Загадка Отилии - Джордже Кэлинеску

— Ну а от Олимпии чего ты хочешь? Разве это ее вина? Ведь она родила один раз ребенка. Я бы тебе ска­зала кое-что, да стыдно перед этой молодежью.

— Это клевета, которая меня не затрагивает, — про­тестовал Стэникэ. — Наш род самый плодовитый. Здесь кроется не что иное, как злонамеренность.

Олимпии все это надоело, и она зевала, не глядя на мужа, слова которого никогда не принимала всерьез. Однако и она не выдержала:

— Не кричи ты так громко, голова болит!

Наконец Стэникэ утихомирился и занялся игрой.

Аурика, с развязным видом зажав в зубах сигарету, раз­глядывала свои карты. Костаке не хотел доставать день­ги, обещая немедленно выложить их, когда это будет нуж­но. Шаря в кармане, Паскалопол вынул платок. В это время послышался звон упавшей монеты. Дядя Костаке как ошпаренный вскочил первым и начал искать под сто­лом. Аурика нашла монету (это были две леи) и протя­нула Паскалополу, который, как она поняла, уронил ее. Но дядя Костаке сделал испуганные глаза и протянул руку:

— Э-это моя... Это я уронил. Дай сюда!

Аурика застыла в недоумении, остальные молча сле­дили за этой странной сценой. В конце концов Паскало­пол спокойно сказал:

— Это не моя. У меня в кармане не было ни одной мо­неты. Я держу деньги в портмоне. Вероятно, она выпала у Костаке.

Старик схватил монету и, просияв, спрятал ее в кар­ман, не пожелав даже положить ее на кон.

Во время игры, как и обычно, болтали о всякой вся­чине. Аглае, заметив, что Тити стоит неподвижно в стороне, намеренно громко спросила его:

— Чего ты стоишь, как статуя? Сыграл бы лучше на скрипке.

Тити заявил, что так ему хорошо, а то он что-то за­скучал. Он стоял около шкафа и после замечания матери, упрекнувшей его в неподвижности, принялся слегка рас­качиваться.

Не знаю, в кого пошел этот ребенок, — говорила Аглае. — Бог наделил его талантами: он и рисует и играет, только какой-то вялый, нет у него решительности. Будь у меня состояние побольше, я бы не так об этом жа­лела. Вот и Аурика такая же!

Зашел разговор о музыке, потому что Паскалопол спросил, что играет Тити. Аглае метала громы и молнии против классической музыки, в которой она ровно ничего не понимала, и утверждала, что ей нравится, когда в игре чувствуется «национальная душа». Угадав, что задевает чувствительную струнку, помещик переменил разговор, но избежать расспросов ему так и не удалось. Аурика поин­тересовалась, почему он до сих пор не женился.

— Потому и остаются бедные девушки незамуж­ними,— заявила она с грустным видом, — что вы эгоисты и предпочитаете развлекаться с женщинами вроде Джорджеты, чтобы не иметь никаких забот. Вот я тоже стану та­кой, как Джорджета.

— Это трудно, — иронически заметил Стзникэ. — Такой, как Джорджета, ты никогда не будешь.

— Почему же это? — спросила Аурика, которую задели его слова.

Стэникэ пояснил, подмигивая Паскалополу:

— Потому что для этого нужно такой родиться, быть естественной. А ты из благородной семьи, честность у тебя на лице написана. Ты только и можешь быть, что хо­рошей женой.

— Это правда! — призналась Аурика, бросив карты, и вся затряслась от судорожных рыданий.

— Во имя господа бога, — сочувственно сказал Паскалопол, — не расстраивайтесь. Выслушайте мой совет. Я уже достаточно пожилой человек по сравнению с вами и могу себе позволить советовать вам. Вообще тот, кто слишком печется о своем успехе, не преуспевает. Мужчи­нам нравятся равнодушные женщины, которые за ними не бегают. Когда мать поднимает слишком много шуму, на­мереваясь выдать дочь замуж, получается обратный ре­зультат, потому что претенденты пугаются. Мне часто доводилось видеть, как мужчина, которого приглашали в дом ради какой-нибудь девушки, желавшей во что бы то ни стало выйти замуж, просил руки совсем другой де­вушки и женился на ней, потому что она казалась ему бо­лее непорочной. Вы говорите о Джорджете. Я ее знаю, как не знать. Она очень умненькая девушка, и многие согла­сились бы взять ее в жены.

— Совершенно верно! — сказал Стэникэ, забыв, что рядом сидит его супруга, и думая про себя, что Джор­джета вполне бы подошла ему.

— Что ты хочешь сказать? — спросила его удивлен­ная Олимпия. — Уж не собираешься ли ты жениться на ней, чтобы она нарожала тебе детишек?

Стэникэ знаком попросил ее замолчать и не переби­вать Паскалопола.

— Очень многие согласились бы взять ее в жены, — продолжал помещик, — потому что она горда и ни от кого ей ничего не нужно.

