Наследницы - Элизабет Адлер

Алекс усадил жену в кресло. Ее ничего не выражающий взгляд вдруг задержался на Ханичайл, затем она посмотрела на Алекса.

– Оттавия, это друг, – ответил он на ее немой вопрос.

Его жена ничего не слышала. Она стала с тревогой озираться, затем из сада прибежал маленький черный котенок. Он прыгнул ей на колени, и она крепко прижала его к себе.

– Видишь, у Оттавии для компании есть маленький дружок, – с нежностью в голосе сказал Алекс. Он налил в стакан лимонада и поднес к губам жены. Она отпила немного. Алекс вытер ей рот салфеткой и сел рядом.

– Оттавия не может говорить вот уже пятнадцать лет, – сказал он Ханичайл. – Теперь ты сама видишь, почему я не могу оставить ее.

– Я понимаю, – ответила Ханичайл.

– Нет, ты не понимаешь, но скоро поймешь.

И, глядя на Оттавию, он рассказал Ханичайл, что случилось много лет назад.

– Это случилось год спустя после того, как я встретился с другим сыном моего отца, – начал он. – Я вернул ему его корабли, его владения, все, что отобрал у него. Я выплатил ему мой долг и успокоил свою совесть. Я думал, что искупил свои грехи.

Я встретил Оттавию на Капри. Она проводила там каникулы вместе со своей матерью. Она была юной и фантастически красивой – очаровательной девушкой с гладкими черными волосами и живыми блестящими карими глазами. Ее мать была болезненной, скрученной артритом, и Оттавия целыми днями возила ее в инвалидной коляске по зеленым холмам Капри. Наблюдая за ней, я решил, что она человек упорный.

Они остановились в том же самом маленьком отеле на базарной площади, что и я. Я обратил внимание, что она каждый вечер обедает одна, и, наведя справки у официантки, узнал, что ее мать предпочитает обедать раньше, после чего отдыхает. Оттавия заметила, что я поглядываю на нее, и послала мне ободряющую улыбку, поэтому я осмелился пригласить ее погулять по площади и посидеть в одном из маленьких кафе.

Она согласилась, и мы гуляли вдоль берега. Она рассказывала мне о болезни матери и о том, какой сильной привыкла быть, хотя все это очень печально.

Она была дочерью доктора из Милана, который умер годом раньше. Ей было девятнадцать лет, и она мечтала изучать медицину, а пока была просто сиделкой для своей матери. Она не жаловалась, так как очень любила свою мать. Но в ней чувствовалась какая-то тоска.

Я не мог оторвать от нее взгляда: она была такой легкой и грациозной, такой красивой, и я влюбился в нее с первого взгляда. Я должен был вернуться в Рим и приступить к работе, но предпочел остаться с Оттавией на Капри. Спустя две недели, когда каникулы подходили к концу, я попросил ее выйти за меня замуж.

Алекс закрыл глаза.

– Я посмотрел на нее и увидел в ее блестящих глазах любовь. Она доверчиво положила свою руку на мою, хотя едва меня знала, и сказала «да».

На следующей неделе мы обвенчались в маленькой церквушке на Капри. Церемония была скромной: ее мать и моя были единственными гостями. На Оттавии было очаровательное хлопчатобумажное белое платье, расшитое цветами, которое сшила местная женщина, в руках букетик лилий, купленных на рынке. У меня даже не было времени купить ей кольцо, поэтому я пообещал, что, когда мы вернемся в Рим, я куплю ей самое красивое кольцо по ее выбору. А пока мы купили маленькое серебряное колечко в одном из местных магазинов, и именно его я надел ей в тот день на палец.

Взгляд Ханичайл устремился на Оттавию, все еще продолжавшую гладить котенка.

– Она носит это кольцо и сегодня, – сказал Алекс. – Она слишком сентиментальна, чтобы заменить его. Она говорила, что это может навлечь беду.

Я помню, как мы смеялись. Какая беда может найти нас? Мы были молоды, любили друг друга, и у нас было все, что душа пожелает. Так по крайней мере мы думали, когда спустя год Оттавия сказала мне, что беременна, и я понял, что мы не имели это «все». Только ребенок мог сделать наш мир полным.

Мы жили в апартаментах в Риме, но Оттавия решила, что сейчас, когда у нас будет ребенок, мы должны иметь загородный дом. Поэтому мы начали подыскивать его и через несколько недель нашли виллу д'Омбруско. Мы полюбили ее с первого взгляда и незамедлительно купили. Оттавия провела здесь последние недели беременности, наблюдая за реконструкцией. К тому времени, когда родился наш сын, все было готово.

Алекс замолчал. Откинувшись в кресле, он собирался с силами, чтобы продолжить.

Ханичайл посмотрела на Оттавию, продолжавшую гладить котенка. Ее лицо было лишено выражения. Ханичайл охватила дрожь; ей не хотелось, чтобы Алекс продолжал, так как она чувствовала, что это будет нечто ужасное.

– Я совершенно забыл о моем отце и его сыне, – сказал Алекс. – Я окончательно выбросил их из головы. Поэтому для меня было полной неожиданностью, когда он вернулся, чтобы отомстить.

Позже я выяснил, что он ездил к бандитам, жившим в отдаленной горной деревушке. Он пригласил их на кофе, напоил и сказал, что оказывает им любезность; он знает богатого судовладельца, у которого есть жена и маленький сын, и что если они похитят жену и сына, судовладелец заплатит за них огромный выкуп. Затем он дал им деньги и вернулся в Рим. Он знал, что ему лишь оставалось ждать.

Моему сыну было только четыре месяца, когда они пришли за ними. Оттавии был двадцать один год. Две недели я ничего о них не слышал. Полиция не могла напасть на их след. Я обезумел от горя, я рвал и метал и поклялся убить любого, кто допустит, чтобы с их голов упал хоть один волосок. Затем бандиты прислали записку с требованием выкупа. Я точно исполнил все, как они сказали, и ничего не сообщил полиции. Я заплатил им огромную сумму, и они вернули мне жену и ребенка.

Они издевались над ней и насиловали, а затем отрезали язык, чтобы она не могла ничего рассказать. Наш сын был мертв. Она все еще прижимала его к себе, когда мы нашли их, точно так же, как сейчас прижимает к себе котенка. И она лишилась рассудка.

Алекс поднялся и встал за спиной жены, положил руки ей на плечи, и она подняла к нему свое прекрасное лицо.

– Люди, которые это сделали, были загнаны в ловушку, как дикие звери, которыми они и были. Позже, когда нашли их тела, обнаружили, что у них у всех отрезаны языки. Никто так и не узнал, кто это сделал. А если и подозревали, то ничего не сказали. Теперь ты понимаешь, почему у нас с тобой нет будущего, – сказал Алекс, глядя в глаза Ханичайл.

Он нежно поцеловал жену в обе щеки и позвал домоправительницу.

– Мы уезжаем, Ассунта, – сказал он, пристально посмотрев на жену, все еще прижимающую к себе котенка. – Присмотри за ней.

– Конечно, синьор. Я всегда буду заботиться о ней.

Алекс и Ханичайл молча сели в «мерседес» и спустились с холма. У подножия Алекс остановил машину, чтобы бросить прощальный взгляд на виллу.