КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН - Карл-Иоганн Вальгрен

— Какая мне теперь разница? — сказал адвокат под конец, выслушав все аргументы Иоакима. — Меня и так уже надули на чудовищную сумму.

— Вы манипулировали с отцовской бухгалтерией. Я мог бы заявить на вас в полицию, но не стану этого делать. Кстати, ваша репутация только выиграет, если вы приобретёте ещё одного Кройера. Такие вещи производят впечатление.

— Здесь искусство никого не интересует, — горько сказал адвокат. — Кто здесь вообще слышал имя Кройера? Большинство уверено, что Пикассо — название пиццерии. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Поверь мне, очень хорошо понимаю.

Шантаж подействовал. Адвокат нервно двигал очешник по гладкой поверхности стола.

— Что же, картина составит компанию остальным в чулане.

— Или ты продашь её ещё большему идиоту, — пробурчал Карстен со своего наблюдательного поста в кресле для посетителей. — Это как пирамида, парень. Последний проигрывает.

Семборн, похоже, воспринимал спутника Иоакима как уголовника, специализирующегося на выбивании денег, кем он, по правде говоря, в данном случае и являлся.

— Не думаю… С этого момента моя коллекция — моё частное дело, никому показывать её не собираюсь. Ни одно полотно. Гётеборгские колористы, Рагнар Сандберг, халландские мотивы… Крестьянку с сыром я уже снял.

Иоаким посмотрел на светлое пятно на обоях, и ему почему-то стало грустно.

— Не знаю… — сказал он. — Думаю, она вполне может оказаться оригиналом.

— Это ты говоришь мне в утешение? Я так понимаю, что все картины, проданные мне за эти годы, — фальшивки. Он штамповал их в своей мастерской. Я только теперь это понял. Сидел и подделывал старых мастеров — в розницу и оптом.

Сквозь открытое окно в комнату доносились запахи Фалькенберга, застенчивое обонятельное эхо, напомнившие Иоакиму далёкое фалькенбергское прошлое. Карканье ворон на большом дубе у Докторской аллеи — это же наверняка потомки ворон его детства… Он слышал журчание реки, журчание провинциальных разговоров на провинциальном диалекте… многие из этих людей никогда не бывали в Стокгольме. Вдруг он увидел весь город в поблекших, но всё же ярких красках семидесятых, отзвуки голосов того времени, когда отец был именно тем, кем считался в своём окружении, и тем самым сообщал его, Иоакима, существованию уверенность и стабильность.

Только что на улице перед адвокатской конторой его остановил старый приятель по гимназии — лысый, тучный мужчина. Он заговорил с ним о погоде, о природе… Иоакиму потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы осознать, что это не папа его гимназического приятеля, а сын папы гимназического приятеля, то есть гимназический приятель собственной персоной… Ледяной хронологический сквозняк выдул его из недоступного пониманию туннеля времени, и вот теперь он пытался поведать Иоакиму о судьбе их общих знакомых и о важных провинциальных событиях в провинциальном городе.

— Поставь картину за дверью, — вздохнул Семборн. — И приходите завтра к девяти, лучше чуть пораньше. Я вам выпишу чек.

Чтобы убить время в городе, с которым у него уже не было никакой естественной связи, он в тот же вечер в вестибюле отеля сел за компьютер в поисках «Господина Рюддигера». Но дальше того, что ему удалось найти тот самый сайт, где он ещё в Стокгольме обнаружил сообщение этого загадочного «Господина Рюддигера», дело не пошло. Некий «Б», писал Рюддигер, во время войны был фальшивомонетчиком. Иоаким попытался вспомнить разговор с тем стариком на похоронах отца два года назад… Он тогда называл псевдоним отца… Бруннен? Броннен? Или память ему изменяет?

Дальше всё застопорилось. Бог мой, во всём, что он пробовал в своей жизни, он ничего не достиг, остался на среднем уровне… ему явно не хватало фантазии. Броннен плюс Берлин, Георг Хаман плюс Берлин, Георг плюс Бруннен плюс фальсификация… всё это никуда не привело, как и остальные случайно выбранные ключевые слова — он каждый раз попадал на замкнутый круг сайтов, отсылающих его к уже виденному.

В отчаянии от собственной бесталанности он открыл «Жёлтые страницы» региона Берлин — Потсдам. Всё безрезультатно, никаких Георгов Хаманов или Бронненов в Берлине не числилось, а если они и были, то у них не было ни адресов, ни телефонов.

Он поднял глаза от экрана и увидел, что Фидель идёт к автомату с кока-колой.

— Do you know anything about computers?[182] — спросил он.

— Como?

— I want to know who this Herr Ruddiger is. He’s an avatar. I need his real name[183].

