Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы - Филипп Грибанов

Думайте. Мыслите. Сомневайтесь. Ищите. Рассуждайте и делитесь мнениями без страха быть обвиненными в философствовании. Иначе вы всегда будете лишь объектом изменений, заложником внешних прихотей. Только неспокойные умы способны, несмотря на свои порывистые метания, дать опору лучшему в душах. Иначе выражясь, представьте себе, что от каждого вашего поступка, слова, мысли зависит весь мир — целиком и без остатка. Как бы вы жили тогда? Неужели бы как сейчас? Да, может быть, я выгляжу несерьезно, когда ударяюсь в такое прожектерство. Но послушайте, что пишет Илья Пригожин, выдающийся ученый: «Мы ведем чрезвычайно интенсивную жизнь в начале этого нового века, но ведем ее в неопределенности и непредзаданности будущего. […] Это — призыв к индивидуальному действию, которое сегодня в гораздо большей степени, чем когда-либо, необязательно обречено остаться ничтожным и кануть в лету».

Расскажу вам три истории.

Первая произошла в девятом классе. Это было время, когда мальчиками уже начали интересоваться вооруженные силы, и военкоматы присылали в школы бесконечные требования: всех потенциальных воинов отправлять на медицинские комиссии для выяснения пригодности их к беззаветной службе Родине. Так получилось, что в тот 1993 год первая волна врачебных осмотров совпала с Международным женским днем и моей озабоченностью поступлением в один из московских военных вузов. А следовательно, я никак не мог проигнорировать врачей ради любимых девочек-одноклассниц, хотя и девочек я любил (и люблю — сейчас, кстати, уже девочек-матерей).

Для незначительного количества мальчиков 9 «а» в преддверии женского праздника встала трудноразрешимая задача: как из родительских денег выделить сумму, чтобы порадовать одноклассниц, да еще чтобы из нее осталось себе на пиво? Высказывались различные мнения. Бушевали споры, потому что ведь и для вас, уверен, всегда была проблема: надо дарить, надо хотя бы что-нибудь дарить (ну праздник же, все-таки, «они нам, вон, каждому по тюбику с зубной пастой подарили на «23 февраля»). От подарков в форме «чего-нибудь» большинством голосов отказались сразу же, но легче не стало, надо было решение принимать срочно. У меня в голове (как уже неоднократно упоминал, больной) родилось:

— Мужики, а давайте им подарим веники и обставим это таким образом, что «вот, дескать, пусть всем дарят дешевые букеты, которые они, зайдя за угол школы, выбросят со словами: "Какой убогий веник!" а мы, воттакие расхорошие, вам решили подарить самые что ни на есть, и причем не убогие, настоящие веники!»

Принято. Куплено.

Ввиду того, что я на вручении присутствовать не мог из-за назначенного на тот день военно-медицинского осмотра, о торжественном моменте узнал со слов одноклассников.

Итак: солнечным днем в классной аудитории собрались наши красавицы. Заходит мужская половина. Каждый за спиной прячет «что-то». Миша Юбков произносит речь с некоторыми вариациями (фантазии ему не занимать). Все лучезарно (как казалось тогда). И вот парни 9 «а», заранее распределив, кто какой девочке будет дарить, двигаются навстречу девушкам, на ходу вынимая веники из-за спины. Бац! Сюрприз! Наши одноклассницы, улыбаясь, принимают от нас скромные подарки… Но тут на авансцену выходит Наташа Ивченко! Отшвырнув веник, решительными шагами, с оскорбленным лицом, она последовала к выходу!

Наташ, пойми, я никоим образом не держал и не держу обиду на тебя — ты открыто выразила личное недовольство подарком, на что имеешь полное право. Хотя я при встрече, прости, не смогу удержаться, чтобы не напомнить тебе про те самые «Миры Гарри Гаррисона» в дар мне на день рождения как человеку, который просто не переносит фантастику.

Меня больше конфузит тот факт, что за Наташей, побросав веники, из класса ринулись все девочки! И даже мною глубоко уважаемая Аня Заказник, обладавшая стойкой, как мне тогда казалось, жизненной позицией, не преминула сделать то же самое, оставив в недоумении ребят. Как бы поступил на месте моих одноклассников мужчина? Правильно — ушел пить пиво (благо, деньги на него сэкономили). И они, «такие же, как все мужики», не преминули потратить средства с умом, то есть на алкоголь.

Брошенные веники были убраны. На следующий день привыч-но начались уроки. Но вместе с ними стены школы то там, то тут стал сотрясать гнев учителей, коих соотношение было явно не в пользу мужчин, как вы понимаете. Педагогический коллектив наперебой стал выяснять, кто же из учеников 9 «а» смог предложить такое. Не знаю, почему, но в большинстве своем они сошлись на мнении, что никто другой не мог придумать более «мерзкого» подарка, нежели Грибанов. В яблочко, любимые учителя! Это был я! Хотя вам даже на ум не пришло, что в тот злополучный день я отсутствовал на занятиях.

