За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Дышать было все труднее. Лида, Алена и Ульяна были там, посередине, куда не мог бы пробиться и экскаватор. Но его не будет — даже если цел Саратовский мост, технику Саратова бросят на авиабазу, где она важнее. Значит, остается он один.

Прапорщик шагнул вперед, поддернул рукава теплой куртки и начал взбираться на кучу. Когда шепот голосов под ногами стал особенно пугающим, он начал копать. Но продлилось это недолго. Уже через несколько минут, разбросав руками около сотни килограмм и выиграв 20 сантиметров, он понял, что не может дышать. Распрямившись на секунду, он успел еще подумать, что время истекает и его ждут на аэродроме. Потом невидимый горячий коготь разорвал его сердце изнутри. Не вскрикнув, старший прапорщик ухватился за грудь, пытаясь пробиться пальцами через бушлат и кожу, выдернуть мешающий вздохнуть сгусток крови. Потом, через два удара, сердце встало окончательно, и старший прапорщик Виктор Судец упал на землю, лицом в битые кирпичи.

Воскресенье, 17 марта

Успех свободного Ирака имеет значение для каждой цивилизованной нации. Мы благодарим те 36 государств, чьи войска находятся в Ираке, а также многие другие, которые помогают этой молодой демократии.

Командующий армией США в Европе генерал-лейтенант Марк Хертлинг стоял на одном месте, широко расставив крепкие ноги и внимательно оглядывая окружающее. Ему было на что посмотреть, и он не стеснялся того, как выражение его лица может выглядеть со стороны. Прошлую ночь он провел в Решель — редкой по своим качествам дыре в двух десятках километров к югу от Багратионовска. Именно не спал, а «провел ночь»: о сне речь даже не шла. До того он сутки пробыл в Эльбинге, и тогда ему удалось поспать целых четыре часа, с одним получасовым перерывом. Третьего дня он ночевал в Берлине, в дорогой гостинице, но тоже почти без сна. Сложно сказать, когда он в последний раз высыпался нормально. Последняя неделя была совершенно ужасна, но он действительно был вынослив, знал, что без этого не обойтись, и пока держался. Ради сегодняшнего дня, и ради завтрашнего, и послезавтрашнего, и тех, которые будут за ними.

Был час пополудни воскресного дня, и генерал-лейтенант стоял в центре Калининграда, столицы западного анклава России. Конкретно — на площади перед Домом Советов. Это было символично, и генерал одобрительно кивнул молодым сержантам с полузнакомыми лицами, настраивающим телетехнику. Рядом с ними готовились к работе несколько гражданских групп, но военные журналисты должны были начать первыми.

В Калининграде было несколько площадей, позволяющих получить широкую панораму: было бы неправильно, если бы командующий армией США в Европе жался к стене какого-нибудь дома в ожидании выстрела. Здания вокруг площади у Дома Советов сейчас контролировались полностью, но и это не было самым главным. Важнее был именно символизм. Это самое первое официальное интервью высокопоставленного офицера Вооруженных Сил стран НАТО отсюда, с территории, еще часы назад принадлежавшей России. Именно поэтому название «Площадь Победы» обязательно было бы переведено на все языки мира, и кое-кто начал бы проводить совершенно ненужные в этот момент ассоциации. «Победы над кем? Победы когда?» Показали бы их Триумфальную колонну, вызвавшую бы те же вопросы. И фоном к генеральским словам обязательно показали бы стоящий на той же площади довольно красивый и весьма заметный православный храм Христа Спасителя. Что снова вызвало бы лишние вопросы. Потому что довольно заметная доля граждан США была уверена: подавляющее большинство русских являются язычниками, а то и сатанистами. По схожей причине, не лучшим выбором стала бы и площадь Василевского, со своим собственным памятником, изображающим сидящего грузного человека в шинели. Треть журналистов провинциальных телеканалов запнулась бы на названии, начала бы переспрашивать напарников: «А кто это такой, с этой жуткой фамилией?» Какой-нибудь умник мог позвонить едва ли не в прямой эфир и разъяснить, кто такой был маршал Александр Василевский. После этого цепочка ассоциаций была бы аналогична первой. Можно представить, что через час Интернет будет переполнен непрошенными уточнениями, — когда и чем именно русский маршал прославился.

