Порок - Илья Райх

Через пару минут он стоял на пороге квартиры наставника. Его встретила жена Римма, она как всегда улыбалась, была чересчур любезна, попросила надеть тапочки, хотя дома стояла идеальная чистота. Евгений надел их, хотя никогда не был большим поклонником домашних шлепанцев, у себя в квартире всегда обходился без них. Просто в этом доме он не привык отказывать хозяевам. В отличие от прошлого раза, гость не раздевал взглядом хозяйку квартиры. Нет, она не перестала существовать для него как женщина. Просто давеча, как искусный ученик, а таким последователем возгордился бы сам Леонардо да Винчи, лежа в ванне, он успел построить гипотетическую модель покатого обнаженного тела. Но была ли Римма настолько прекрасна, как представлял он?

Он зашел в кабинет Агера Агишевича, который встретил его отцовскими объятиями. Евгений немного смутился, поначалу уводил глаза от седоволосого полковника, но, когда они заговорили о деле Воинова, Евгений ожил. Он рассказал все свои злоключения с момента, когда он застрелил телохранителя Баумистрова. А на десерт он вытащил диск.

– Но кто тебе подкинул этот диск? Это вопрос. Есть кто-то еще, кто пытается утопить Павла Сергеевича? – задался вопросом полковник, как только запись прервалась.

– А что вы скажете насчет Жанны? Она последняя, с кем говорила бывшая жена Баумистрова. Может ли она быть замешанной?

– Невозможно сказать однозначно, замешана или нет, но для меня ясно одно, что в этой истории не обошлось без женщины, – Агер Агишевич с сомнением посмотрел на Евгения: – Надеюсь, твои отношения с Жанной не зашли так далеко… или это не та особа, с которой у тебя роман?

Евгений встрепенулся, невнятно покачал головой. Уже полгорода знает о его отношениях с Жанной.

– Там у меня все кончено, – пробурчал он. И он говорил о Татьяне.

– Где там?

– Ну, с Татьяной.

– А, ее зовут не Жанна, а Татьяна? Но тогда мои извинения, а то я все перепутал. Хотя это ничего не меняет, ты же расстался с ней?

Евгений кивнул.

– Что ж ты так, а говорил, что любовь и готов жениться.

– Так получилось, – пробурчал Евгений, говорить о личных проблемах он не желал. – Она оказалось не столь верной.

– Да, согласен, не стоит связывать себя с женщиной, от которой несет неверностью. Верность – вот в чем корень счастья, и только за нее стоит платить.

В комнату зашла Римма, на подносе принесла чаю. Присутствие супруги стало живым воплощением слов Агера Агишевича.

Евгения будто окатили холодной, леденящей водой, слова полковника подействовали отрезвляюще. Магия Татьяны – с легкостью выманивать деньги – исчезла в одночасье. Евгений опустился на землю, последние островки чувств рассеялись в бездне лицемерия, тщеславия, зависти… Он посмотрел на любящую пару, потом сопроводил взглядом Римму и тихо произнес:

– А чисты ли ее помыслы?

– Что? Не расслышал? – спросил Агер Агишевич.

– Это я про себя, – Евгений очнулся, – про себя говорю, – поспешил он объясниться.

– Пей чай! – Агер Агишевич разлил чай по стеклянным кружкам. – Диск с разговором вносит еще больше неопределенности в дело.

– Это уж точно, – Евгений подул на горячий чай.

Агер Агишевич предложил ему разбавить кипяток холодной кипяченой водой и стал зазывать супругу. Евгений отказался от предложения, но Римма все же пришла и принесла графин с кипяченой водой. Он не смотрел на нее. Когда супруга удалилась из кабинета, Агер Агишевич спросил:

– Может, все к черту?

– Может! Но что-то меня влечет… – Евгений призадумался.

– К чему влечет или к кому влечет?

– Да и сам не знаю, но хочется все-таки довести дело, хотя бы для себя.

– Болезнь следователя. Но если так, то ключи те же: Жанна, Игорь Баумистров, его дружок Искандер. Кстати, именно с ним Жанна и улетела в Австрию.

– Да?! – приятно удивился Евгений. – От вас ничего не утаишь!

– Забыл, где я работал! Но, учитывая, что тебя все контролируют, – от Баумистрова до Житомирского, – будь осторожен. Тем более ты завалил человека Баумистрова.

– Что самое удивительное, за свою безопасность я боюсь меньше всего. После убийства человека меня как-то отпустило, я все меньше оглядываюсь по сторонам.

– Нигилизм по отношению к себе. Но все же не надо пренебрегать мерами предосторожности.

– Слежку я бы учуял сразу.

