1001 Смерть - А. Лаврин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его мучения сделались невыносимыми. Он испытывает непрестанные боли. Потом его начала изводить жажда. Но врачи запретили давать воду. Крохотный кусочек льда он выпрашивает как милость, умоляет о нем, точно ребенок. Его охватывает глубокое уныние.
— Как вы себя чувствуете сегодня утром, маэстро? — спрашивает доктор Барт.
— Откройте окно и выбросьте меня в сад. Тогда я перестану страдать!
Никому не разрешалось входить в дом — только врачам и самым близким друзьям…
Однажды приехал папский нунций — монсиньор Киджи, поклонник маэстро, один из неизменных посетителей субботних концертов. Он пришел прощаться с другом? Выполнить свою миссию священника? Преодолев сопротивление синьоры Олимпии, не хотевшей впускать его, он приблизился к больному и, поздоровавшись, объявил, что принес благословение папы «in articulo mottis» Россини с испугом посмотрел на него. Бестактность прелата сразила его. Вот, значит, чем объясняется осторожное молчание тех, кто ухаживает за ним, вот, наконец, ужасная правда. Теперь ни к чему больше притворяться, не нужно говорить утешительные слова, не надо жалостливого обхождения. Россини знает все. Врачи больше ничего не могут сделать. Нужно обратиться к Богу.
Священник? Можно позвать аббата Галле. Россини знаком с ним. Он тоже почитатель, почти друг маэстро. Если маэстро пожелает…
Хорошо, пусть придет. Маэстро, который так любит жизнь, сразу же примиряется со смертью.
Оставался час до полуночи 13 ноября 1868 года.
День прошел в гнетущей обстановке безутешного молчания. Уже не осталось никакой надежды, но никто не хотел верить, что наступит конец.
Маэстро был почти без сознания. Измученная горем синьора Олимпия, несравненная, заботливая сиделка, казалось, лишилась Последних сил. Друзья тихо плакали. Мария Альбони и Аделина Патти зажимали платками рот, чтобы приглушить рыдания. Великие исполнительницы опер Россини стояли у постели маэстро, словно музы, принесшие прощальное приветствие от искусства, театра, публики.
— Сайта Мария! Сайта Анна!.. — тихо шептал Россини.
Потом с губ его еле слышно слетело имя жены.
Он глубоко вздохнул, его благородная голова тяжело вдавилась в подушку, прекрасные, белее покрывала руки вытянулись, пытаясь сложиться в молитвенном жесте.
РУДОЛЬФ (1858–1889) — кронпринц, сын императора Франца Иосифа I, наследник престола Австро-Венгерской империи. Кронпринц Рудольф был женат на бельгийской принцессе Стефании, однако при этом имел любовную связь с дочерью баронессы Вечеры, семнадцатилетней Марией.
Накануне смерти, в 11.30 дня кронпринц получил телеграмму. По свидетельству вручившего эту телеграмму, Рудольф быстро пробежал глазами ее содержание, вдруг очень разволновался, бросил телеграмму на стол и как бы про себя сказал: «Да, быть посему!» После этого кронпринц отменил все назначенные встречи и дела, приказал подавать карету, сказав, что вернется завтра к вечеру. Затем Рудольф уехал в свой замок в Майерлинге.
То, что произошло в замке, очень трудно поддается точной реконструкции. То есть, нам известно, что утром камердинер кронпринца обнаружил своего хозяина и его любовницу Марию Вечеру мертвыми (убитыми), но подробности этой истории весьма запутаны. Вот как пытается пройти сквозь лабиринт загадок современный исследователь.
Итак: на веру можно принять лишь то, что граф Хойос отметил в своих записках… Согласно этим записям, последним четким следом можно считать такой факт: после ужина Рудольф ушел лечить свою простуду… Было девять часов вечера.
А потом?
Потом Рудольф вошел в спальню со сводчатым потолком, где его с поцелуями ждала Мери, распустив волосы…
Возможно, Рудольф лишь сказал с порога: «Мы одни», — и девушка наконец-то вышла из своего убежища (в домашних туфельках на лебяжьем пуху? в капоте? или все в том же темно-зеленом платье, в котором она убежала из дома и в котором ее потом похоронят?..) Тем временем Лошак (камердинер кронпринца. — А.Л.) проворно приносит чистые бокалы, наполняет их шампанским… и подает жареную косулю в холодном виде. Но Мария едва притрагивается к еде (или набрасывается на нее с волчьим аппетитом?), Рудольф же садится напротив, по другую сторону стола, и они влюбленными глазами смотрят друг на друга — говорить им особенно уже не о чем. Они чокаются бокалами. В Вене сейчас карнавал в полном разгаре! Жизнь кипит, бурлит! Они же молча, без слов, подбадривают друг друга взглядом — время сейчас остановилось для них, и карнавальная ночь будет длиться вечно.