После этого… ммм… даже не знаю, как назвать — назову «казусом» («случай» на латыни), вот после этого «казуса» я предпринял попытку реабилитироваться. И я был реабилитирован. Знаете, кем? Своей любимой мамой, которой я на день рождения, 15 сентября 1993 года, преподнес такой же подарок — веник! И до сих пор в семейном архиве хранится фото, где мамуля за праздничным столом сидит с подарком от меня! И мне, как это ни странно, по прошествии многих лет греет душу тот факт, что угадали мы таки с подарком, но в силу своих неокрепших мозгов, тогда, в далеком теперь 9 классе, мы не понимали, что непредвиденность имеет большую силу, нежели обыденность. Короче говоря, мы не понимали того, что «нет правил без исключений». «И это единственное правило без исключений» (А. П. Никонов).

На второй опус меня натолкнула историческая роль Томаса Торквемады. Вообразите только, как мог, в сущности, ненормальный человек не одно столетие держать в страхе весь католический мир? Испанская инквизиция была учреждена папской буллой в 1478 году, а первое аутодафе состоялось в 1481 году. И только спустя несколько веков пытки были прекращены также указом на уровне главы Католической церкви.

Информацию о том, что из себя представляет родоначальник великой инквизиции, можно найти в разных открытых источниках. Мне стала интересна эта фигура, и я прошерстил немало статей и очерков, пытаясь найти, вернее, почувствовать, настроения людей, которые не решались противостоять беспределу. Явным психическим отклонением можно считать постоянные страхи этого человека, одержимого в старости манией преследования. Так, может быть, он сам сомневался в благоденствии своих поступков? Иоанн IV постоянно прибегал к помощи священнослужителей, чтобы смыть с себя людскую кровь или найти поддержку церкви в правильности своих решений. В любом случае, налицо исторический факт — европейский народ пляшет под дудку полоумного скомороха, захлебываясь в собственной крови.

Третий случай произошел на Ярославском вокзале. Ожидая поезда, в котором прибывала моя мама, я наблюдал за кучкой грязных бомжей — завсегдатаев площади трех вокзалов. Среди них заметно выделялся один, который сидел на перилах, возвышаясь над своими собутыльниками, толпившимися вокруг, и отдавал указания, тыча вдаль «полководческим» перстом. Кого-то отправил рыться в отходах, кому-то приказал догнать респектабельного господина и выпрашивать у него деньги. Один из оборванцев на моих глазах принес пакет тряпья, который предводитель вырвал с громкими матерными криками, после чего, покопавшись в содержимом добычи, выудил спортивную шапку и тотчас напялил на голову.

Я стоял неподалеку и, наблюдая за их возней, курил. Больше всего меня занимал вид раболепствующих бомжей, которые, получая пинки, раскатисто смеялись и преданно смотрели снизу вверх на своего вожака. Оказывается, и в группах людей самого низкого статуса, бродящих по улицам, тоже есть субординация и зачатки социальной иерархии, а следовательно, их отношения определяются не только «братством стакана», но и четко выраженной структурой подчинения.

Попробую объяснить, с какой целью я привел именно эти три истории и что их между собой объединяет.

Мироздание, как ни странно, зиждется на расшатанных подпорках; этим его сущность и притягательна для меня лично. Как можно ходить на прогнивших ходулях, которые вот-вот сломаются — одному только богу известно. Пока. К сожалению, проблемы общества не только в XX–XXI веке, но и раньше, интересовали лишь одну женщину, имя которой Социология! Ну вот, скажете вы, опять начал заваривать свою «бодягу». Кто лечит кожные заболевания? Правильно, дерматолог. А кто вырезает наросты в сознании общества? Правильно, социолог!

«Мир стоит на великих глупцах…» Высоцкий сознательно позволил себе такой оксюморон, чтобы в два слова уложить то, для чего в процессе эволюции мало кто мог «выделить» место у себя в голове. Пусть «оксюморон» — это сочетание несочетаемого, в «клиническом» случае творчества Владимира Семеновича понятие «великий» и определение «глупец» удачно соседствуют, чему подтверждение (слабенькое, неуверенное) можно найти в двух моих первых примерах выше. Чем же они отличаются? Просто во втором случае «мир», который стоит на «дяде Томасе», — это огромный католический мир, а в первом тот, что опирается на Наташу Ивченко, — это всего лишь мирок — г несколько человек 9 «а» класса.