Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или - Айн Рэнд

Сквозь тонкую пелену сна стук колес нагнетал напряжение. Дагни в необъяснимой панике проснулась, вскинувшись как от удара, с мыслью: «Что это было?» Потом попыталась себя успокоить: «Мы двигаемся… мы все еще двигаемся».

Участок «Канзас Вестерн» оказался еще хуже, чем она ожидала. Поезд еле тащился в сотнях километров от Юты. Ею овладело отчаянное желание сойти с него на главной линии, бросить все проблемы «Таггерт Трансконтинентал», найти самолет и полететь прямиком к Квентину Дэниелсу.

Ценой неимоверных усилий Дагни заставила себя остаться в вагоне. Лежа в темноте, слушая стук колес, неотступно думая о Дэниелсе и его моторе, Дагни рвалась вперед. К чему теперь ей мотор? Она не могла ответить на этот вопрос. Почему она так уверена, что должна спешить в Юту?

И снова нет ответа. Успеть к Дэниелсу вовремя — вот единственный ультиматум, стучавший у нее в висках. Она не задавала больше вопросов. Ответ был ясен без слов: мотор нужен не для того, чтобы двигать поезда, а для того, чтобы она сама продолжала движение…

Сквозь скрип металла Дагни больше не слышала четвертых ударов колес на стыках, поступи врага, которого хотела обогнать, а один только безнадежный, панический перестук. Я успею, думала она. Я успею первой, я спасу мотор. Есть один мотор, который ему не остановить, думала она. Ему не остановить его… ему не остановить, ему не остановить… — и снова она проснулась, как от толчка, подняв голову с подушки. Колеса поезда остановились.

Минуту Дагни лежала спокойно, пытаясь понять, почему вокруг так непривычно тихо. Тщетная попытка познать образ прекратившегося существования. Не осталось никаких признаков реальности, которые можно было бы воспринять или постигнуть, кроме их полного отсутствия. Ни звука, как будто она осталась в поезде совсем одна, ни движения, словно и поезда-то никакого не было, а была просто комната в доме. Никакого света, словно не было ни поезда, ни комнаты, а осталось всего лишь пространство без предметов. Ни жестокости, ни физического страдания, будто наступило такое состояние, когда даже страдание невозможно.

Как только Дагни поняла причину покоя, она быстро, резко выпрямилась, и движение ее напоминало крик неповиновения. Громкий скрип оконных жалюзи прорезал тишину — она дернула экран вверх. Снаружи простиралась безымянная бесконечность прерий. Сильный ветер рвал облака, полоски лунного света падали сквозь прорехи вниз, на землю, столь же мертвенную, как и небо.

Дагни нажала на выключатель и звонок вызова проводника. Свет электрической лампочки вернул ее в действительность. Она посмотрела на часы: всего несколько минут за полночь. Она выглянула в заднее окно, увидела прямую линию железнодорожного полотна, уходящую вдаль, и красные фонари на положенном расстоянии, обозначающие конец хвостового вагона. Зрелище казалось успокаивающим.

Дагни еще раз вызвала проводника. Подождала. Вышла в коридор, отперла дверь и высунулась, чтобы посмотреть на поезд. В длинном зашторенном составе светилось несколько окон, но не заметно было ни людей, ни движения. Захлопнув дверь, она вернулась к себе и быстро, но спокойно начала одеваться.

На ее звонок так никто и не явился. Когда Дагни торопливо шла через следующий вагон, она не чувствовала ни страха, ни нерешительности, ни отчаяния — ничего, кроме необходимости что-то делать. И в следующих двух вагонах проводника не оказалось. Дагни почти бежала по узким коридорам, не встречая по пути ни одной живой души. Двери нескольких купе оказались открытыми. Пассажиры сидели внутри, одетые либо полуодетые, молча, словно ожидая чего-то. За ее торопливой пробежкой они наблюдали странными вороватыми взглядами, как будто знали, чту она ищет, как будто дожидались человека, который должен придти, чтобы увидеть то, чего они видеть не желали. Дагни продолжала бежать по спинному хребту мертвого поезда, отметив про себя странное сочетание освещенных купе, открытых дверей и пустых коридоров: никто не рискнул выйти. Никто не хотел первым задать вопрос.

Она бежала через единственный в поезде вагон с сидячими местами, где часть пассажиров спала, а другие бодрствовали, притихнув в позах животных, ожидающих удара, не делая даже попытки избежать его. В коридоре этого вагона она остановилась. Она увидела мужчину, который отпер дверь и выглянул наружу, с любопытством вглядываясь в темноту, уже готовый спрыгнуть на землю. Он обернулся на звук ее шагов. Дагни узнала его: Оуэн Келлог, он некогда отверг будущее, которое она ему предложила.

