История римских императоров - Теодор Моммзен

Ситуация с образованием и национальностями была подобна ситуации в Испании. Коренные жители, ливийцы, не были уничтожены; их потомки, берберы и кабилы, еще и сегодня по-прежнему неизменно живут в этих самых областях. Мы нередко встречаем надписи, сделанные с использованием финикийского алфавита и местного языка;540 культурные элементы финикийских времен остались сохраненными. Еще Августин541 в четвертом столетии, обращаясь к аудитории, говорит, что латынь не всемогуща, о чем свидетельствует пунический язык. Для провинциальной литературы и ранней истории христианства это очень важно.

Доказательства того, что пунический язык продолжал существовать как живой язык, представлены в намного большем количестве, чем доказательства, относящиеся к кельтскому языку. Когда сестра Септимия Севера [MH. II210] прибыла в Рим, она была отослана обратно, потому что не умела так совершенно изъясняться на латыни, что смущало двор.542 Надписи на пуническом языке также служат доказательством того, что этот язык продолжал существовать. Вопрос лишь в том, идет ли здесь речь о существовании исключительно народного наречия или одновременно и о существовании литературного живого языка.543

Когда Цезарь хотел присоединить Африку к Империи, то он, возможно, намеревался организовать ее по пуническому образцу или даже, скорее, сохранить ее пуническую организацию. Эта была бы мысль, исключительно достойная Цезаря, — не отнимать у подчиненных стран их национальную культуру, а оставить ее нетронутой и не вынуждать их следовать римскому шаблону. Также на монетах возрожденного Карфагена мы находим магистратов, называющих себя суфетами. Нам неизвестно, как эта пуническая организация включалась в римскую систему в государственно-правовом отношении.544 Культ небесной богини (Dea Caelestis) Карфагена тоже был широко распространен, и другие древнепунические божества вместе с ней находятся среди высокопривилегированных божеств императорской эпохи. При разрушении Карфагена их храмы были сожжены дотла; они возникли [MH. II211] снова, и мы располагаем многочисленными доказательствами того, что древний пунический культ продолжал жить во всей Африке. К нему относится также почитание Плутона, которое как культ практически не встречается в Италии, но часто встречается в Африке. Еще Августин545горячо выступал против служения древним пуническим богам. Но это не нашло поддержки у народа по сравнению с культом друидов в Ивернии (Ирландия), столь неугодного римлянам. Здесь римляне смотрели на положение вещей без боязни. Вознесения на римский Олимп добиться было несложно, и римляне без особых сложностей принимали чужих людей в государство и чужих богов в свою небесную сферу: одним богом больше, одним меньше! Наряду с тем мы также видим, что в Африке почитаются три капитолийских божества: Юпитер, Юнона и Минерва, и здесь они были даже более признанными, чем в Италии. Напротив, культ Митры нашел в Африке малый отклик.546 Таким образом, можно констатировать существование пунического языка, но движущим элементом культуры он не был.

Затем начиная со II в. римская городская организация широко [MH. II212] распространилась и в Африке, а вместе с ней, как уже было сказано ранее, латынь в качестве делового языка.

Сочинители вообще не использовали пунический язык: все, чем мы располагаем в связи с литературным развитием, является латинским, и фактически роль Африки в литературе — есть роль выдающаяся, которая нуждается в более подробном рассмотрении. До правления Траяна влияние Африки негативное, и это соотносится с организацией южной военной границы, которая только и способствовала развитию там римской жизни. Однако с середины второго столетия ведущую роль в римской литературе, которую в I в. играла Испания, стала играть Африка. В то время как другие провинции постепенно загнивали, девственно чистая почва Африки давала еще богатые духовные урожаи.

Марк Корнелий Фронтон, чья деятельность заполнила большую часть второго столетия, рано появился в Риме: он родился в Цирте547 в правление Траяна, развил большую активность при императоре Пие и умер в очень преклонном возрасте примерно в 175 г.; подобно ранее названным испанцам, его творчество носило провинциальный характер, и карьеру он начал как провинциал, период своего расцвета он пережил в Риме. Человеком большого ума он не был; мы хорошо это знаем, существует множество писем, раскрывающих его [MH. II213] своеобразие. Практически не было другого такого бессодержательного публициста: в этом он превзошел даже Плиния Младшего. Но он все-таки является первым риторико-публицистическим гением своего времени и в этом похож на Плиния Младшего. Как строгий пурист он придерживался древней, доцицероновской латыни, устранил все вульгаризмы и также в этой попытке противостоять течению современной ему эпохи был провинциален. В качестве воспитателя престолонаследников (Марк и Луций были его воспитанниками) он играл значительную роль, он прославляется как светоч красноречия и достойный последователь Цицерона. Он — представитель строжайшего классицизма.

