Похороны ведьмы - Артур Баневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снега было немного, может, на палец или два, но он полностью изменил картину. Влажный, он облеплял все, на что падал, миллиардами толстых, тяжелых хлопьев, а полная неподвижность воздуха еще усиливала эффект. Весь мир выглядел так, словно его обсыпали мукой: лежа между стволами деревьев, трудно было увидеть черное и коричневое. Там, где вчера поблескивали полосы льда и уплотненного ветром, подтопленного солнцем снега, сейчас лежал пух. На ветвях, стволах, папоротниках, стеблях, макушках травы, на мхе и пролысинах голой земли – всюду лежал свежий, абсолютно белый пух.
На землянке и входе в нее – тоже. А также на тропке, по которой они вчера сюда приплелись. Вначале Ленда с Ганусом, потом он.
Ленда лежала за тропкой, в сугробе. Ярусами тремя ниже. Довольно далеко, потому что склон был не очень уж крутой и по горизонтали она пролетела больше, чем по вертикали, но Дебрену не составило труда ее отыскать. На этой дряни при неярком освещении каждый след ступни был виден за полмили. А она преодолела спуск не на ногах.
Судя по ширине пропаханной в снегу полосы, она немного крутилась, немного скользила на ягодицах и переворачивалась, колотясь во все стороны всем телом. Это выглядело скверно. На пути было несколько булыжников, какие-то острые пни… Чума и мор! Да еще и лед под снегом. Это южный склон, самый что ни на есть опасный. Растаивает и замерзает попеременно: один неверный шаг – и можно помчаться вниз, как веретено по телепортодромной полосе. Если хоть раз перевернуться вниз головой…
Он сел на край обрыва, потом лег, а затем начал съезжать, кляня себя за собственную дурость. Надо было идти вокруг, как ночью. А вернее – вообще не идти. Во всяком случае, сюда. Станция находилась на востоке, идти надо было туда и как можно быстрее. Потому что существо, настолько неспособное сопротивляться чарам, вполне может оказаться способным воспрепятствовать перелому шеи. А после того, чем он ее попотчевал, на мягкий подзатыльник рассчитывать никак нельзя.
Дебрен, ты идиот. Вот она -=– правда-то!
Благодаря тому, что был в башмаках, он съехал на тропку не очень быстро и не очень сильно побился. Встал и, продираясь через какие-то игольчатые лианы, заметил погруженный в снег топор. Чудесно.
Дурная соплячка. Не могла найти приличный нож в тех руинах, что остались от станции? Топор ей, идиотке, понадобился!
Он пробился через сугроб и замер от изумления.
Уже на самом краю обрыва с нее слетел капюшон, и теперь она лежала с облепленной снегом, гладкой, совершенно безволосой головой. Ничего. Именно такой он ее себе вообще-то и представлял. Кожа на макушке лопнула, и немного крови, смешавшейся со снегом, образовало розовую кашицу. И это тоже ничего. Рана уже не кровоточила. Левое колено выглядело паршиво, но синяк и припухлость у нее были и раньше, а кровь потекла из сорванных болячек. Разорванный рукав, бок рубашки и, кажется, весь зад? Небольшая потеря, все равно это уже тряпка, а не одежда, а на видневшихся сквозь дыры участках тела крови не было. Но это посередине…
На правом бедре рубашка подвернулась высоко, и Дебрен дождался исполнения одного из своих потаенных желаний. Заглянул Ленде под юбку.
Он стоял, не чувствуя холода, и смотрел. Пытался понять, но не пытался запомнить. Однако не понял, и запомнил, и знал, что это на всю жизнь.
Опустился на колено рядом с ней и, держа в руке острие топора, начал потирать шнур, соединяющий через спину обе кисти рук. Тереть, похоже, надо было долго. У топора была не такая, как нужно, форма, и он был тупой, а длинное и тяжелое топорище только мешало. Вдобавок тулуп был глубоко вырезан под мышками, и каждое не совсем точное движение царапало тонкую в этом месте кожу. Точные движения получались у него примерно один раз из пяти.
Когда рука начала неметь, а первые струйки крови впитались в штаны, он устроил себе передышку. Прижался ухом к груди Ленды, прислушался к биению сердца. Вроде бы – хорошо. Примерно двадцать ударов за бусинку, ровных. Сильных ли – он уверен не был. То, что внутри рубашки, было объемистее, чем он думал. Настоящая сирена со старой карты Венсуэлли. Неудивительно, что Ольрик интересовался не чешуйками.
– Только не умирай, слышишь?
Она не слышала. Лежала, закрыв глаза, странная, безволосая, неподвижная. Еще менее красивая, чем когда-либо. Исцарапанная, облепленная снегом и обломками стеблей сухих трав. Чужая. С чужим ребенком там, под тем, что все еще стояло у него перед глазами, хоть он всячески старался избегать взглядом все, что было ниже пояса. Слишком большая, слишком сильная, изящная, как боевой топор, и желанная, как десятник перед строем рекрутов. Надо было головой удариться…
На сей раз он сумел сдержаться. Наклонился. Пользуясь скулами, носом и лбом, принялся участок за участком ощупывать череп Ленды. Пытался найти трещину. Не нашел. Это хорошо, но ни о чем не говорит. Там, внутри, мозг мог плавать в крови. Она крупная, кости крепкие. То, что череп цел, ничего еще не значит.
Он подумал, что, возможно, она никогда не проснется.
Только тогда поцеловал. В последний момент пытался попасть в щеку, но даже теперь не сумел сдержаться, поэтому они сошлись губами.
Поднялся. Чувствовал себя… странно. И не мог сказать, в чем это выражается. Эта странность.
Потом посмотрел на сосновую рощицу и с сожалением подумал, что, наверное, никогда этого не узнает. Из-за прикрытых белыми шапками сосенок выглянули бесформенные коричневые шапки идущих лесом людей.
Из рощицы вышли двое. Они двигались медленно, осторожно и все время поглядывали по сторонам, поэтому почти сразу заметили и оттиснувшиеся в свежем снегу следы, и Дебрена, присевшего там, где следы кончались. Заметили ли полузасыпанную снегом Ленду, было до конца неясно. Вокруг все заросло высокой травой, какими-то мелкими кустиками… Надежда была невелика, но была, поэтому Дебрен немедленно вскочил. Перепрыгнул через Ленду и быстро направился к мужчинам, неся топор под мышкой. У него мелькнула мысль незаметно отпустить оружие и пойти навстречу людям безоружным, но, пожалуй, подумал он об этом слишком поздно. Скорее всего они видели, что, стоя на коленях, он держал в руках какую-то палку. Если бы он попытался отбросить ее, они могли решить, что это подвох или, еще хуже, трусость. Оружие бросают слабые. А с такими не вступают в переговоры. С ним они скорее всего тоже в переговоры вступать не захотят, так что, пока существовала хотя бы тень надежды, надо было за нее держаться.
Тот, что шел вторым, сделал два шага в сторону, чтобы выглянуть из-за руки более высокого и тучного товарища. Только тут Дебрен понял, почему в движениях первого было что-то странное. У обоих мужчин были через спины переброшены какие-то шесты, которые он счел древками копий, но тот, что шел первым, поддерживал не ремешок с оружием. Приподнятая на высоту бедра, засунутая в рукавицу рука размером с буханку держала солидную жердь, второй конец которой лежал на плече спутника дылды. С жерди свисал подвязанный за ноги крупный козлик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});