– Сам знаешь, что сейчас и без классической слежки легко определить твое местонахождение, поэтому особо никому не звони, лучше наведывайся без звонка.

– Да, знаю.

– Конечно, не думаю, что Павел Баумистров попытается тебя как-то проучить отдельно за эпизод с Бородиным, но если он и его компания почувствуют, что ты наступаешь им на пятки, они возьмутся за тебя серьезно.

– Убить следователя – это предел беззакония.

– От этого тебе уже не будет легче. Но, если порассуждать, значит, они уверены, что ты не на правильном пути или еще далек от истины. Или контролируют каждый твой шаг.

– Думаете? – вырвалось у Евгения.

– Возможно.

Они встали с кресел. Разговор был закончен, уже стоя в прихожей возле двери, Агер Агишевич спросил:

– А как твой подследственный?

– Работаю с ним.

– О нем ты мне ничего не говоришь.

– Как сказать… – Евгений подбирал необходимые слова.

– Стокгольмский синдром или синдром перенесения, описанный Фрейдом?[10]

– Что?

– Пример, может, не совсем уместен, но у меня такое ощущение, что у вас с Воиновым неплохой контакт и у тебя, по ряду причин, проснулись симпатии к нему?

– Нет!

– Нет?

– Да, если брать одного Фрейда, его-то мы и обсуждаем с подследственным.

– То, что ты мог проникнуться симпатиями к убийце трех женщин, в этом нет ничего предосудительного. В моей практике были аналогичные случаи, – Агер Агишевич взглянул Евгению в глаза.

Евгений сдался:

– Вначале я испытывал к нему равнодушие, что испытывает любой следователь к преступнику, но постепенно он превратился для меня в интересного собеседника. Бывает, что своими репликами Воинов выводит меня, но стоит мне покинуть его камеру, злость как по мановению волшебной палочки рассасывается, испаряется.

– Тебя коробит, что многое, о чем он говорит, и есть истина?

Евгений кивнул и вышел из квартиры.

– Истина из уст убийцы, – выговорил Агер Агишевич, – тогда будь осторожен.

– Он обещал мне заказчика, – бросил Евгений, вызывая лифт.

– Интересно, но будь осторожен, – еще раз повторил наставник, – не открой «ящик Пандоры».

Глава сорок седьмая

Не считая поездки в больницу к Воинову и домой к наставнику, первую декаду января Евгений просидел дома.

На улицу выходил только по необходимости – в магазин за продуктами или в ближайший банкомат, заплатить за телефон. Платить по Интернету он не любил, так как считал, что платежи через всемирную паутину небезопасны для банковской карты.

Он чувствовал, что в нем скопилась усталость, служебный отпуск был кстати. Коротая время в одиночестве, он часто думал об убитом телохранителе Баумистрова.

Нередко посреди ночи он вскакивал с постели и метался по квартире, его угнетало сознание и мысли. И так было каждый раз, когда он надолго закрывался от людского общения. А местом, где его, хоть и ненадолго, покидали навязчивые мысли, служила ванная комната. Она стала символом свободных отношений и местом релаксации еще задолго до того, как он убил человека.

Вот и сегодня ночью, после очередного приступа раскаяний он решил погрузиться в теплую воду ванны. Он всегда запирал дверь в нее, инстинктивно, по привычке, чтобы даже потусторонний дух не мог потревожить его в минуты блаженства.

Как он и ожидал, теплое щекотание воды вызвало рефлексивную тягу к самоудовлетворению. Евгений не успел составить себе план фантазии или хотя бы выбрать кандидатуру для нее. Все происходило хаотично, в голове промелькнула сегодняшняя физиономия супруги Агера Агишевича Риммы, но с нею только недавно он совершил акт воображаемого соития, поэтому ее было решено оставить в покое. То же самое касалось и других возрастных особ, Антонины Николаевны и родственницы Тамары. Евгений желал чего-то другого, более искусного или же наоборот – ему хотелось омолодить своих воображаемых партнерш. Как и многие мужчины, он мог представить себя занимающегося сексом с двумя нимфетками, быть так называемым пассивным развратником, но всегда считал, что это слишком тривиально.

Ничего нового не придумав, он решил использовать старую тему – отношения Татьяны с юнцами, она всегда вызывала толику ревности и унижения. Поначалу ничего не клеилось, вымышленная картина рассеивалась, да и механика движений была слишком вялой. Но в отличие от женщины мужчине, если запущен механизм вожделения, при любых обстоятельствах, даже если мир стоит на грани атомной войны, экологической катастрофы или стихийного бедствия, необходимо получить дозу разрядки. Поэтому у Евгения никак не могло возникнуть сомнений: довершать начатое дело до конца или нет, тем более все было в его руках.