Генерал посмотрел на переминающегося в паре ярдов офицера с блокнотом в руках, но тот покачал головой. Что ж, еще несколько минут. Странно, но военная ситуация не была настолько острой, чтобы предложение об интервью не было отринуто как невозможное принципиально и безоговорочно. Цена политических аспектов данного с этой конкретной точки интервью человека его ранга — эта цена перевесила цену времени. Но политика в последние годы всегда перевешивает грубую силу, можно было бы и привыкнуть. Вот Дом Советов — уродливый памятник Перестройке: недостроенное и брошенное 21-этажное здание, похожее на закопанного в землю по пояс робота-«трансформера». Неважно, что это несостоявшийся офисный центр. Имя «Дом Советов» говорило само за себя, и сам вид названного так здания служил символом: отвратительный монстр коммунизма разрушен, приходит новая эпоха.

— Генерал, сэр?

— Я жду. Сколько еще?

— Всего несколько минут, сэр. Уже почти заканчиваем.

Хертлинг кивнул, почти спокойно. Группы Эй-би-си, Би-би-си и Си-би-эс Ньюс были уже полностью готовы, и журналисты в бронежилетах с эмблемами агентств смотрели на суетящихся сержантов с явным сочувствием. Не с презрением, что ему понравилось: уж эти ребята знают, чего стоит быть военным журналистом. Носящим форму, обязанным выполнять приказы, а иногда и брать в руки оружие. Гражданский журналист на войне — или штатный сотрудник агентства, или фрилансер — всегда может сделать выбор: ехать куда-то или не ехать. Его защищают люминесцентные буквы «PRESS» поверх бронежилета и на борту машины. Военного журналиста защищает только собственный профессионализм да реализм его командира. Об этом хорошо писал еще Герр в знаменитых «Депешах».[33] Сыгравших, кстати, немалую роль в становлении характера молодого офицера Марка Хертлинга на этапе командования взводом в старой доброй 3-й Пехотной дивизии. Возможно, именно поэтому он благоволил журналистам до сих пор. Те же пользовались этим беззастенчиво.

— Генерал, сэр?

— Готовы?

— Последняя минута, сэр. Становитесь вот здесь, на черту. Все, как обсуждали ранее. Ваше введение — одна минута ровно, потом три вопроса без пауз. Ответы — по 35–45 секунд на каждый.

— Кто потом?

— Без изменений, сэр. Эй-би-си, Кристиан Аманпюр, за ней Би-би-си, Джон Симпсон, — по два вопроса. Последним Си-би-эс Ньюс, Барри Петерсен, один вопрос.

— Си-эн-эн не успели.

— Нет, сэр.

— Удивительно. Но не страшно. Я сейчас.

Это не было предусмотрено, и лейтенант напрягся. Однако генерал Хертлинг отошел от проведенной по асфальту меловой черты лишь на шаг.

— Кристиан, рад вас видеть. Джентльмены?

— Рады вас видеть, генерал.

— Отличный день, генерал.

Хертлинг обвел всех троих глазами. Допущенные сюда гражданские журналисты входили в элиту телерепортеров мира, из «работающих в поле». А Кристиан Аманпюр из Си-эн-эн являлась фактически самым известным гражданским военным корреспондентом современности. Барри Петерсен был менее известным, чем двое остальных, хотя он просто больше работал в Азии. Для столь важного репортажа от Си-би-эс Ньюс можно было ожидать кого-то и повыше рангом, вроде Скотта Пелли. Но у Си-би-эс произошла оставившая дурной вкус история с шумным повышением журналистки, подвергнувшейся сексуальному насилию в Каире, а в прошлом году они понесли потери в Ираке. Все это не могло не повлиять на агентство — в частности, на выбор командира группы, собранной и отправившейся сюда в условиях острейшего цейтнота.

Генерал думал быстро, как привык. В лицах журналистов он не увидел ничего нового: нормальные профессионалы, знающие, что от них требуется. Аманпюр была натуральная сука — именно это слово приходило в голову любому мужчине, имеющему возможность разглядеть ее лицо в подробностях и почувствовать ее характер на себе. Но она была кавалерственной дамой командорской степени Ордена Британской Империи (ее визитная карточка выглядела, таким образом, даже более впечатляющей, чем его собственная), и ее потенциал атакующего носорога был неоспорим. Он уважал таких женщин. Симпсон был попроще — нормальный такой англичанин, уже не молодой. А Петерсен выглядел хитро, сам немного похожий на азиата, с мягким лицом. У него один вопрос, но если от кого-то и ждать подвоха, то именно от него.

— Работаем?

— Да, сэр.

— Да, генерал.

Он отступил назад, встал на черту. Осмотрелся по сторонам, на секунду задержав взгляд на ужасном Доме Советов. Оператор военной команды шикнул и начал показывать пальцы. Три, два, один.