— Келлог! — ахнула Дагни, с ноткой смеха в голосе, прозвучавшей как вскрик облегчения при виде человека в пустыне.

— Здравствуйте, мисс Таггерт, — ответил он с удивленной улыбкой, выдававшей невероятное удовольствие и некоторую мечтательность. — Не знал, что вы едете в этом поезде.

— Быстрее, за мной, — приказала она, как будто он все еще работал на ее дороге. — Боюсь, поезд этот дальше не пойдет.

— Очень может быть, — проворчал он и дисциплинированно последовал за ней. Никаких объяснений не понадобилось. Понимая друг друга без слов, они как будто приняли вызов на вахту. И казалось вполне естественным, что среди сотен человек в поезде именно эти двое стали партнерами.

— Знаете, сколько времени мы уже стоим? — спросила Дагни, быстро шагая по следующему вагону.

— Нет, — ответил он. — Я проснулся, когда поезд уже стоял.

Они прошли через весь поезд, не найдя ни проводников, ни стюардов и официантов в вагоне-ресторане, ни тормозного кондуктора. Посмотрев друг на друга, они промолчали. Они не раз слышали истории о брошенных поездах, обслуживающих бригадах, исчезнувших, словно в истерии неожиданного бунта против своего рабского положения.

Они сошли со ступенек первого вагона в пустоту, где один лишь ветер обвевал их лица, и быстро взобрались на локомотив. Прожектор горел, словно протягивал руку с указующим перстом в ночную бездну. Кабина была пуста.

Несмотря на шок от увиденной картины, у Дагни вырвался отчаянный, торжествующий вскрик:

— Молодцы! Настоящие люди!

Дагни замолкла, пораженная, словно кричал другой человек. Она заметила, что Келлог смотрит на нее с любопытством, с легкой полуулыбкой.

Паровоз был старый, самый лучший из тех, что дорога могла выделить для «Кометы». На колосниках горел огонь, напор пара ослаб. Через ветровое стекло они видели освещенные головным прожектором неподвижные шпалы, похожие на ступеньки лестницы, пересчитанные, пронумерованные, пришедшие к концу.

Дагни взяла бортовой журнал и просмотрела фамилии последнего экипажа. Машинист — Пэт Логан… Медленно склонив голову, она прикрыла глаза, представив первую поездку по дороге, какой ее должен был запомнить Пэт Логан, какой она сохранилась в ее памяти, и молчаливые часы его последнего рейса.

— Мисс Таггерт, — осторожно позвал ее Оуэн Келлог.

Она вскинула голову.

— Да, да… Что ж… — в голосе зазвучал металлический оттенок принятого решения. — Мы должны добраться до телефона и вызвать новую бригаду. — Дагни сверилась с часами. — Учитывая нашу скорость, мы сейчас милях в восьмидесяти от штата Оклахома. Думаю, ближайший телефон на этом направлении находится в Брэдшоу. Примерно в тридцати милях от нас.

— За нами следуют другие поезда дороги Таггертов?

— Следующий поезд номер 235, трансконтинентальный грузовой состав, но он подойдет сюда не раньше семи часов утра, если будет следовать согласно графику, в чем я сомневаюсь.

— Всего один грузовой состав за семь часов? — непроизвольно вырвалось у Келлога с ноткой оскорбленной преданности дороге, которой он некогда так гордился.

Губы Дагни быстро изогнулись в улыбке.

— Наш трансконтинентальный график движения уже не тот, каким был при вас.

Он медленно наклонил голову.

— Полагаю, поездов компании «Канзас Вестерн» сегодня тоже не будет?

— Точно не помню, но, кажется, нет.

Келлог посмотрел на телеграфные столбы вдоль путей.

— Надеюсь, что люди «Канзас Вестерн» содержат свои телефоны в порядке.

— Вы хотите сказать, что, судя по состоянию путей, телефоны могут не работать? Но мы должны попытаться.

— Да.

Дагни повернулась, чтобы идти, но остановилась. Она понимала, что слова бесполезны, но они вырвались у нее против воли.

— Знаете, тяжелее всего видеть те красные фонари, что наши люди установили позади поезда, чтобы защитить нас. Они ценят наши жизни больше, чем страна — их жизни.

Бросив на нее многозначительный взгляд, он серьезно ответил:

— Да, мисс Таггерт.

Спускаясь по лестнице с паровоза, они увидели группку пассажиров, столпившихся у путей, и еще несколько фигурок, выходящих из вагонов, чтобы присоединиться к остальным. Повинуясь инстинкту, люди, недавно молча ожидавшие внутри поезда, догадались, что кто-то принял на себя ответственность за происходящее, и теперь уже неопасно проявлять признаки жизни.