Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты меня не путай, – строго сказал он, будто наконец нашел способ взять над ней верх. – Я вспомнил. Ты ведь не в кровном родстве с Эйриком, он всего лишь муж твоей тетки по отцу. Твой брат рассказывал. Так что Фрейр… ну, не будет очень беспокоиться.
– О-о! – Сделав знак Айгалче убрать гребень, Хельга встала и подошла к Эскилю.
Он выпрямился ей навстречу, и она непринужденно уселась к нему на колени. Внутри у нее все задрожало от волнения – ощущение близости его обнаженного тела было очень острым, – но старалась не подать вида.
– Неужели теперь ты меня разлюбишь? – с обидой и мольбой воскликнула она, обвивая его слегка потную шею обеими руками.
– Наоборот! – Эскиль с самым довольным видом ухмыльнулся и поцеловал ее в плечо возле шеи, где вырез платья позволял коснуться кожи. Его овевало облако ее распущенных волос, и она ощущала, что в нем все кипит. – Так еще лучше. Можно не тянуть…
– Но погоди! – Хельга, будто что-то вспомнив, прижала пальцы к его губам, прерывая попытки целовать ее и одновременно принуждая помолчать. Эскиль не возражал, только поглаживал ее по бедрам, глубоко дыша и ожидая продолжения. – Мой брат, верно, не рассказал вам про Скульд Серебряный Взор?
– Нет, – глухо ответил Эскиль из-под ее пальцев.
– Род нашей матери происходит из восточного Свеаланда, – с важностью начала Хельга, будто и не находилась в таком рискованном положении. Пятеро Эскилевых хирдманов, разбуженные их голосами, перестали притворяться спящими и с ухмылками уставились на нее. – Одного ее предка звали Асбранд Снежный. И вот однажды йольской ночью кто-то постучал в дверь. А ночь была очень холодная и вьюжная. Вот он открыл дверь и увидел, что за ней стоит старуха – сгорбленная, уродливая, с одним зубом во рту, с одним глазом, вся морщинистая и коричневая, как прошлогоднее яблоко. Впусти меня в дом, сказала она, вся дрожа, иначе мне не дожить до утра. Асбранд был человеком добрым и гостеприимным – он позволил ей войти и сказал, что она может улечься на соломе на полу в любом месте, какое ей понравится. Нет, сказал старуха, я хочу лечь вместе с тобой, иначе мне не дожить до утра. Хорошо, сказал Асбранд, я ведь от этого не умру. И вот они легли, накрылись шкурой, и старуха скоро захрапела. Среди ночи Асбран проснулся и не услышал храпа. Он откинул край шкуры и увидел: уродливая старуха исчезла, а на ее месте лежит молодая девушка, свежая и душистая, как лепесток шиповника, с белой кожей и светлыми волосами. Тут же он почувствовал к ней сильную страсть и обнял ее. Она открыла глаза, и они оказались серебряного цвета, такие яркие, что сверкали в полутьме дома. Она сказала: мое имя Скульд, я дочь Вёлунда, конунга альвов. Мачеха злыми чарами превратила меня в старуху и сказала, что чары спадут, если какой-нибудь мужчина согласится провести со мной ночь. Ты избавил меня от чар, но теперь я хочу уйти…
Эскиль хмыкнул при этих словах, сжимая бедро Хельги, и его люди тоже хмыкнули, явно находя этот поступок нечестным.
– Асбранд сказал, что раз уж она сама напросилась к нему в постель, то не должна ему отказывать в его желаниях, как он не отказал ей, хотя не видел в этом никакой радости для себя. Тогда она покорилась, и они любили друг друга. Утром она все же ушла, но велела ему через год прийти к лодочному сараю. Он пришел, и она вручила ему новорожденного мальчика. Это наш сын, сказала она, я отдаю его тебе, а меня ты больше никогда не увидишь. Этот мальчик был прадедом моей матери, – закончила Хельга. – В нескольких поколениях у его потомков были серебряные глаза, и у нашей матери тоже. Через нее я веду род не от простого конунга, а от владыки Альвхейма. Понимаешь теперь, насколько я лучше простой женщины королевского рода?
