Нарциссы для Анны - Ева Модиньяни

Перед подъездом дома Вергани на корсо Индепенденца стоял роскошный автомобиль «альфа ромео 2500». Завидев ее, мужчина за рулем опустил боковое стекло и окликнул ее: «Мария!» Она слезла с велосипеда и прислонила его к фонарному столбу рядом с автомобилем, в то время как человек за рулем, открыв дверцу, вышел к ней.

— Миммо! — воскликнула она, узнав улыбающееся лицо Пациенцы. Она взглянула на его элегантное пальто и невольно сравнила со своим нелепым нарядом. — Ну, как я выгляжу? — попыталась она под улыбкой скрыть чувство неловкости.

— Неплохо, — постарался утешить ее Пациенца. — А что касается нарядов, так ведь на то и война. Почти все в таком положении.

Одной рукой она придерживала руль велосипеда, а другой, порывшись в кармане пальто, достала платок и вытерла глаза, которые слезились от ветра.

— Полагаю, ты приехал сюда не для того, чтобы говорить о войне и о людских бедах, — заметила она.

— Ты мне даже руки не подала, — улыбнулся он, протягивая ей свою. Мария почувствовала его теплую и мягкую руку в своей и, дружески подавшись к нему, обняла Пациенцу.

— Я устала, Миммо. Я не могу больше.

Она вдохнула приятный запах лаванды, исходящий от него, запах кожи и дорогого табака, который доходил до нее из открытого автомобиля, и сразу ощутила аромат того прошлого, которое ей так и не удалось забыть.

— Кончено, Мария, — Пациенца растроганно заморгал, и в его черных глазах блеснуло волнение.

— Что кончено? — У Марии закоченели руки и ноги, но, притерпевшись, она уже не чувствовала холода.

— Все кончено, Мария, — сказал он. — Нищета, лишения, тяготы.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мария, проводя рукой по лицу. — Ты хочешь сказать, что…

— Чезаре готов дать свое имя девочке. — Он произнес эти слова и ждал от нее ответа.

— Что? Вот так вдруг? Ни с того ни с сего, неожиданно? Почему сегодня, а не пять лет назад? — Она переступила с ноги на ногу, чтобы убедиться, что они еще не отмерзли у нее, и оглянулась вокруг, чтобы осознать, что все это происходит в действительности.

— Он теперь уверен, что Анна действительно его дочь, — доверительно сказал Пациенца.

— Ему это сказала гадалка? — спросила Мария с недоверием и отчаянием.

— Гадалка сказала ему это еще пять лет назад, но он тогда не поверил. — Адвокат Доменико Скалья говорил совершенно серьезно. — Он хотел точных подтверждений. Теперь они у него есть.

Слезы выступили на глазах Марии, но теперь уже не из-за холода.

— Господи, — пробормотала она. — И что же я должна теперь делать?

— Документы готовы, — сообщил он ей. — Ты должна лишь подписать кое-что.

— Когда? — Она была сбита с толку.

— Когда хочешь. Хоть сегодня. Хоть прямо сейчас.

— Я должна сообщить своим хозяевам, что не смогу больше работать у них. Но я не могу уйти сразу. Надо дать время, по крайней мере, чтобы найти другую прислугу. — Она сказала «прислугу», чтобы подчеркнуть ту пропасть, которая еще разделяла их, и чтобы задеть Чезаре, хоть он и не мог ее слышать.

— Он тоже страдал, — грустно сказал Пациенца. — И больше, чем ты думаешь.

— Он никогда не верил мне, почему сейчас я должна верить ему? — резко ответила она.

Пациенца решил, что лучше прибегнуть к профессиональному языку.

— Никто не собирается влиять на твое решение, Мария. Ты вольна согласиться или отказаться. Но ты должна сделать это сейчас.

Сердце Марии колотилось от волнения. Обида вновь ожила в ней. Но она подумала о маленькой Анне, о том, что обещала ей накануне, о пережитых невзгодах, о жертвах, которые ради всего этого принесла.

— Я согласна, — сказала она. — Справедливости ради Анна должна носить имя своего отца. — Она искренне верила в эти слова, когда произносила их.

— Он осознает свою вину перед тобой. И будет добр к тебе. Но и тебе нужно проявить понимание.

Мария улыбнулась ему и провела своей жесткой растрескавшейся от работы и холода рукой по его гладкой, свежевыбритой и благоухающей лавандой щеке.

— Хорошо, — сказала она. — Не будем ворошить прошлое. — Ей хотелось смеяться и плакать вместе, и слезы смешались на ее красном от холода лице со счастливой улыбкой.

Бледное зимнее солнце уже согревало утренний воздух. Бабушка распахнула окно в спальне, и Анна нежилась в тепле под одеялами, позволив свежему воздуху щекотать лицо. Джулио недавно ушел в школу, унося с собой грелку в ранце, чтобы не закоченеть в своем классе, где не было отопления.

Анна увидела Музетто, большого кота с серыми глазами и усатой мордой, который появился на подоконнике окна, выходящего во двор. Из кухни доносился вкусный запах молока и обжаренной поленты, которую бабушка Вера готовила для нее.

— Музетто, иди сюда, — позвала девочка кота, хлопнув рукой по одеялу.

Котище прыгнул и тут же очутился рядом с ней. Теплый и пушистый, он начал ходить по кровати туда-сюда, оставляя на простыне и на фланелевой ночной рубашке Анны какие-то красноватые следы.

— Бабушка, бабушка! — закричала Анна. — Иди посмотри. — И когда Вера появилась в комнате, показала ей на эти пятна на рубашке и простыне. — Смотри, бабушка. Что это такое?

Вера посмотрела на следы, оставленные котом, потом пристально взглянула на Музетто и громко охнула. Испуганное животное молнией метнулось в окно, а женщина тут же принялась снимать с девочки рубашку.

— Анна, — умоляла она, — ни в коем случае не бери руки в рот.

Она отвела ее на кухню, сняла с плиты кастрюлю с горячей водой и тщательно вымыла внучку, покачивая головой и бормоча:

— О, Господи! И надо ж такому случиться. И что я одна сделаю, бедная женщина? О, Господи, помоги нам. Хоть бы мама твоя была дома.

Анна не понимала причин такого волнения, но чувствовала, что случилось что-то опасное, что-то такое, что грозит ей бедой.

— Бабушка, почему ты так напугана? — спросила она.

Тем временем Вера вымыла ее, вытерла чистым полотенцем и полностью переодела.

— Там были пятна крови у тебя на рубашке, — объяснила она, хоть девочка и не могла понять.

— Ой, бедняжка Музетто ранен? — забеспокоилась Анна.

— Нет, это синьор Леоне, наш сосед. — Вера тщательно осматривала ее, пыталась припомнить, как все происходило в последние минуты. Да, простыня была запачкана, ночная рубашка тоже, но девочка к пятнам не притрагивалась, она не совала руки в рот.

— Синьор Леоне заболел? — допрашивала Анна.

— Сегодня ночью у него началось кровохарканье. Он потерял много крови. Час назад приехали из больницы забрать его. Его унесли на носилках. Кот входил в его дом, потом с грязными лапами прыгнул к тебе на постель. О, Господи! — вздохнула она. — На, выпей-ка побыстрей свое молоко, — и поставила перед ней стакан и миску с горячей полентой. — Придется прокипятить рубашку, простыни, все.