Черепаший вальс - Катрин Панколь

— Та красотка в лифте, она же старая!

— Не преувеличивай… Шарлотта Брэдсберри, дочка лорда Брэдсберри, утверждает, что ей двадцать шесть, но на самом деле двадцать девять!

— Старуха!

— Идол, дорогая моя, идол лондонского света! Выпускница Кембриджа, эрудитка, прекрасно разбирается в литературе, в современном искусстве и музыке, иногда меценатствует, если может, и к тому же благородна: говорят, открывает новые таланты! Тратит время на молодые дарования, которые благодаря ее связям очень быстро становятся знаменитыми.

— Двадцать девять лет! Ей на свалку пора!

— Очаровательна и к тому же возглавляет журнал «Нерв», ну ты знаешь…

— «Нерв»?! — простонала Гортензия. — Это она? Все, мне конец!

— Да почему, милая, почему?

Он взмахнул рукой, и перед ними тут же остановилось такси.

— Да потому, что я хочу занять ее место!

В то воскресенье, 24 мая, Милена Корбье была на своем посту. Теперь вместо телевизора она обзавелась мощным биноклем и шпионила за соседями. Она бежала домой с работы, спеша погрузиться в чужую жизнь. Облизывалась, тихонько вскрикивала или неодобрительно щелкала языком. А встретив соседей на улице, поглядывала на них и хихикала. Я все про вас знаю, думала она, могу на вас донести, если захочу…

В то утро на пятый этаж явилась полиция и арестовала семейную пару. Бедняг увела целая толпа полицейских, что есть сил топавших сапогами, чтобы дать понять соседям: не стоит преступать закон. Супруги Вонг не платили налог на дополнительного ребенка. Обнаружилось, что у них двое детей, но второго они прятали, когда кто-нибудь к ним заходил. Его не пускали на улицу, но иногда, втайне от родителей, он сбегал, надев платье старшей сестры. Это его и выдало. Он был худенький, маленький, а сестра — высокая и крупная. Он тонул в ее одежде, как майский жук в бочке с водой. Милена уже давно заприметила этих детей. Она молилась, чтобы про мальчика никто не узнал. Такой вихрастый малыш с большими испуганными глазами. Она все время молилась. Ей было страшно. Мистер Вэй нанял кого-то следить за ней, это точно. Милена пыталась дозвониться Марселю Гробзу, но тот не отвечал.

Она хотела вернуться во Францию. Надоело быть одной, надоело целыми днями работать и получать щелчки по носу из-за того, что я иностранка, осточертело их караоке по телевизору! Хочу тихую, неспешную анжуйскую жизнь!

Хуже всего было по воскресеньям. Она до последнего валялась в постели. Долго завтракала, долго принимала ванну, читала газеты, подчеркивала какой-нибудь адрес, разглядывала чей-нибудь макияж или прическу, искала идеи, которые можно было бы перенять. Потом немного занималась гимнастикой. Она купила себе программу «Фитнес» от Синди Кроуфорд. Она не собирается прозябать тут, в Китае. Уедет при первой же возможности.

Да, но как же я уеду? Брошу свои деньги?

И речи быть не может.

Пойти во французское консульство? Все рассказать, попросить, чтобы защитили, выдали новый паспорт? Вэй узнает и отомстит. Однажды утром проснусь в заколоченном гробу. А родных у меня во Франции нет, бить тревогу некому.

Попытаюсь усыпить бдительность Вэя… Чтобы он отдал мне паспорт. Идеально было бы часть времени проводить во Франции, часть — в Китае.

Нет, это не выход. Нельзя жить одной ногой в Блуа, а другой в Шанхае. Вэй это прекрасно знает, потому и не хочет, чтобы я уезжала.

Он все время твердит, что она слабая и неуравновешенная. Станешь тут неуравновешенной, когда только это и слышишь. В конце концов она сама в это поверит. И вот когда поверит, все, ей конец. Крышка.

Под конец он всегда добавлял, что она должна ему довериться, положиться на него, ведь он помог ей сколотить состояние, без него она ничего бы и не добилась. Работайте, работайте, вам это полезно, если вы перестанете работать, вы… Он складывал руки за спиной, изображая смирительную рубашку. И громко хлопал в ладоши, так, что у нее звенело в ушах. Она вздрагивала и умолкала.

К семи часам вечера тоска захлестывала ее с головой. Это было самое ужасное время. Солнце опускалось за небоскребы из стекла и стали, дрожало в серо-розовой дымке смога. Она уже десять месяцев не видела чистого неба! Она прекрасно помнила: в последний раз это небо было голубым, когда объявили о приближении тайфуна и мощные порывы ветра разогнали серую пелену! Она здесь больше не могла. Задыхалась.

Это воскресенье — 24 мая — было таким же, как все прочие воскресенья.

«Еще один выходной», — вздохнула она.

Сейчас она напишет письмо. Это ее, правда, уже не развлекало. Прежде она разыгрывала заботливую мамочку, сочинила себе целую историю: будто бы вкалывает за границей по доброй воле, чтобы оплатить учебу детей, красивую одежду для них. Теперь и это не помогало. Что толку, если она не может отсюда вырваться?

В понедельник вечером она ужинала с французом, который производил на китайских заводах игрушки и продавал их во французских гипермаркетах. В четверг он улетал в Париж. Ей хотелось свежих новостей, не таких, какие можно выудить в Интернете. Хотелось знать, как сейчас выглядят улицы, какие песенки у всех на слуху, кто фаворит «Новой звезды»[107]. А вышел ли последний диск Рафаэля? А какие джинсы носят, дудочки, как раньше, или клеш? А багет подорожал? Это была ее жизнь, куски ее жизни, достававшиеся в придачу к ресторанному меню. Жизнь по доверенности. Мужчин она находила по Интернету, выбор там огромен. Всех впечатлял ее успех, ее прекрасная квартира. Она ничего от них не ждала, ничего, кроме сиюминутного облегчения, а потом они уходили… Как там ее бабушка говорила? Сделал дело — гуляй смело?

Вот так и они: сделают дело и гуляют себе дальше.

А я — остаюсь.

Когда на город опускалась ночь, она вновь бралась за бинокль и подглядывала за соседями. Этим она занималась до самого отхода ко сну. Потом ложилась и твердила про себя: завтра будет лучше, завтра я позвоню Марселю Гробзу, в конце концов он мне ответит, он найдет способ забрать мои деньги.

Марсель Гробз… Ее единственная и последняя надежда.

В это воскресенье, под вечер, Жозефина, которая весь день писала главку о символике полос на одеянии кармелитов для своей диссертации, решила прерваться и погулять с Дю Гекленом.

Ирис все время после обеда провалялась на диване в гостиной. Смотрела телевизор, болтала по телефону, между делом массируя себе стопы и руки, мазала их кремом, зажав плечом телефонную трубку. Весь диван мне заляпает, ворчала про себя Жозефина, первый раз проходя мимо сестры на кухню, сделать себе чашечку чая. Когда она шла за второй чашкой, Ирис по-прежнему трепалась по телефону и смотрела телевизор. Мишель Друкер брал интервью у Селин Дион[108]. Ирис массировала предплечья. В третий раз сестра по-прежнему делала три дела сразу: смотрела телевизор, разговаривала по телефону и, прогнув спину, делала упражнение для укрепления ягодиц.