Сказка - Кинг Стивен

— Прошу прощения, Чарли.

Я открыл рот, чтобы ответить «нет проблем», но сказал совсем другое:

— Прощаю тебя с радостью. Иди, Аммит.

Теперь они все смотрели на меня, и некоторые (но не Йота, еще нет) тоже приложили руки ко лбу. Головы не могли разболеться у всех сразу, так что это наверняка был салют. Они верили во что-то совершенно нелепое. И все же…

— Умойся, Чарли, — сказал Галли, показывая мне на ведра. По причине, которой я не понимал, Эрис ходила, пригибаясь, вдоль полки и проводила руками по ее нижней стороне. — Давай, приведи себя в порядок.

— Волосы тоже, — сказал Глаз. И когда я заколебался, добавил. — Все в порядке. Пусть они увидят. Прости за то, что сказал, что набью тебе полный рот грязи.

Я сказал ему, что не обиделся, не потрудившись добавить, что в своей жизни слышал много подобной фигни. Это был не просто спортивный обычай, но и вообще мужской.

Подойдя к одному из ведер, я отжал плавающую в нем тряпку и обтер ею лицо, шею, подмышки и живот. При этом я недовольно сознавал, что целая аудитория наблюдает за тем, как я моюсь. Когда я вымыл все, до чего мог дотянуться, Джая попросила меня повернуться. Я так и сделал, и она вымыла мне спину. Она осторожно обходила порез, куда Аарон ударил меня за то, что я «снял шкуру с кошки» на кольцах, но я все равно морщился.

— Терпи, Чарли, — сказала она. Ее голос был нежным. — Еще немного. Мне нужно убрать грязь из раны, чтобы она не загноилась.

Закончив, она указала на одно из неиспользованных ведер. Потом дотронулась до моих волос, но только на секунду, прежде чем отстранилась, как будто прикоснувшись к чему-то горячему.

Я посмотрел на Йоту, чтобы удостовериться, и он кивнул. Недолго думая, я схватил ведро и вылил его себе на голову. Вода была достаточно холодной, чтобы заставить меня задохнуться, но это было приятно. Я провел руками по волосам, выбирая из них застрявшую грязь и песок. У моих ног натекла лужица темной воды. Пальцами я зачесал волосы назад, насколько смог, и заметил, что они порядком отросли. «Наверное, стал похож на хиппи» — подумал я.

Они смотрели на меня, каждый из тридцати. Некоторые в самом деле были озадачены и у всех были круглые глаза. Йота приложил тыльную сторону ладони ко лбу и опустился на колено. Остальные последовали его примеру. Сказать, что я был ошеломлен — значит ничего не сказать.

— Встаньте, — сказал я. — Я не тот, за кого вы меня принимаете.

Только я не был уверен, что это правда.

Они поднялись на ноги. Йота подошел ко мне и схватился за прядку волос, упавшую на ухо. Выдернув ее — ой! — он показал мне свою руку. Прядь, даже мокрая, ярко блестела в свете газовых рожков. Почти так же ярко, как золотые шарики мистера Боудича.

— А как насчет моих глаз? — спросил я. — Какого цвета мои глаза?

Йота прищурился, оказавшись почти нос к носу со мной.

— Все еще карие. Но они меняются. Тебе надо смотреть вниз как можно больше.

— К тому же ублюдкам это нравится, — сказал Стукс.

— Они это просто обожают, — добавил Фремми.

— За нами придут в любой момент, — сказала Эрис. — Позволь мне… Прости, принц Чарли, но я должна…

— Не называй его так! — сказал Том. — Никогда! Ты хочешь, чтобы его убили? Чарли, черт возьми, только Чарли!

— Прости, — прошептала она, — и извини, что делаю это, но я должна.

Она собрала под полкой целую горсть черноты — смесь застарелого жира и грязи.

— Наклонись ко мне. Ты очень высокий.

«Конечно, — подумал я. — Высокий, европеоид, теперь блондин, а скоро, возможно, еще и голубоглазый. Бравый принц прямо из диснеевского мультика». Вот только я не чувствовал себя таким уж бравым, и все это выглядело абсурдно. Какой диснеевский принц когда-либо размазывал собачье дерьмо по ветровому стеклу или взрывал почтовый ящик самодельной бомбой?