Фидель отхлебнул из банки и присел рядом.

— Aver quepasa, — сказал он и, к неимоверному удивлению Иоакима, добавил: — You check all the application from server?[184]

Через час всё было готово. Онемев от удивления, Иоаким наблюдал, как юноша лавировал между какими-то таинственными URL, писал странные буквенно-цифровые комбинации на технических страницах, о существовании которых Иоаким даже не подозревал. По пути он явно пиратскими методами загрузил несколько программ из бог знает каких закоулков киберпространства, заполнил несколько странных формуляров… при этом прихлёбывал кока-колу и что-то мурлыкал себе под нос. Затем он забрался на испаноязычные сайты «Microsoft» и запросил техническую помощь. При этом на все вопросы Иоакима он непонимающе качал головой, не прерывая ни на секунду свой технологический концерт на клавиатуре компьютера. Наконец он открыл свой hotmail и добавил адрес в список корреспондентов.

— This man is the avatar, — сказал Фидель вяло. — You can write him now.[185]

Он меня разыгрывает, решил Иоаким, уставившись на адрес. [email protected] gmx. net. Но оказалось, парень прав.

Ответ на запрос пришёл почти немедленно и подтвердил компьютерную гениальность Фиделя. Он напал на след. «Моего соседа, — написал ему корреспондент, — зовут Роберт Броннен. А вы кто?»

Они обменялись несколькими письмами. Иоаким объяснил, почему он интересуется Бронненом. Mitch22, которого, как оказалось, зовут Михель Вирт, был очень любезен. В настоящее время сосед его в отъезде. Ему это известно, потому что тот попросил его присмотреть за кошкой. Господин Броннен вернётся в пятницу на следующей неделе. Он всегда готов помочь. Иоаким может ему без стеснения писать или звонить, если окажется в Берлине. Далее следовал адрес в Кройцберге.

Именно Вирт, тридцатилетний безработный компьютерный фанатик, посоветовал им дожидаться того, кого они ищут, в ресторанчике напротив.

— В «Злом мальчике» собираются гомосексуалы, — пояснил он. — Господин Броннен туда тоже заглядывает. Из бара видна улица как на ладони. Вы узнаете его по трости.

— Лина опять звонила, — сказал Карстен, заказывая кожаному бармену («немецкому медведю») пятую кружку «Йевера». — Наговорила на автоответчик. Она беспокоится.

— И на мой тоже, — сказал Иоаким. — Тоже беспокоится.

— Ты не должен был трахать мою невесту, Йокки.

— Знаю. Ничего не мог с собой сделать.

— Ты похож на меня в молодости. Поэтому ты мне и нравишься.

«Как повернётся всё дальше?» — подумал Иоаким. Он понятия не имел, что он скажет старому приятелю отца, не знал, какие вопросы будет задавать, не знал даже, что ему, собственно, хочется узнать, а о чём он предпочёл бы остаться в неведении. Невыносимо, раздражающе яркий свет ближайшего будущего его словно ослепил, он не ориентировался во времени и пространстве. И Лина… ясно, что можно временно отложить некоторые проблемы, но когда-то же их всё равно придётся решать. Что он будет делать после этой поездки? Что он вообще собирается сделать со своей жизнью?

— Моя главная проблема, как я вчера понял, — сказал Хамрелль, — что у меня уже ничто не шевелится в штанах в таких местах, как «Кит-Кат». Иммунитет появился, что ли. Я не вижу людей — только картинки их телес. Людей нет. Сплошной плагиат. Киборги! Аж жутко…

— Со мной то же самое.

— Как будто люди в нашей части света существуют в полдюжине вариантов, не больше. Никакой оригинальности, даже в извращениях. Всё идёт к уравниловке. Народ слушает одинаковую музыку, читает одни и те же книги и газеты, одеваются одинаково и пьют одинаковый кофе в одинаковых кафе «Старбакс».

— Согласен.

На противоположной стороне улицы остановилось такси. Из него вышел старик, очень живой и подвижный для своих лет. Трость служила ему скорее украшением, чем опорой. Он взял у шофёра чемодан и исчез в подъезде.

Через несколько мгновений Иоаким уже стоял перед его дверью на третьем этаже и никак не решался нажать кнопку звонка. Он рассматривал латунную табличку с именем «Роберт Броннен», слегка облупившуюся штукатурку на лестничной площадке… откуда-то снизу поднимался кухонный чад, в нише слабо светилась красивая лампа в стиле югенд. Где-то работал телевизор, женский голос визгливо пролаял что-то в телефон, и он вновь подивился, что понимает каждое слово, хотя так и не мог вспомнить, говорил ли когда-нибудь отец с ним по-немецки.