я старый.
– Насколько старый?
– Избавлю вас от кровавых подробностей.
Она мысленно посчитала.
– Тридцать девять, что ли?
– Типа того.
– Значит, не старый.
– Да это много лет, серьезно. Так быстро проходят. – Он улыбается ей, и все останавливается.
В банке осталось водки на дюйм, и она поднимает ее.
– Вы же это не будете, да?
– Нужно его домой отвезти. – Он кивает на грузовик. – Это мой брат Уэйд.
– Он в порядке?
– Воевал в Ираке, что называется, не без последствий.
– Да уж, тяжко.
– Мягко говоря, но с ним все уладится. А вы тут сами справитесь?
– Ага, нормально.
– Нормально – не значит хорошо, а, Фрэнни? Она качает головой.
– Кажется, я тебя помню, – говорит она.
– Вот и славно. Я тоже тебя помню.
Она стоит и ждет, что он ее обнимет, и, когда он это делает, ей хорошо в его сильных руках. Они стоят так с минуту, потом он надевает шляпу и направляется к двери.
2
Ему хочется сказать ей: «Я ждал тебя всю жизнь». Но такое никому не скажешь. Не говоря о том, что у нее, может быть, кто-то есть. Боже, она может даже оказаться замужем, хотя кольца он не видел. И ее красота все только осложняет. Он знает о красивых женщинах, что они всегда знают это о себе. Его бывшая жена пользовалась своей внешностью, будто автоматом Калашникова, но никогда не добивалась желаемого. Долгое время он думал, что в браке этого достаточно – он пытался сделать ее счастливой. Оказалось, нет.
Вполне предсказуемо брат спрашивает:
– Она милая?
– Ага. Вполне.
– Хорошенькая?
– И даже очень.
– Позвонишь ей?
– Нет, с чего бы вдруг?
– Да потому что хорошенькая. Обычно это вполне достаточная причина.
– Она тут всего на пару дней.
– Это не займет много времени.
– Ладно, Ромео. Я запомню.
Он выезжает на дорогу, выходит и подходит с другой стороны, чтобы высадить Уэйда из грузовика. Новая инвалидная коляска лучше, стоит своих денег, но они еще не до конца приспособились. Он толкает его вверх по пандусу и закатывает в дом.
– Ты там норм, капитан?
– Угу, лучше некуда. – Он качает головой, словно, блин, в жизни не слышал более глупого вопроса.
– Есть хочешь?
– Пиво.
– Что еще?
– Я не голоден, а вот от пива не откажусь.
– Хватит уже, Уэйд, нужно есть.
– Да я все понимаю, просто вот нет.
Он приносит брату пива.
– Что стряслось?
– Спасибо. Да как обычно.
– Мне нужно забрать Лотти. Сегодня моя очередь.
– Давай, я тут справлюсь. Поцелуй мою славную племяшку, хорошо?
– Там вот курица осталась, если проголодаешься.
Он уже увлекся передачей и небрежно машет Коулу.
В последний раз он был в том доме с Патрисией, когда им обоим минуло семнадцать.
После убийства его старый дом стал городской достопримечательностью, особенно популярной в Хэллоуин. Ребята проезжали мимо по дороге и иногда останавливались посмотреть в окна, а потом рассказывали, что видели призраков и бог весть что еще.
В ту ночь шел дождь. Он не хотел тащить ее к Райнеру, а у нее дома мать требовала, чтобы они держали дверь открытой. На ее скрипучей кровати с балдахином было особенно не развернуться. Они немного покатались по округе и в итоге приехали на ферму.
– Здесь никого нет, – пояснил он, – мы можем…
– Побыть одни.
Здесь уже все заросло. Сирень ползла по вагонке, и от ее запаха кружилась голова.
Она посмотрела на него.
– Думаешь, он это сделал?
– Не уверен.
– Трэвис так думает. И его отец тоже.
– Ты проводишь с ним слишком много времени.
– Мы просто друзья. Ты ревнуешь?
– Да.
Он помнит, как ей было приятно это признание.
Она стояла там в холле и внимательно слушала, и он притянул ее к себе и поцеловал, теряя терпение, стремясь раздеть ее, но она сказала:
– Нет, подожди. Я хочу сначала подняться. Посмотреть.
Он не смог остановить
