Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Иоанн в страхе не спускал глаз с Иуды, который не шелохнувшись, так и стоял, закусив губы.

— Злой дух никогда не прекращал витать над его головой, — пробормотал наконец он и отошел к остальным.

— Берегись, рабби, — добавил Петр. — Он видит тебя насквозь и только прикидывает, с какой стороны удобнее напасть.

— Я с тобой говорю, Иуда, брат мой, — продолжил Иисус. — Разве ты не слышишь меня? Я приветствую тебя, а ты не хочешь приблизить руку к сердцу и ответить мне, что ты тоже рад меня видеть. Может, ты онемел от лицезрения страданий Иерусалима? Что ты кусаешь свои губы? Ты же мужчина — не плачь, распрями плечи. Ты мужественно выполнил свой долг. Глубокие раны на твоих руках, груди, лице — подтверждение того, что ты боролся, как лев. Но что может человек против воли Господа? Сражаясь за спасение Иерусалима, ты сражался против самого Господа. Давным-давно Он задумал стереть священный город с лица Земли.

— Берегись, он шагнул тебе навстречу, — испуганно шепнул Филипп. — Смотри, он набычился — сейчас бросится на тебя.

— Давайте-ка отойдем, ребята, — пробормотал Нафанаил. — Иуда уже сжал кулаки.

— Муж наш, будь осторожен! — закричали Марфа и Мария, выбегая вперед.

Но Иисус продолжал спокойно говорить, хотя губы его слегка и начали подрагивать.

— Я тоже боролся, как мог, Иуда, брат мой. В юности я хотел спасти мир. Но когда разум мой достиг зрелости, я ступил на путь человеческий. Я стал трудиться: пахал землю, копал колодцы, сажал виноград и оливы. Я взял женщину и родил себе подобных — я победил смерть. Разве не к этому я всегда стремился? Я сдержал свое слово — я победил смерть!

С безумным криком Иуда бросился вперед, одним движением оттолкнув Петра и женщин, загораживающих Иисуса.

— Предатель!

Все замерли. Иисус побледнел и прижал руки к груди.

— Я? Это ты обо мне, Иуда? Ты сказал жестокое слово. Возьми его назад!

— Предатель!

Все старческое стадо пожелтело от ужаса и бросилось к выходу. Фома выскочил первым на улицу. Обе женщины устремились за стариками.

— Братья, не уходите! — закричала Мария. — Сатана поднял руку на Иисуса. Он хочет уничтожить его.

Замешкавшийся Петр тоже скользнул к дверям.

— Куда ты? — схватила его Марфа. — Ты снова предашь его, снова?

— Я не хочу участвовать в этом, — вздохнул Петр. — Искариот здоров, как бык, а я дряхл.

Иуда и Иисус остались одни. Казалось, от ярости Иуда испускал пар, пропитанный запахами пота и гнойных ран.

— Римский прихвостень! — прорычал он снова. — Твое место на кресте. Туда Господь Израиля поставил тебя сражаться. Но у тебя ослабли ножки. Смерть взглянула тебе в глаза, и ты испугался. Ты побежал прятаться за юбки Марии и Марфы. Трус! Ты изменил свое лицо и имя, прикинулся Лазарем, только чтобы спасти свою шкуру!

— Иуда Искариот, — перебил его Петр, обступившие его женщины придали ему мужества. — Иуда Искариот, разве так можно говорить с учителем? Где твое уважение?

— Какой учитель?! — закричал Иуда, сжимая кулаки. — Вот этот?! У вас что, ни глаз, ни мозгов не осталось? Это он — учитель? Что он говорил нам? Что он нам обещал? Где армии ангелов, с которыми мы собирались спасать Израиль? Где крест, который должен был стать нашей лестницей в небеса? Этот лже-Мессия не успел увидеть крест, как у него закружилась головка и он грохнулся в обморок! А потом эти добрые женщины подрядили его строгать им детей. Он говорит, что боролся, мужественно боролся. Да, он боролся, как петух в курятнике. Но твое место было на кресте, предатель, и ты прекрасно знаешь это. Вспахивать новь и утробу женщин может любой. Ты должен был взойти на крест. Ты гордишься тем, что победил смерть? Горе тебе! Рожать детей на съедение преисподней — это, по-твоему, победа над смертью?! Корм для сатаны — вот что такое твои дети! Ты просто стал поставщиком мяса для него. Предатель! Трус!

— Иуда, брат мой, — дрожа, сказал Иисус. — Иуда, брат мой, да поимей же ты сострадание.

— Ты разбил мое сердце, сын плотника, как я могу сострадать тебе? Я, как покинутая женщина, готов кричать, выть и колотиться головой о камни! Я проклинаю день твоего рождения, я проклинаю день своего рождения! Я проклинаю час, когда встретил тебя и ты наполнил мое сердце надеждами! Какую радость, какую свободу ты вдохнул в нас! Какое счастье было слушать тебя, когда ты говорил о Земле и Небе, шагая впереди всех! Казалось, ягоды винограда увеличивались до размеров арбузов. Чтобы насытиться, нам всем хватало одного пшеничного зернышка. А как-то ты умудрился накормить даже тысячную толпу пятью хлебами. А звезды! Какой свет, какой блеск разливался по небу! Воистину, то были не звезды, а ангелы! Нет, не ангелы, то были мы — твои ученики, мы вместе с тобой всходили на небосклон и сияли вокруг тебя, и ты горел, словно солнце. Помнишь, ты обнял меня и умолял: «Предай меня, предай. Я должен быть распят и должен потом воскреснуть, чтобы спасти мир!»

