Спи ко мне - Ольга Лукас

У выхода из «Спортивной» было безлюдно, ветер гнал по асфальту снежную позёмку. Развязно подмигивали фонари. Новодевичий монастырь мерцал во тьме, как подводный замок.

На скамейке запасных, чуть присыпанные снегом, сидели вечные бабушки.

– Что ж никого на улице-то, испугались мороза, что ли? – спросила одна, когда Наташа поравнялась с ними.

– Футбол они смотрят! – уверенно отвечала другая. – Сегодня греки против англичан.

– Да что ты говоришь, тот футбол кончился давно! – вступила третья.

– Когда?

– Да в сентябре ещё.

– И кто победил?

– Не помню. Должно быть, греки.

Наташа остановилась. Совет старейшин не обратил на неё никакого внимания – впервые в жизни. Закутавшись в меха и шали, старушки увлечённо обсуждали дела футбольные.

Глава тридцать девятая. Глаза в глаза

Рыба сидел за низеньким столиком в комнате для комфортного ожидания и передвигал фигурки «Завоевателя» то за одного игрока, то за другого.

– Я думал, ты сегодня решила не спать, – сказал он.

На полу Наташа заметила несколько сухих белых листьев, исписанных, исчирканных, непоправимо испорченных. Рыба проследил за её взглядом, наступил на листья ногой и растёр их в порошок.

– Что-то случилось? Ты почему на работу не собираешься? – осторожно спросила Наташа.

– А я не пойду на работу. Сегодня у меня ничего не получается. Не дождался тебя, заснул. Найти тебя не смог, проснулся. Встал, когда было ещё темно, вышел на улицу. Мне в руки упали последние листья. Вернулся, пытался написать что-то – не смог. Достал «Завоевателя» – и, кажется, сам себя в угол загнал. Ни победы, ни поражения.

– У нас это называется «Рыба». Когда игроки в домино заводят друг друга в тупик.

– У нас «Рыба» – это бескровная победа над всеми противниками. Я же рассказывал.

– Может, ты не выспался, и тебе надо ещё поспать? – предположила Наташа и подошла поближе. – Давай приляжем. Уснём куда-нибудь. Или просто полежим. Или не просто полежим.

Она обхватила его за плечи. Он резко высвободился из объятий и отошел в сторону.

– Так надоело – засыпать «куда-нибудь»! – похоже, на Рыбу напала нешуточная хандра. – Мы засыпаем и воображаем себя всемогущими!

– Но во сне мы и вправду всемогущи. Если не забываем об этом. Вспомни, как мы…

– Всемогущи, да? А почему тогда мы просыпаемся порознь? Всякий раз – ты в своём мире, я – в своём.

– Ну, есть всё-таки и у всемогущества границы, – пожала плечами Наташа. – Не можем же мы взять и вместе куда-нибудь проснуться!

– А если можем? Если мы действительно всемогущи – просто забываем об этом?

Рыба передвинул на доске пару фигур и возбужденно продолжал:

– Сейчас ты спишь! Так? А теперь представь, что тебе надо проснуться! Там, в твоём реальном мире, они ждут тебя… чтобы… подписать деловую записку! Что ты сделаешь, чтобы проснуться быстро?

– У тебя плохое настроение, я поняла. Такое настроение надо лелеять и пестовать в одиночестве, и ты хочешь от меня избавиться. Давай я просто пойду и погуляю по городу – я давно этого не делала. Я буду гулять, а ты успокоишься. И завтра снова заснём куда-нибудь вместе.

Рыба подошел к Наташе, молча обнял её и прижал к себе.

– Когда мы вдвоём, кажется, что никого больше нет и не надо. Это иллюзия. Для того чтобы заснуть, мы закрываем друг другу глаза! – сказал он. – Закрываем глаза, закрываемся от мира. А надо – открывать!

– Но у нас и так глаза открыты! – возразила Наташа.

– Именно! – Рыба торопливо подошел к доске, передвинул сразу четыре фигуры, затем достал последний уцелевший белый листок, некое подобие авторучки, и что-то быстро стал писать. – Твои глаза открыты, но ты в это время спишь. Спишь, и думаешь, что не спишь.

– Нет, ну я знаю отлично, что хрупкий мир мне только снится.

– А вдруг и мне он тоже снится? А всего-то и надо – открыть глаза, а не закрывать их.

– Мы сейчас спички в глаза друг другу будем вставлять, я угадала?

Рыба отшвырнул листок и ручку и вернулся к «Завоевателю». Обошел стол, как полководец обходит план сражения, сделал ход, ещё один. Наташа осторожно взяла в руки стихотворение – словно опасаясь, что сухой лист рассыплется от её прикосновения. Буквы незнакомого алфавита постепенно приобрели осмысленный вид и как бы нехотя сложились в строчки:

Когда вокруг незнакомцы,

То сам себя не знаешь.

Но я знаю тебя,

А ты знаешь меня.

Расскажи, как ты меня знаешь,

И, может быть, тогда я пойму

Себя.

Рыба снова обошел доску, нанёс противнику последний удар и удовлетворённо констатировал:

– Рыба. Полная победа, и при этом все живы.

Наташа выронила листок.

– Видишь, всё не так плохо, – сказала она. – Может быть, ты пойдёшь теперь на работу, а я буду сидеть рядом, тихо-тихо?

– Нет. Мы будем смотреть друг другу в глаза. А потом откроем их. И если не сможем проснуться, – Рыба смешал фигуры на доске, – то я сделаю всё, что ты скажешь: пойду на работу, зажгу три или четыре драгоценных, никому на самом деле не нужных чашки, потом ты проснёшься, а я усну, и так будет всегда, пока кто-то из нас не заснёт окончательно.

– Давай только не будем загадывать так надолго, – остановила его Наташа. – Сейчас мы вместе. А «потом» будет потом. Но если хочешь, то можно поиграть в гляделки. У тебя есть специальная комната для этой церемонии?

Рыба молча сел на пол.

– Глаза в глаза! – приказал он.

Наташа опустилась напротив. Что на него нашло? Какая неумная затея, какая нелепая трата времени – их общего, такого драгоценного времени! Одно дело – бродить вдвоём в одинаковых снах, другое – пытаться проснуться. Да вдобавок ещё и не там, где засыпал. А где? Она словно ощупывала в темноте пыльный угол под кроватью, пытаясь найти то, о чём не имеет понятия. Вот пальцы упёрлись в стенку. Это предел, граница, всё. Провал и поражение. Наташа не в состоянии вместить столько незнакомого смысла, она слишком обыкновенный человек.

Слишком обыкновенный… Знакомое ощущение бессилия перед лицом чего-то непостижимо-значительного. Такое же точно ощущение возникло у неё, когда она рассматривала «Закат над Зелёным морем». Смотрела и думала, что не сможет вместить в себя все детали этого невероятного видения. Воспоминание пришло на помощь в нужный момент. Невидимые руки чуть-чуть раздвинули воображаемые границы понимания. В голове прояснилось.