Перемены - Джим Батчер

Я открыл новый портал, и из полной света пустыни мы шагнули в зябкий туман и разреженный горный воздух. В лицо ударил холодный ветер. Мы стояли на вымощенном каменными плитами дворе. Окружавшие его стены потрескались и во многих местах обвалились; крыша над головами отсутствовала как класс.

Мёрфи запрокинула лицо к небу, где сквозь туман слабо просвечивали звезды, и тряхнула головой.

— Где мы теперь?

— Мачу-Пикчу, — ответил я. — Воду кто-нибудь захватил?

— Я, — хором откликнулись Мёрфи, Мартин, Саня, Молли и Томас.

— Ну, — добавил Томас. — Раз так, я делиться не буду.

Я чувствовал себя дурак дураком.

Саня фыркнул и протянул мне флягу. Я состроил рожу Томасу, сделал несколько глотков и вернул флягу. Мартин дал Сьюзен напиться из своей фляги, после чего убрал ее обратно в карман. Я потащился дальше. От одного края Мачу-Пикчу до другого идти всего ничего, но всю дорогу в гору, а подъем в Андах — совсем не то же, что подъем в Чикаго.

— Хорошо, — объявил я, остановившись у большого кургана, напоминавшего (если прищуриться как следует) ступенчатую пирамиду. Ну, или абсурдно большой свадебный пирог. — Когда я открою этот портал, мы окажемся под водой. Плыть нам всего десять футов, но в темноте. За следующим порталом уже Мексика. — Я ругал себя на чем свет стоит за то время, что мы потеряли в царстве Эрлкёнига. — Шнур альпинистский есть у кого-нибудь?

Саня, Мёрфи, Мартин… ну, в общем, вы представляете себе картину. Меня окружали люди, подготовившиеся на порядок лучше, чем я. При этом у них не было ни супер-пупер подарков от фей-крестных, ни чего другого в этом роде, зато имелись головы на плечах, и это, поверьте, очень хорошо дало мне понять, что важнее.

Мы связались шнуром (все, кроме моей крестной, которая лишь презрительно фыркнула в ответ на предложение привязаться к кучке жалких смертных), я набрал в грудь побольше воздуха и отворил портал.

Записки моей матери об этом переходе не упоминали того, что вода будет холодной. Говоря «холодная», я имею в виду не ту воду, которая идет у вас из крана, когда вы выключаете горячую. Нет, я имею в виду ту, в которой вы оказываетесь, если вдруг захотите поплавать в обществе арктического тюленя, или пингвина, или нарвала, или кого еще такого.

Холод ударил по мне кувалдой, и если я не завизжал от неожиданности, так только потому, что какая-то часть моего мозга помнила: «Я, блин, Зимний Рыцарь!»

Хотя рукам моим больше всего хотелось зябко охватить тело в надежде сберечь хоть немного тепла, я заставил их грести. Гребок. Два. Три. Четыре. Пя… ой! Мой нос врезался в каменную стенку. Я собрал остатки воли и выдохнул слово «Aparturum», вырвавшееся изо рта облаком пузырьков. Из последних сил я отворил портал, и вода хлынула в образовавшийся проем.

Поток скользкой эктоплазмы вынес меня в юкатанские джунгли, а следом, цепляясь за шнур, вывалились и остальные. Бедного Саню, замыкавшего отряд, сбило с ног, словно его спустили в унитаз какого-нибудь ётуна, великана из скандинавских мифов. Из Перу в Мексику за три с половиной секунды.

Я повернулся к порталу закрыть его и остановить поток вываливающейся из него эктоплазмы, но тот все равно успел повалить всю растительность в радиусе десяти футов, от чего вся местная живность потревожено заголосила. Мёрфи выхватила пистолет, а Молли — оба своих жезла, стискивая их побелевшими от напряжения пальцами.

Мартин испустил внезапный грудной рык, и джунгли вокруг нас мгновенно стихли — как выключенные.

Я изумленно посмотрел на Мартина. И не только я — все посмотрели.

— Ягуар, — невозмутимо объяснил он. — Они здесь давно вымерли, но животные этого не знают.

— Ух ты! — с неподдельным, даже детским восхищением протянула моя крестная. — Мне это нравится.

Еще минута у нас ушла на то, чтобы привести себя в порядок. Мокрый Мыш разом сделался вдвое меньше себя обычного. Он непроизвольно чихал, явно набрав воды носом во время короткого заплыва. При каждом чихе он выплевывал целый фонтан эктоплазмы. Примерно в том же состоянии пребывал и Томас, но он, казалось, переживал из-за этого гораздо меньше, чем Мыш.

Я повернулся к Леа:

— Крестная, я очень надеюсь на то, что у вас найдется какой-нибудь способ доставить нас к храму немного быстрее.

— Разумеется, — мурлыкнула Леа, невозмутимая и царственная, несмотря на то что ее волосы и пропитанное слизью шелковое платье прилипли к телу. — Признаюсь, я давно мечтала сделать это. — Она лукаво рассмеялась, махнула рукой, и мой живот свело такой судорогой, словно все до единой колики, которые со мной когда-либо встречались, собрались в баре и сговорились навалиться на меня разом.

Это. Было. Больно.

Я понимал, что упал, и даже смутно осознавал, что лежу на боку, на земле. Я провалялся так по моим подсчетам с минуту, прежде чем боль начала спадать. Я несколько раз охнул, тряхнул головой и медленно поднялся на четвереньки. Потом с усилием остановил взгляд на Леанансидхе.

— Кой черт вы сделали? — спросил я.

То есть, попробовал спросить. Вслух у меня получилось что-то вроде «Грррррбррррр авфф арррр грррр!»

Моя фея-крестная посмотрела на меня и рассмеялась. Даже, я бы сказал, расхохоталась. Она хлопала в ладоши, раскачивалась взад-вперед, кружилась на месте и никак не могла остановиться.

Тут до меня дошло, что случилось.

Она превратила нас всех — кроме Мыша, само собой — в больших, тощих, длинноногих борзых.

— Замечательно! — выдавила из себя Леа, продолжая давиться от смеха. — Пошли, детки! — И с легкостью лани устремилась в гущу джунглей.

Свора собак — нас, в смысле — мгновение стояла, тараща глаза друг на друга.

— Ну и сука, — произнес Мыш на языке, показавшемся мне вполне разборчивым английским.

Все как один уставились на него.

Мыш фыркнул и отряхнул слипшуюся шерсть.

— Давайте за мной, — скомандовал он и побежал за Леанансидхе.

Повинуясь скорее инстинкту, а не его команде, мы бросились вдогонку.

Мне приходилось раз перекидываться, но тогда это происходило с помощью черной магии и заговоренного пояса, который, как я подозреваю, сознательно изготовили с целью добиться эффекта зависимости. Мне потребовалось довольно много времени для того, чтобы избавиться от воспоминаний об этом опыте, о той кристальной ясности чувств, от ощущения переполняющей тело силы, от абсолютной уверенности каждого движения.

Теперь все это снова ко мне вернулось, только на сей раз без застилающей реальность эйфории. Я ощущал все запахи вокруг меня — сотни тысяч новых запахов, которые умоляли изучить их. Я испытывал буквально физическое наслаждение от бега вдогонку другу. Я слышал дыхание и бег остальных, несущихся сквозь ночь, перепрыгивающих через камни и упавшие деревья, продирающихся сквозь кусты и густой подлесок.