Его современником, соперником и решительнейшим противником был Апулей. Он точно так же бессодержателен, но им написаны прелестные вещи на том самом вульгарном языке, которому противился Фронтон. Романы, торжественные речи и философские трактаты — полем его деятельности была вся область модной литературы, написанная на современнейшем разговорном языке. Антиподом Фронтона он был еще и в том, что рожденный в Карфагене548 никогда не занимался никакой значительной деятельностью в Италии: он прожил свою жизнь в маленьких африканских городах в качестве учителя [MH. II214] риторики и школьного главы и завершил ее профессором в Карфагенском университете. К сожалению, мы не располагаем исчерпывающими сведениями об этом университете, который, определенно, оказывал значительное влияние на литературные круги.

Авл Сульпиций Аполлинарий, учитель Геллия, тоже был преподавателем в Карфагене. Он представлял критико-филологическое направление. Таким образом, становится ясно, что неправильно говорить об африканской латыни как специфически характерном языке. Оба направления, классицизм и вульгаризм, находят у африканских авторов свое ярчайшее выражение. Однако эти направления характерны не только для африканской литературы, они свойственны всей мировой литературе.

В христианской литературе Африка, что удивительно, занимала особое положение. Христианские книги пришли с Востока сначала сюда на Запад, знакомство с ними произошло благодаря греческому Ветхому Завету, библейскому переводу Септуагинты. Первые христианские трактаты тоже еще писались на греческом, Иреней писал на греческом. Латинская христианская литература начинается с переводов Библии. Сейчас господствует всеобщее мнение, что более древние латинские переводы Библии, существовавшие до Иеронима, [MH. II215] возникли на африканской земле. Подобная категоричность решительно неверна.549 Исследователи руководствовались теми представлениями, что вульгарная латынь идентична африканской латыни, и вследствие этих представлений были столь наивны, что сказали о Петронии, самом значительном италике из всех когда-либо существовавших, что его вульгаризмы являются вульгаризмами африканского происхождения. Петроний писал на той вульгарной латыни, на какой вообще говорили в Италии, конкретно — на неаполитанском народном диалекте. Точно так же все, что говорится об африканской латыни, — это мифическое представление.

Африканское происхождение этого словоупотребления доказуемо лишь по одному пункту: образование личных имен с окончанием -osus, которое изначально заключало в себе понятие чистоты и служило только суффиксом имен без дальнейших побочных значений как дифференциация когноменов: например Primosus, Juliosus. Этот обычай, бесспорно, возник в Mauretania Caesariensis и уже отсюда распространился дальше.550 Однако от таких частностей до провинциальных диалектов огромный шаг. Факт в том, что уже Цицерон писал не совсем так, как говорил. Между его письмами и другими его произведениями уже [MH. II216] заметны различия. Со временем различия стали более явными. Разговорная речь все больше отдалялась от письменной.

Внедрение вульгарной латыни в литературу в основном начинается с переводов Библии. Как известно, они делались анонимными авторами. Об этом мы имеем свидетельство Августина, однако уже он не знал этих авторов. Отсутствие знания греческого в низших слоях общества являлось первой предпосылкой к таким переводам. Имелся целый ряд подобных переводов, Августин называет свою «Itala» лучшим. В название собирались внести изменения и заменить его иным (alia), и абсолютно напрасно. Поскольку даже если римский свет в общем и целом понимал по-гречески и потому не так настоятельно нуждался в переводе Библии, то все-таки и в Италии существовал сельский люд и было достаточно людей более низкого происхождения, которым этот перевод определенно мог пригодиться. В любом случае, если один из переводов он называет «италийским», то должны были быть и другие — «неиталийские», которые по большей своей части были, видимо, африканского происхождения. Только среди нам известных цитат есть существенные расхождения: но они выглядят, скорее, как исправления, [MH. II217] а не как изначально различные версии; однако многие самостоятельные переводы Библии неизвестны. Августин, видимо, был осведомлен об этом лучше, чем мы. Вполне возможно, что он прав и что другие переводы Библии теперь утеряны, и что во втором столетии они все-таки существовали и были широко распространены в Африке. Знание греческого в Африке было незначительным по сравнению с Италией и Провансом, где процветали такие греческие университеты, как Неапольский и Марсельский; точно так же и количество греческих надписей в Африке крайне мало.551 Африка была латинской областью, и преимущественно здесь распространялись латинские переводы Библии.552