Иуда вздохнул и умолк. Раны на его теле открылись, начали кровоточить. Старики, снова приклеившись друг к другу, стояли, опустив головы, пытаясь вспомнить все и вернуться к жизни.

Слезы навернулись на глаза Иуды. Он отер их резким движением и снова перешел на крик — сердце его все еще было переполнено.

— «Я агнец Божий, — блеял ты. — Я должен быть принесен в жертву, чтобы спасти мир. Иуда, брат мой, не бойся. Смерть — дверь в бессмертие. Я должен перешагнуть этот порог. Помоги мне!» А я так любил тебя, так верил тебе, что согласился. Я пошел и предал тебя. А ты… ты…

Пена капала с его губ. Схватив Иисуса за плечи, он встряхнул его и прижал к стене.

— Что ты здесь делаешь?! Почему тебя не распяли?! — снова закричал он. — Трус! Предатель! Это все, на что ты способен? Где твоя совесть?! Я поднимаю свой кулак и спрашиваю тебя: почему?! Почему ты не распят?!

— Тише! Тише ты! — умоляюще произнес Иисус. Его давно зарубцевавшиеся стигматы вдруг открылись, и из них закапала кровь.

— Иуда Искариот, — снова вмешался Петр, — у тебя нет жалости. Посмотри на его ноги и руки, приложи свою руку к его ранам, если не веришь глазам своим. Они кровоточат.

Иуда натужно рассмеялся, сплюнул и добавил:

— И не вздумай, ты, сын плотника, валить свою вину на меня — не выйдет! Это твой ангел-хранитель прилетел к тебе ночью.

Иисус вздрогнул.

— Мой ангел-хранитель…

— Да, твой ангел-хранитель по имени Сатана. Это он заклеймил твои руки, ноги и тело, чтобы тебе сподручнее было обманывать людей. Чтобы совесть твоя могла отсыпаться в этой лжи. Что ты на меня уставился? Молчишь?! Трус! Предатель!

Иисус закрыл глаза. Голова кружилась, он с трудом держался на ногах.

— Иуда, — его голос дрожал, — ты всегда был неистовым упрямцем, ты всегда попирал человеческие законы. И ты забыл, что душа человеческая как стрела: она высоко взлетает к небу, но всегда падает обратно. Птица, садясь на землю, складывает крылья, то же делает и душа.

— Позор на твою голову! — задрожав от бешенства, выкрикнул Иуда. — Вот до чего ты дошел, ты — сын Давида, Божий сын, Мессия! Жить на земле — значит есть хлеб и превращать его в крылья, пить воду и превращать ее в крылья. Жизнь на земле — это распростертые крылья. Вот, что ты говорил нам, ты — предатель! Это не я говорю, это твои слова. Если ты забыл, я тебе напомню! Где Матфей? Иди сюда! Открой свои свитки, они у тебя всегда под сердцем, как у меня мой нож. Открой свои письмена. Они уже почти стерлись от времени и пота, но кое-что еще можно разобрать. Открой их, Матфей, и прочти, чтобы наш гостеприимный хозяин мог услышать и вспомнить.

Однажды ночью в Иерусалиме к тебе тайно пришел важный чиновник по имени Никодим и спросил тебя: «Кто ты? Что ты делаешь?» И ты, сын плотника, ты ответил ему — вспомни! — «Я кую крылья!» И когда ты сказал это, все мы почувствовали, что у нас за спиной пробиваются крылья. А сейчас к чему ты пришел, петух? Ты бормочешь, что жить на земле надо со сложенными крыльями! А? Прочь с глаз моих, трус! Если жизнь — это не гроза с громом и молнией, то она не нужна мне! Не подходи ко мне, Петр, ты — несчастный флюгер! Ни с места, Андрей! Замолчите, женщины! Я не трону его. Зачем поднимать на него руку? Он умер и погребен. Он все еще ходит, говорит, плачет, но внутри у него труха — он труп. Да простит его Господь, ибо я не в силах это сделать. Да падут на его голову кровь, слезы и пепел Иерусалима!

Больше старики не могли вынести, силы оставили их, и они рухнули наземь. Их память проснулась: они вспомнили свою молодость, вспомнили мечты о Царствии Небесном, о престолах, о величии… Рыдания сотрясали их немощные тела. Мыча и стеная, они бились на каменных плитах двора.

Иисус тоже рыдал.

— Иуда, брат мой, прости меня! — Он бросился к рыжебородому, но тот уклонился, брезгливо вытянув руки, чтобы Иисус не коснулся его.

— Не прикасайся ко мне! — заорал Иуда. — Я больше ни во что не верю, никому не верю. Ты разбил мое сердце!