Я наклонился. Очень нежно она провела пальцами по моим волосам, снова пачкая их и делая темнее. Но не скажу, что прикосновение ее пальцев к моей голове не вызвало у меня легкой дрожи. Судя по тому, как залились румянцем щеки Эрис, не только у меня.

В дверь заколотили кулаком. Один из ночных солдат крикнул:

— Игровое время кончилось! Выходите! Топ-топ! Не заставляйте меня повторять дважды, детки!

Эрис, отступив назад, посмотрела на меня, потом на Глаза, Джаю и Хейми.

— Думаю, с ним все в порядке, — тихо сказала Джая. Я надеялся, что так оно и было. У меня не было никакого желания снова посетить апартаменты Верховного лорда. Или камеру пыток. Если бы я туда попал, меня бы заставили рассказать все… и в конце концов я бы рассказал. Начиная с того, откуда я пришел. Кто помогал мне на моем пути и где они живут. И кем меня считали мои товарищи по заключению. Кем я был.

Их гребаным спасителем.

Мы вернулись в Глубь Малейн. Двери камер захлопнулись и заперлись вытянутыми руками ночных солдат. Это был ловкий трюк. Мне было интересно, какие трюки у них еще были. Конечно, кроме использования электрических разрядов по заказу.

Хейми смотрел на меня большими глазами со своего конца камеры — отодвинувшись так далеко, как только мог. Я сказал ему, чтобы он перестал пялиться на меня, это заставляло меня нервничать. Он ответил:

— Прошу прощения, при… Чарли.

— Тебе надо получше стараться на тренировках, — сказал я. — Обещай мне, что попытаешься.

— Обещаю.

— И постарайся лучше скрывать то, что, как тебе кажется, ты знаешь про меня.

— Я никому про это не говорил.

Оглянувшись через плечо, я увидел Фремми и Стакса, которые бог о бок смотрели на нас из своей камеры, и понял, как распространился этот слух. Некоторые истории (как вы, наверное, и сами знаете) слишком хороши, чтобы не передать их дальше.

Я все еще проводил инвентаризацию своих больных мест, когда четыре засова по очереди отодвинулись. Вошел Перси с большим тортом на металлическом блюде. Шоколадным, судя по всему. Мой желудок болезненно вскрикнул. Он отнес торт дальше по коридору в камеру, которую Аммит делил с Галли.

Аммит просунул руку сквозь прутья и отщипнул приличных размеров кусок. Отправил его в рот, а потом сказал (с явным сожалением):

— Остальное отдай Чарли. Он побил меня палкой. Отделал, как рыжего пасынка[221].

Это снова было не то, что он сказал, а то, что я услышал. То, что моя мама обычно говорила после партии в джин-рамми со своей подругой Хеддой. Иногда Хедда била ее, как рыжего пасынка, иногда как наемного мула, иногда как большой басовый барабан. Есть фразы, которые никогда не забываются.

Перси подошел к решетке моей камеры с большей частью торта на блюде. Со всех сторон на него глядели тоскующие глаза. Торт был таким большим, что Перси пришлось перевернуть блюдо боком, чтобы просунуть его между прутьями. Я прижал его к блюду, чтобы он не упал на пол, потом облизал глазурь. Боже, как это было вкусно — я до сих пор чувствую этот вкус.

Я начал есть (пообещав себе, что отдам немного Хейми и, может быть, еще комическому дуэту по соседству), но потом прервался. Перси все еще стоял перед камерой. Когда он увидел, что я смотрю на него, он приложил тыльную сторону своей бедной расплавленной руки к серому лбу.

И преклонил колено.

Я спал, и мне снилась Радар.

Она бежала рысью по Королевской дороге к депо, где мы провели ночь перед тем, как отправиться в город. Время от времени она останавливалась и искала меня, поскуливая. Один раз чуть не развернулась, чтобы вернуться назад, но потом побежала дальше. «Хорошая собака, — подумал я. — Спасайся, если сможешь».

Луны пробились сквозь облака. Как по команде, завыли волки. Радар перестала бежать рысью и перешел на бег. Вой становился громче и ближе. Во сне я видел низкие тени, крадущиеся по обе стороны дороги. У теней были красные глаза. «Вот как сон превращается в кошмар», — подумал я и приказал себе проснуться. Я не хотел видеть, как стая волков — или две стаи, по одной с каждой стороны — вырвется из улиц и переулков разрушенного пригорода и нападет на мою собаку.