Чем не дуэт?
Но, возможно, Мария в этот момент уже находится при смерти. (При тогдашних методах прерывания беременности в среднем каждый второй случай кончался роковым исходом). Сепсис, неудержимое кровотечение — врач, тайно привезенный под вечер, лишь бессильно разводит руками. Девушка уже знает, что не дотянет до утра — она совсем ослабла, время от времени теряет сознание… Из комнаты доносятся тихие голоса. Рудольф обещает Марии последовать за нею — таков уговор. Затем они пишут письма.
Мария — сестре:
«В блаженстве уходим мы в мир иной. Думай иногда обо мне. Желаю тебе быть счастливой и выйти замуж по любви. Я не могла этого сделать, но и своей любви противиться была не в силах. С нею и иду на смерть.
Любящая тебя сестра Мэри.P.S. Не оплакивайте меня, я с радостью ухожу на тот свет. Здесь так красиво, напоминает Шварцау. Подумай о линии жизни на моей ладони. И еще раз: живи счастливо!»
Мария пишет — матери:
«Дорогая мама!
Прости мне содеянное! Я не сумела превозмочь свою любовь. С его согласия мне хотелось бы лежать рядом с ним на алландском кладбище. В смерти я буду счастливее, чем была в жизни».
Рудольф — жене:
«Милая Стефания!
Ты избавишься от моего присутствия. Будь добра к нашему несчастному ребенку, ведь это единственное, что останется от меня. Передай мой прощальный привет всем знакомым, а в особенности Бомбелю, Шпиндлеру, Ново, Гизелле, Леопольду и другим. Я спокойно иду навстречу смерти, ибо лишь так могу сохранить свое имя.
Твой любящий муж Рудольф».В этом письме нет ни слова о мотивах смерти, только короткий намек. На что — на карточный долг, несчастную любовь, невозможность жить двойной жизнью? Этот же намек повторяется и в других предсмертных письмах принца.
Марии слегка жутковато — нет, она не боится, а скорее волнуется: хоть бы удалось! Но она полагается на Рудольфа, рука у него надежная, он опытный охотник. Закрыв глаза, она ждет. В руке сжимает, нервно теребя, маленький носовой платочек, отделанный кружевами. Доктору Видерхоферу потом насилу удастся вытащить его из застывших пальцев.
«Нам очень любопытно взглянуть на загробный мир», — гласит постскриптум одного из вариантов прощального письма. Бедняжку Мари ожидает страшный сюрприз: она в самом деле отправится на тот свет.
Рудольф настроен не так весело. Он-то на своем веку повидал смерть. Во время охоты он (якобы) имел обыкновение подолгу смотреть в глаза умирающим животным. «Мне бы хотелось хоть раз уловить последний вздох».
…Он велит Лошеку принести коньяк, вливает его в шампанское — алкоголь теперь действует на него только так, в смеси. Затем посылает лакея в людскую за красномордым Братфишем — пусть споет старые венгерские песни, как в былые времена, когда принц, переодевшись в простое платье, на пару с кучером обходил все увеселительные заведения в Гринцинге. «Братфиш дивно свистел в этот вечер», — напишет потом Мария в апокрифическом постскриптуме. Рудольф, облокотясь о бильярдный стол, с отрешенной грустью слушал… Наверняка и Мария подпевала ему, ведь, как мы знаем со слов Круди,[80] «она была бы весьма заурядной особой, не обладай она грудным голосом, проникающим до самых глубин мужского сердца… Голос был глубокий, как размышление над бессмысленностью жизни…» …Обняв девушку за талию, Рудольф медленно проходит с ней в спальню. В дверях, обернувшись, дает распоряжение:
— Лошек, прошу не мешать! Никого ко мне не впускайте, даже будь то сам император!
Глубокой ночью Рудольф выстрелом из револьвера убил Марию Вечеру, а через несколько часов выстрелил в себя — так неудачно, что снес почти всю верхушку черепа.
РУЗВЕЛЬТ Франклин Делано (1882–1945) — президент США. Сильный, волевой президент умер неожиданно. Вот как это произошло:
Почта 12 апреля запоздала. ФДР (сокращенное от Франклин Делано Рузвельт. — А.Л.) безмятежно болтал с Люси. Б.Хассет осведомился у президента, подпишет ли он бумаги утром или отложит на вторую половину дня. «Нет, давай их сюда, Билл». Рузвельт поставил размашистую подпись у громадного камина, Хассет терпеливо стоял рядом, ожидая окончания процедуры. ФДР не умолкал ни на минуту: «Ну вот, типичный документ госдепартамента. Ни о чем!» …Около часа дня Хассет ушел, оставив несколько документов, которые Рузвельт хотел прочитать.
