Реквием опадающих листьев - Ирина Молчанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты всегда выглядела такой белой и чистой, что мне даже было страшно притронуться к тебе. Я ведь черный и не очень-то люблю мыться. Разве что в лужах. Но ты никогда не упрекала меня, ни разу не дала понять, что я грязный и неприятен тебе. Напротив, ты всегда была очень добра ко мне. Добра ко всем. Только мне хотелось верить, что я для тебя значу чуть больше.
Я надеялся — мы вместе навсегда. Но ты должна уйти…
Однажды, давно, еще задолго до нашей встречи с Катей, Лайонел рассказывал мне про зеркальный лабиринт. После Великого Суда все вы обретете души и новые земные жизни.
Ты уйдешь с другими.
А я останусь.
Но я обязательно тебя найду! В той — твоей новой жизни. И всегда буду рядом. Если ты мне позволишь.
Твой Йоро
Кира подняла глаза от письма, по ее щекам струились слезы.
— Ах Йоро, — прошептала она, — если бы только знал… знал, какая я.
Он накрыл ее ледяную руку своей горячей.
— Ты чудесная. Ты — это свет.
Девочка покачала головой.
— Мой свет канул во тьму. И сам дьявол посмеялся мне в лицо.
Мальчик внимательно на нее посмотрел. Он знал, о чем она говорит. Знал уже давно и безнадежно.
Конечно, он не блистательный мужчина и даже не прекрасный юноша. Он просто давно взрослый человек в теле восьмилетнего чернокожего мальчика. А еще он волк, оборотень — один из Стражей.
А Кира, его Кира, как он втайне ее называл, ангел без крыльев, свет небесный, любила другого.
Мальчик погладил ее тонкие белые пальцы.
— Не плачь, пожалуйста.
— Я не могу, — призналась она, ниже опуская голову, — не могу позволить тебе заблуждаться.
Йоро мягко улыбнулся.
— Я не заблуждаюсь.
Она посмотрела на него, в ее испуганных глазах дрожали слезы и замер немой вопрос. Мальчик смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Должен ли он сказать, что знает о том, чего она говорить ему не хочет? Разве мог заставить ее мучиться и стыдиться?
— Кира, — выдохнул он, — иногда говорить о чем-то совсем не обязательно. Когда кого-то сильно-сильно любишь, то знаешь о его чувствах даже больше, чем о своих собственных.
— Прости, — всхлипнула она.
— За что? — засмеялся он. — Разве ты не прочитала мое письмо? Разве там не написано, каким счастливым ты меня сделала? Это я должен просить прощения, ведь я не смог сделать счастливой тебя.
Йоро вздохнул.
Сперва было очень больно. Впервые беспокойство шевельнулось в нем в начале весны, когда Кира, никого не известив, пошла искать Тартарус. Девочка сказала тогда: «Лайонелу нужна наша помощь». Лайонелу. Ни Кате, ни Вильяму, а тому, кто сам способен оказать любому помощь в сложнейшей ситуации. И все-таки Кира сказала: «Лайонелу».
С тех самых пор мальчик буквально вслушивался в то, как она говорила о Лайонеле. Нечасто, почти никогда. Но в те редкие случаи его имя в ее устах звучало точно любимая музыка.
Стоя в последний день весны на Поцелуевом мосту, он сказал Кире, что ее антипатия к Кате глубже обычной ревности. Как же он ошибался. То была ревность, и Кира боролась с ней, чем вызывала у него еще большее восхищение.
Потом наступило лето, Лайонел с Катей вернулись с острова, и Йоро впервые увидел в фиалковых глазах тоскливое ожидание. А с ним нежность, страсть и молчаливую любовь. Девочка тщательно скрывала свои чувства. Но от него она бы их все равно никогда не утаила. Ведь он каждую минуту, каждую секунду смотрел на нее, следил за малейшими изменениями на ее прекрасном личике, за улыбкой в уголках губ, за трепетом белоснежных ресниц.
Лайонел ее не любил, воспринимал как ребенка, как одну из своих подданных и, бывало, проявлял интерес к ее дару предвидения. Она знала и тихо страдала.
Мальчик вновь погладил ее ледяную руку. Он свыкся. Привык, что смотрит на ее профиль, потому что сама она смотрит в другую сторону.
А некоторое время назад что-то произошло, что-то нехорошее. Между Лайонелом и Кирой. И она замкнулась. Мальчик понимал — ему не суждено узнать. Потому что никогда бы не спросил у нее, не заставил мучиться, произнося вслух то, что могло унизить ее, сделать еще более несчастной.
С мокрых белоснежных ресниц сорвалась капелька и поползла по бледной щеке. Йоро тронул слезинку пальцем, а девочка сказала:
— Ты — это лучшее, что произошло со мной за бессмертие. Я горжусь своей любовью к тебе. И я стыжусь и ненавижу любовь к нему.
Мальчик заметил, как фиалковые глаза вспыхнули. По мосту мчался Ягуар. Он остановился у подножия и посмотрел на них. Кира поднялась на дрожащих ногах, вымолвив:
— Пора.
Йоро неловко поднялся и встал перед ней, чувствуя, что готов заплакать. Но он держался из последних сил, губы, казалось, заледенели в мучительной улыбке.
— Со мной все будет хорошо, — заверил он, слыша свой неестественно веселый голос как будто со стороны.
Она взяла его лицо в ладони, ее холодные бледно-розовые губы прикоснулись к его губам.
— Не ищи меня, — попросила девочка.
Йоро прижал ладонь к губам, хранившим ее поцелуй, и прошептал:
— Но почему?
Она заплакала.
— Потому что я выросту, выйду замуж, у меня родятся дети, а потом я состарюсь и умру…
— А я буду рядом, до последнего твоего вздоха.
Это то же, что обречь себя на одиночество.
— Йоро взял у нее помятый листок.
— Я буду писать тебе письма. Ты их, конечно, никогда не увидишь, но знай, я напишу тебе тысячи писем.
Она долго молчала, глядя на него через пелену слез, потом легонько пожала его руку и, отступая, выдохнула:
— Тогда до свидания, Йоро.
И она взошла на мост, последовав за Ягуаром. Мальчик смотрел ей вслед, и вдруг ему показалось, что ее волосы из белых стали золотистыми, фигура вытянулась. Йоро моргнул, не веря своим глазам.
А между тем волосы еще потемнели, став русыми, фигура удлинилась, немного раздалась вширь. Перед ним находилось не девочка, а женщина. Совсем не Кира — какая-то другая — незнакомая.
— Лайонел, обернись! — крикнул мальчик.
Ягуар посмотрел назад и тоже увидел.
Образ продолжал меняться, волосы становились то черными, то рыжими, то светлыми, менялась фигура — менялись тела.
— Ангел, — потрясенно прошептал Йоро.
Кира была ангелом.
И вот она исчезла в солнечном сиянии на другом конце моста. Сделалось пусто и холодно. Йоро посмотрел по сторонам — повсюду простирались белоснежные равнины — до страшного равнодушные ко всему, что видят.
Глава 25
Сердце дьявола
— Вон тот, — сказал Вильям, указывая глазами на круглолицего мужчину среднего роста, одетого в монашескую рясу цистерцианского ордена.