Звезда бессмертия - Виктор Федорович Цокота
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, как известно из школьных учебников, такой катет равен половине гипотенузы. Вот и выходило, что за каждые пять часов невероятно, трудного плавания, дважды пройдя от края до края отведенную им полосу Тихого океана, “Семен Гарькавый” должен был бы продвинуться вперед на шестьдесят восемь зачетных миль.
Однако на помощь ветру в проливе Дрейка пришло мощное течение Западных Ветров. Каждый час оно почти на семь миль сносило тримаран обратно в сторону мыса Горн. В результате каждые пять часов они преодолевали только тридцать три зачетных мили, то есть по шесть с половиной в час.
Так продолжалось без малого трое суток, пока тримаран, пройдя четыреста пятьдесят пять зачетных миль, не вышел из-под влияния течения Западных Ветров и не взял курс строго на север. А еще через пятьсот миль на помощь судну пришло Перуанское течение. К концу пятого дня пути от мыса Горн фактическая – зачетная – скорость “Семена Гарькавого” достигла сорока пяти узлов, и даже могучим двигателям “Варяга”, возглавившего международную эскадру сопровождения, пришлось поработать на всю их исполинскую мощь, чтобы военный корабль не отстал от маленького “летающего” тримарана.
…В ночь на десятое июля, войдя в территориальные воды Перу, экипаж тримарана услышал протяжный гудок “Варяга”. Крейсер прощался со своим младшим собратом. А “Семен Гарькавый”, ответив ему трехкратным коротким ревом сирены, уменьшил скорость и развернулся в сторону обычной двадцатимильной полосы прибрежных вод, осторожно проплывая между многочисленными коралловыми рифами.
Ослабел ветер. Ярко светили звезды на черном небе. Низко, у самой поверхности океана плыли призрачные тени тумана. Несмотря на поздний час, все четверо находились в затемненной рубке.
Света не зажигали. Молчали. После прощального гудка “Варяга” каждому стало немного грустно и одиноко. Сказывалась усталость, психологическая напряженность последних дней.
Да и было чему удивляться: начинались сорок первые сутки плавания. До порта Кальяо, расположенного вблизи столицы Перу – Лимы – конечного пункта восьмого, самого большого своей протяженностью участка гонок оставалось еще почти пятьсот миль.
– Паршивое это место, – нарушил тишину Александр Павлович. – С одной стороны – глубочайшая в мире океаническая впадина с отметками глубины свыше восьми тысяч метров, а с другой – сотни коралловых рифов и островков, крутой гористый берег с узкой пустынной полосой вдоль океана. Люди здесь живут в городах-оазисах. Воду в них доставляют из горных рек с помощью специальных каналов, трубопроводов и насосных станций. На десятки и сотни километров между городами – либо мертвая зона пустынь, где десятки лет не выпадает ни капли дождя, либо отвесные отроги Анд. Грозные гранитные и базальтовые гряды их спускаются прямо в океан. Только птицам здесь локой и раздолье.
– И морским разбойникам, – вставил свое слово Сережа. – Выбери пустынный островок и сиди, жди добычу.
– Ну, нам они, сынок, не страшны, – усмехнулся старый капитан.
Он достал из узкого футлярчика, что висел у него под левой рукой, тонкую никелированную трубку с хрустальным глазком на свободном конце. Второй ее конец был наглухо закреплен в массивном держателе, напоминающем рукоятку пистолета. Только вместо курка на округлом срезе ее левой щечки, как раз под указательным пальцем, размещалась небольшая упругая кнопка.
– Бластер? – удивленно воскликнул Сережа. – Откуда он у вас, Александр Павлович? Это же могучее оружие. Нам его только в кино показывали, почти как гиперболоид инженера Гарина…
Олег тоже повернулся к. капитану с немым вопросом в глазах.
– Командир “Варяга” еще на мысе Горн передал. Вполне официально. От Василия Ерофеевича Балашова. Надеюсь, помните этого товарища? Для обеспечения безопасности плавания экипажа и тримарана. Пользоваться им умею давно. Был у меня на “Друге” такой. Выпросил после одного забавного случая…
– Расскажите, Александр Павлович, – попросил Сережа.
Винденко посмотрел на него с веселой улыбкой. Задорные искорки блеснули в его глазах.
– Расскажу. История поучительная для всех нас. Шли мы тогда на “Друге” в Монреаль. Спешили на праздник пятидесятилетия старейшего канадского барка. Погода не баловала, и время от времени мы включали двигатели. Неудобно ведь опаздывать на день рождения…
В тот памятный день ветер был особенно неустойчив. То его сильный порыв прямо рвал паруса, то он исчезал вовсе, и тогда они повисали на реях, как стираные простыни на веревке, а нам приходилось включать машины.
Совершая в этот день очередной обход корабля, я с кормы взглянул вниз и вдруг увидел, как из воды высунулась глупейшая черная морда с деревянной кожей и длинными белыми усами. Это был морской лев. Он взглянул добродушно на нас и начал резвиться вокруг барка. То с одной стороны вынырнет, то с другой. Туша у него – центнеров на пять-шесть. И вся – сплошные мускулы. Так и играют под толстой кожей. Пока он просто нырял, мы только посмеивались. А потом впору плакать было…
Уж не знаю, за кого он принял парусник, но только не понравился ему шум двигателей и всплески винта. Нырнул этот громила под корму и ухватился за винт, работавший в тот момент на самых малых оборотах. Ухватился и остановил! В машинном – аврал: понять не могут, в чем дело, почему от дизелей вдруг дым повалил. А этот бандит дергал, крутил, мял винт, пока не свернул в гармошку… Целые сутки потом старались исправить последствия его забавы, да так и не смогли. Пришлось менять винт на новый, да и дизелям профилактику приличную сделать. Но на праздник мы все же успели. Ветер выровнялся – смиловался над нами великий Эол.
Вот какая была история.
Он провел рукой по Сережиным вихрам.
– Так-то, сынок. С бластером оно спокойнее. Вот и сейчас – вдруг какой-нибудь чудище-великан из морской пучины выскочит поразмяться, чистым воздухом подышать? Или того хуже – действительно, как говорил Сережа, пираты нападут… Сидят они сейчас на островке и нас с вами дожидаются. Вооруженные до зубов,
