Ее крестовый поход - Аннетт Мотли

Тристан, ошеломленный подобными словами, которые смогли пробиться сквозь гордость, уязвленный такой простой и удивительной правдой, с восхищением взглянул на нее, словно увидев впервые.

— Может ли это быть правдой? — поразился он. — Можешь ли ты обладать такой силой? Любить меня и говорить мне это после…

Она горестно качнула головой.

— Я и в самом деле не могла сказать раньше.

Она не стала бы объяснять, что лишь его глубокая скорбь заставила ее сделать это.

Они смотрели друг на друга через темное, безмолвное пространство, а затем он поднялся на ноги и притянул ее к себе с осторожной нежностью, которая была для нее почти так же мучительна, как и предыдущее насилие.

— Любовь моя, — прошептал он, прижав губы к ее волосам, — остаток моей жизни принадлежит тебе. У меня нет других привязанностей.

Она подняла голову, глаза ее чудесно светились, и он поцеловал ее в губы, лаская их нежную поверхность с осторожностью, которая разжигала в ней страсть. Руки ее обвились вокруг его тела, и она прижалась к нему, словно желая слиться в единое существо — губами, грудью, животом, бедрами, — руки ее жадно гладили его обнаженную кожу.

Тристан засмеялся, не веря в свое счастье, и, приподняв, прижал ее к груди и держал ее так несколько восхитительных мгновений.

— Я показал свою похоть, миледи… позволь показать теперь свою любовь.

Он снова уложил ее на зеленую траву, накрыв своим телом. Несколько минут они лежали так близко, как только могут два человека, и негромко говорил обо всем и ни о чем, как это обычно бывает у любящих, на что они сами никогда не надеялись. Они давали друг другу покой после пролетевшего шторма и тихо, без малейшего намека на грех или стыд, познавали друг друга с помощью глаз, рук, губ. Их прикосновения поначалу были легкими и осторожными, но каждый знал о желании, которое сопутствовало удовольствию.

Ласки его теперь были нежны, но вкрадчиво настойчивы. Он целовал синяки, которые расцвели на ее груди. Его руки на ее животе были мягки, словно дыхание, раздувающее пламя. И когда ее желание взмыло ему навстречу, со вздохом наслаждения раздвинула она бедра, выгнув спину, дабы прижаться к нему каждой частичкой своего тела, ублажая его. Они слились. Теперь их желание было не только телесным, но в равной степени и духовным. И хотя оно росло по мере их приближения к высшей точке наслаждения, ему суждено было не исчезнуть после соития, но остаться в них неугасимым пламенем до скончания их дней. В момент наивысшего блаженства она вскрикнула, чувствуя, что сердце ее вспорхнуло в розовые сумерки, как птичка, выпущенная на свободу из клетки. Она стала частью его, как и он сделался ее частью, и они не могли уже быть разлученными ни жизнью, ни смертью.

Потом, обессиленные, они заснули, накрывшись его плащом и положив под голову свернутый плащ Иден. Возвышавшийся над ними Крест охранял их. Никто не вспомнил о нем за прошедший час. Если бы они сделали это, то наверняка поначалу посчитали бы себя богохульниками, осквернителями освященной земли… но в конце концов, возможно, влекомые радостью в их сердцах, они познали бы меру прощения Христа, который простил Магдалину, ибо велика была ее любовь.

Незадолго до рассвета Иден проснулась. Почувствовав его рядом с собой, она повернула голову и поцеловала его волосы. Некоторое время она смотрела вверх, и никакие мысли не омрачали ее полусонное восхищение распростершимися над ними зелеными ветвями с желтыми чашечками, все еще скованными сном.

В первый раз в жизни она испытала ощущение счастья. Если бы они могли навсегда остаться в этом маленьком раю! Весь остаток жизни она не желала бы другой компании.

Усевшись на своей ветке, запела птица, как будто подавая сигнал. И тогда пришли мысли, множество мыслей вырвалось, словно из засады, быстрых, беспорядочных, совсем не гармонировавших с красотой этого утра.

Мысли о том, что она еще не заслужила рая. Она не имеет права оставаться здесь ни на один день. Мысли о незавершенном поиске, о том, что существовал человек, перед которым у нее остался долг, даже если она не могла больше любить его.

Тристан, конечно, все помнил, однако ни разу не упомянул об этом. Он принял как должное, что она должна ехать с ним в Яффу, чтобы с триумфом доставить Крест отчаявшимся крестоносцам. И она не сомневалась в том, что он не пожелает слушать ни о чем другом, да и в том, что после его пробуждения, услышав любимый голос, она сама не станет ни о чем его просить.

Но при этом она знала также, что он не забудет о поиске Стефана и его выкупе — Тристан должен сделать это как из-за своей железной воли, так и из-за любви к ней. Правда, такое решение нельзя было назвать справедливым. Существовал лишь один человек, которому надлежало найти Стефана и поведать, во что превратилась его жена, — это сама Иден. Чему быть, того не миновать. Она должна отправиться сейчас же, и одна.

Мучительно медленно отодвинулась она от спящего возлюбленного, прикрыв место, где она только что лежала, еще теплым плащом. Она ополоснулась в маленьком сверкающем озерце у подножия водопада и надела кольчугу и мягкие сапоги для верховой езды. Она заплела и уложила волосы под алую шапочку, спокойно оседлала Балана и была готова к отъезду.

Теперь она стояла неподвижно и глядела на Тристана, завернувшегося в плащ и лежавшего у своей колыбели или могилы. Ничто не отражалось на его лице, которое так недавно ласкали ее руки. Он не знал, да и как он мог знать, что их общий рай должен стать столь коротким. Она подумала, каким будет его пробуждение. И мысль об этом пронзила ее так, что она чуть не вскрикнула. Он шевельнулся во сне и резко выбросил руку на ее подушку.

Конечно, он поймет, почему она уехала, и теперь уж не станет сомневаться в ее любви. Ей хотелось оставить ему какой-нибудь знак, но у нее ничего не было: ни кольца, ни украшения… лишь крестик Стефана, уводивший ее отсюда.

А затем вновь пропела птица, и она узнала ответ, нашла тот дар, который был дороже любого золота. Она протянула руку, сорвала цветок с дерева, укрывавшего их, и осторожно положила цветок на подушку рядом с его рукой. Когда он проснется, золотое сердечко полностью раскроется.

Глава 15

КРЕПОСТЬ ЗАЙДУНА

Иден знала о грозившей ей опасности. Два дня и две ночи скакала она почти без отдыха через негостеприимные горы, загоняя себя и Балана. Из-за отчаянного страха перед дикими зверями она спала урывками, мучаясь постоянными кошмарами. В этих горах водились медведи, львы, бродили голодные волки, а у псе не было никакого оружия, кроме одного маленького кинжала. И хотя она не видела никого, кроме пугливых газелей и оленей, по ночам она слышала вой волков, а однажды наткнулась на след леопарда. Одиночество еще больше увеличивало ее страх. Никогда в жизни ей не случалось путешествовать в одиночку более чем за двадцать миль, как, скажем, из Акры в Тир, — и в отчаянии она разговаривала с Баланом, единственным разумным существом в безлюдной и враждебной вселенной.