Тити, все более и более нервно раскачивавшийся у шкафа, вдруг распахнул дверь и выбежал, надувшись.

— Что случилось с юношей? — удивился Паскалопол. — Его никто ничем не обидел?

Стэникэ хлопнул себя по лбу.

— Вы не знаете, он ведь чуть было не женился на Джорджете!

В это время Феликс спустился сверху и, войдя в сто­ловую, с удивлением услышал имя Джорджеты.

— Джорджета хотела выйти замуж за Тити? По­верьте, я этого не знал! — воскликнул Паскалопол.

Феликс покраснел, думая, что и о нем шла речь, и, прикинувшись озабоченным, вышел из комнаты.

— Вот видите, — сказал Стэникэ, принимая таинст­венный вид. — И у Феликса были делишки с Джорджетой. Девушка что надо. Что уж тут говорить!

Паскалопол от удивления всплеснул руками, засмеялся и сделал вид, что изучает свои карты, чтобы не про­должать разговора на эту тему, которая, как он догадался, была весьма скользкой.

После некоторого молчания Аурика, постаравшись изобразить на своем лице очаровательную улыбку, обра­тилась к Паскалополу:

— Домнул Паскалопол, а почему вы не женитесь?

— Мое время еще не пришло! — пошутил помещик, чтобы избавиться от допроса.

— Вы такой элегантный мужчина. Неужели у вас ни­когда не было большой страсти, неужели вас никогда не любила какая-нибудь женщина? Вы, наверное, были ку­миром прекрасного пола.

Паскалопол улыбнулся, вздохнул, глядя в потолок, как бы отвечая Аурике, и бросил карту.

— Прекрасный пол — это выдуманная условность,— сказал Стэникэ. — Только мужчина с благородным лицом прекрасен. Ведь почему у меня так болит сердце из-за того, что я потерял ангелочка! Когда рождается маль­чик — это радость, когда рождается девочка — это не­удача. Таково святое мнение народа.

— Уж ты-то красив! — насмешливо обронила Олим­пия.

— А вот и красив, — вызывающе отозвался Стэникэ.

— Вы не ответили на мой вопрос, домнул Паскало­пол! — приставала Аурика к помещику, который, восполь­зовавшись вмешательством Стэникэ, сделал вид, что за­был, о чем его спрашивали.

— Что вам ответить, домнишоара? В моем ли возра­сте заниматься такими вещами?

Вы так говорите, а между тем я хорошо знаю, что вы ходите в этот дом только ради одной особы. Вы знае­те, о ком я говорю. Ведь не ради же меня!

Паскалопол вновь сделал вид, что занят своими кар­тами.

— Если вы любите Отилию, — продолжала неумоли­мая Аурика, — то почему вы не женитесь на ней? Она была бы неблагодарной, если бы не приняла вашего пред­ложения после всего, что вы для нее сделали.

Помещик нахмурился и серьезно сказал:

— Почему вы так неразумны, домнишоара Аурика, и не оставите Отилию в покое? Вы прекрасно знаете, что я всего лишь старый друг, у которого нет семьи, и прихожу сюда время от времени, чтобы с одинаковой радостью увидеть вас всех. Простите, вы даже карту не положили. Не правда ли, кукоана Аглае?

— Аурика болтает, что ей в голову взбредет, — заме­тила Аглае.

— Я, мама, говорю то, что вижу, — сказала Аурика, притворяясь ласковой, несмотря на переполнявшую ее злобу. — Меня ведь вы не приглашали ни в свое имение, ни в Париж, — повернулась она снова к Паскалополу.— У меня нет к вам никаких претензий, я ничего не требую от жизни. Но одно могу сказать, что только из друже­ских чувств мужчина не принесет столько жертв. С вашей стороны это просто восхитительно!

Паскалопол взял Аурику за локоть и тихо, по-отече­ски стал ей выговаривать:

— Не говорите глупостей. Отилию я не брал с собой в Париж. Я случайно встретился с нею — она была там как стипендиатка.

— Стипендиатка, черта с два. Молчите уж, Паскало­пол, — вскинулась Аглае. — Смех один.

Помещик прикинулся смущенным, хотя на самом деле был страшно раздражен. Стэникэ, оценив положение, сыграл в великодушие и предложил иную тему для разговора, тоже весьма деликатную:

— А вы знаете, наш дядюшка Костаке тайком ходил к доктору, клянусь честью. Он соблюдает диету, пичкает себя лекарствами — это большое дело. Даже в религию ударился. Сюда приходили два священника и отслужили молебен.

— Внешне он выглядит гораздо лучше, — заметил Паскалопол.

— И даже не курит! — добавил Стэникэ.

Дядя Костаке, казалось, был очень доволен этим раз­говором и улыбался во весь рот, словно позировал фото­графу. Он чувствовал себя еще более здоровым, когда ему говорили, что он здоров.