Некоторое время назад Эскиль снял ее ладонь со своего рта и положил к себе на грудь, но ответил не сразу. Взгляд его стал сосредоточенным. Пусть Хельга и сидела у него на коленях, расстояние между ними после этого рассказа в его глазах значительно увеличилось. Возможно ли его преодолеть? Самый простой способ, как он уже понял, не годится.
– А… что он должен был сделать… чтобы она не ушла, а осталась с ним насовсем?
– О-о! – протянула Хельга уже с другим чувством – удивленным и уважительным. – А ты умнее, чем я думала! – искренне восхитилась она, не побеспокоившись, что он может обидеться. – Никто ни разу не спрашивал об этом!
– Такой способ был? – Эскиль серьезно взглянул ей в глаза, пока она ласково убирала пряди волос от его лица.
– Я думаю… – Хельга задумалась, – что если бы он не стал требовать от нее любви прямо сразу, как только она сделалась молодой и красивой… А позволил ей побыть молодой и красивой и самой решить, чего ей хочется… Возможно, она могла бы сделаться его женой – если бы он проявил великодушие и дал ей повод его полюбить.
– То есть если ты явишься к твоим родным с ребенком…
– Ты его не получишь! – сурово ответила Хельга. – Не надо пытаться урвать кусок, когда терпение принесет тебе всю добычу целиком.
Хирдманы недоверчиво покрутили головами: их опыт говорил, что, замешкавшись, останешься вовсе без добычи. Кусок хуже, чем целое, но лучше, чем ничего.
– Но ты… когда-нибудь… – совсем тихо прошептал Эскиль, чтобы слышала только Хельга, – ну… Тебе нравится?
Его прямой взгляд ясно говорил, о чем он. Хельга не смогла сразу ответить. Ее тело откликалось ему с легкостью, с готовностью, которая удивляла и даже пугала ее саму. Его смелые – если не сказать, наглые, – ласки заставляли ее против воли испытывать блаженство и желание прижаться к нему еще крепче, погрузиться в это теплое море с головой. Но это же не любовь, это всего лишь похоть.
Две зимы назад Хельга была слишком юна для этого отклика, тогдашний напор Эскиля смущал и отталкивал ее. В то время она очень беспокоилась о том, что о ней подумают: для девушки добрая слава – это все, она определяет судьбу. Хельга дочь Арнора не могла допустить, чтобы ее сочли любительницей болтать с наемниками – это обличало бы в ней легкомыслие, тщеславие, распущенность, а таких обвинений она боялась как огня. Теперь же все стало иначе. Небольшие уступки его желаниям скорее помогали ей сохранить честь, чем угрожали ей. Если бы он не мог управиться с законно взятой добычей, его засмеяли бы собственные люди, но пока она вела с ним игру, то уступая, то отдаляясь, то подманивая мнимой покорностью, то напоминая о своей высокой ценности, и он верил в свой грядущий выигрыш, то мог не обращать внимания на других. Ценой уступчивости Хельга могла выиграть свою безопасность, свободу, честь, а может, и всю Мерямаа.
Но верила ли она сама, что на самом деле поможет Эскилю исполнить обет? Обстоятельства стали куда хуже, чем две зимы назад. Тогда он был просто никем – теперь, убив ее мужа и свекра, грозя разорением Мерямаа, он стал врагом ей и ее роду.
– Ты забыл про моего мужа, – со вздохом сказала Хельга и слезла с его колен. – Он там лежит и скрежещет зубами от злости, что его убийца лапает его жену. И ты еще хочешь, чтобы мне это нравилось.
Эскиль отвернулся и махнул рукой, дескать, тьфу!
– Оденься, – высокомерно велела Хельга. – И пойдем посмотрим, чего еще не хватает для погребения.
* * *
Если в своих желаниях Хельга пока не могла разобраться, то
