Ангелы и демоны российской власти. Монархи и фавориты - Валерий Владимирович Пирогов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако если под его давлением Бунге был заменен Вышнеградским, то попытка повлиять на руководство внешней политикой вызвала гнев императора, он распорядился сделать «Московским ведомостям» официальное предостережение, и Катков нажил себе больше врагов, чем друзей, хотя все они признавали его силу.
В конце жизни, в мае 1887 года, его скомпрометировали перед императором, приписав ему авторство письма президенту палаты депутатов Франции Шарлю Флокэ, хотя «автором этой мерзости был Катакази» – посланник России в США. В своём письме Победоносцеву Катков, для сведения императора, писал:
«От самого начала моей общественной деятельности я ни к какой партии не принадлежал и никакой партии не формировал, не находился в солидарности ни с кем. Моя газета не была органом так называемого общественного мнения, и я большею частью шел против течения; газета моя была исключительно моим органом. <…> Ни с кем, ни в какой солидарности не находясь, я свято блюл свою независимость… Графу Д. А. Толстому Его Величество указал на некоторых лиц, которые компрометируют меня своею ко мне близостью. Только теперь, в эти последние дни, я узнал от лиц, заслуживающих полного доверия, что именно Богданович везде и при всяком случае выдавал себя моим другом, единомышленником, сотрудником, и даже будто бы он ездил в Париж по моему поручению… свидетельствую моею честию, что я ни в какой интимности с этим человеком не был…»
Катков умер 20 июля 1887 года в своём имении Знаменское-Садки. Столичная газета «Санкт-Петербургские ведомости» на следующий день написала: «Утрата, какую несёт Россия, неоценима; она теряет не только первоклассного журналиста, создавшего политическое значение русской печати, но и центральный ум, который в критические минуты собирал вокруг себя здоровое общественное мнение и указывал ему прямой путь».
В тот же день Александр III послал вдове Каткова Софье Петровне телеграмму, которая была напечатана в «Московских ведомостях» и других газетах:
«Вместе со всеми истинно русскими людьми глубоко скорблю о вашей и Нашей утрате. Сильное слово покойного мужа вашего, одушевлённое горячею любовью к отечеству, возбуждало русское чувство и укрепляло здравую мысль в смутные времена. Россия не забудет его заслуги, и все соединяются с Вами в единодушной молитве об упокоении души его».
Катков выступал за сильное государство – «великую державу», считая, что «слабое государство, не способное ни обороняться, ни управляться, не жалеют, а презирают и добивают», что у России нет необходимости расширять свои границы и включать в свой состав новые славянские территории, ибо страна и так обширна. Но государство должно защищать не только свои границы, но и интересы, поскольку оно представляет собой «живую индивидуальность». Панславизм Катков считал утопией, опасной не только для Австрии, но и для России.
Это была «идеология охранительства». Катков разделял идеи Уварова, был против разделения властей и, как последовательный монархист, видел единственно возможной формой власти в России самодержавие.
Поэтому был против парламентаризма, ограничения императорской власти конституцией и критиковал реформы, как либерализм, жертвующий «священными интересами Отечества», и нигилизм Герцена, который отрицает все «основы человеческого общежития – религию, государство, собственность, семейство», и был за единую «национальную партию», а Бакунина за «ненависть к всероссийскому государству».
Реформируя образование, Катков полагал, что необходимо сформулировать государственный стандарт и отделить от лекторов «экзаменационные комиссии». Университет он противопоставлял школе, где изучают не науки, а воспитывают ум на основе классического образования. Школа воспитывает детей в возрасте от 10 до 17 лет по 24 часа в неделю, а целью искусства он называл «творческое воспроизведение действительности в сознании», а движущей силой – вдохновение не только как субъективный дух художника, но «дух своего народа» и «дух своего времени».
В «Русском вестнике» публиковались «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина, проза С. Т. Аксакова, И. А. Гончарова, А. Н. Плещеева, А. А. Фета, Ф. И. Тютчева, С. М. Соловьёва. И. С. Тургенев публиковал там романы «Накануне», «Отцы и дети», «Дым», а Л. Н. Толстой – «Казаки», «Война и мир», «Анна Каренина», публиковались романы Ф. М. Достоевского. Н. С. Лесков опубликовал в «Русском вестнике» повести «Запечатленный ангел», «Соборяне» и «Захудалый род».
В письмах к Александру III он объяснил, что всегда был самостоятелен в суждениях и действиях, поэтому был добрым наставником для власти, который мог иногда казаться императору демоном, но царь понимал его и прощал.
Лев Толстой
В «Исповеди» Толстой писал, что с конца 1870-х годов он стал нередко мучиться неразрешимыми вопросами: «Ну, хорошо, у тебя будет 6000 десятин в Самарской губернии – 300 голов лошадей, а потом?», а в сфере литературной: «Ну, хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, ну и что ж!»
Думая о воспитании детей, он спрашивал себя: «Зачем?», а рассуждая «о том, как народ может достигнуть благосостояния», он «говорил себе: а мне что за дело?» В общем Лев Толстой «почувствовал, что то, на чём он стоял, подломилось, что того, чем он жил, уже нет… Я сам не знал, чего я хочу: я боялся жизни, стремился прочь от неё и между тем чего-то ещё надеялся от неё».
Чтобы найти ответ на эти вопросы и сомнения, Толстой в 1891 году написал «Исследование догматического богословия», в котором подверг критике «Православно-догматическое богословие» митрополита Макария (Булгакова). Он вёл беседы со священниками и монахами, ходил в 1877, 1881 и 1890 годах к старцам в Оптину пустынь, читал богословские трактаты, беседовал со старцем Амвросием (Лаврентьевым), который был противником учения Толстого.
14 марта 1890 года Леонтьев сообщал Т. И. Филиппову, что он сказал Толстому: «Жаль, Лев Николаевич, что у меня мало фанатизма. А надо бы написать в Петербург, где у меня есть связи, чтобы вас сослали в Томск, и чтобы не позволили ни графине, ни дочерям вашим даже и посещать вас, и чтобы денег вам высылали мало. А то вы положительно вредны».
На это Лев Николаевич ответил: «Голубчик, Константин Николаевич! Напишите, ради Бога, чтоб меня сослали. Это моя мечта. Я делаю все возможное, чтобы компрометировать себя в глазах правительства, и все сходит мне с рук. Прошу вас, напишите».
В это время Толстой присматривался ко всем течениям христианства – к старообрядцам, сблизился
