Фантом - Сергей Дубянский

Часы показывали десять, когда Валя решила, что ожидать второго пришествия лучше не в халате с журналом в руках, а лежа в постели, уже готовой к встрече с неведомой силой, покорившей ее. Она разделась, любовно оглядев себя в зеркало. Подсознательно она, может быть, даже делала это для Него, чтоб Он увидел ее всю из своего зазеркалья. Подумала, что последний раз так придирчиво разглядывала себя обнаженную еще в юности, когда у нее только начинала расти грудь. Потом это занятие почему-то стало казаться ей непристойным. (Может, в этом сказалось влияние родителей, воспитанных в эпоху социализма, когда считалось допустимым обнажаться только в темноте с совершенно конкретной целью или в бане, а все остальное – буржуазные извращения, недостойные советского человека). Она всегда свято следовала наставлениям, один-единственный раз, совсем недавно, решившись сбросить маску, потому что чувствовала – если остаться прежней, муж исчезнет не на неделю или две, а навсегда, ведь все, что не решается позволить себе она, ему запросто предоставят другие. Единственный раз она стала собой… правда, получила взамен то, что получала и всегда – ни больше, ни меньше. А вчера она ничего такого не делала – ей же подарили то, о чем она не могла и мечтать, ведь любая, самая фантастическая мечта основывается на наших знаниях, увеличивая их в сотни раз, доводя до выходящих за рамки возможного, форм и размеров.

Валя провела руками по груди, животу, опустилась еще ниже, заведя ладони между ног… При этом зачарованно смотрела в зеркало, словно ожидая, что Он явится немедленно, вняв ее призыву. Но в зеркале отражалась лишь полочка для обуви, выглядевшая уродливым безумием на фоне ее желаний; и еще женщина с растрепанными волосами, раскрасневшаяся, с приоткрытым ртом, ласкающая свое собственное тело.

Она решила, что что-то делает неправильно, ведь не может Он однажды пришедши, так внезапно покинуть ее. Она нежно погладила зеркало, выключила свет и вернулась в спальню.

Когда тело коснулось простыни, стало совсем невмоготу ждать дальше. Ее руки заработали, и в какое-то мгновение она поняла, что в состоянии удовлетворить себя сама, но разве могло это хоть приближенно сравниться с тем, что она испытала прошлой ночью? …Их надо остановить, эти руки… немедленно!.. Валя сунула их под спину и заставила впиться ногтями в бедра. Замерла, согнув ноги в коленях. Ей показалось, что нечто черное и могучее уже приближается к ней. Она приготовилась впустить его в себя, но…. оно не приходило, ни через секунду, ни через минуту… Не выдерживая этой пытки, руки вырвались из плена и начали с силой молотить по постели маленькими кулачками. Она мотала головой, стонала, суча ногами, но и эта призывная имитация не приносила результата. Руки упали, ноги вытянулись, и она вновь замерла, не в силах дольше пребывать на грани. Надо, чтобы все было доведено до конца, так или иначе. …Нет, не иначе! Только так!.. Так!!..

Подняла руку и взглянула на светящийся циферблат часов. Половина двенадцатого. …Может быть еще слишком рано? Во сколько ж он пришел вчера?.. Валя не помнила, настолько это случилось неожиданно, и с ужасом подумала, что вообще ничего не помнит, кроме состояния нечеловеческого блаженства.

Возбуждение уже прошло, а она так и не достигла желаемого даже в самом малом приближении, поэтому лежала совершенно опустошенная, вперив в потолок немигающий взгляд. Такого чувства обиды и предательства она не испытывала даже, когда застала эту шлюшку в Диминой постели. То состояние она могла воспринимать адекватно, понимая, что, в крайнем случае, других мужчин на свете еще много, и они совсем не хуже Димы, а сейчас у нее отняли то, что заменить просто нечем. Она четко знала, что потеря невосполнима, сколько реальных мужчин не пропускай через себя в дальнейшем.

Встала. В какой-то безумной надежде вышла в коридор. Может быть, она случайно уронила маленькое зеркало или стоит оно как-нибудь криво? Включила свет; в первую секунду зажмурилась, но потом увидела, что все нормально, все стоит на своих местах – все, как вчера, только между двумя зеркалами есть еще маленькая голая женщина, готовая разрыдаться. …Может, ему не понравилось то, что я делала? – подумала она, – а я ничего и не делала…

Она пристально посмотрела в зеркало и сказала тихо:

– Извини, если что было не так, но ведь ты фактически изнасиловал меня. Я была не готова. А теперь ты увидишь, я другая. Я многое могу… только приходи… – из глаз выкатились две слезинки и прочертив по щекам мокрые дорожки, шлепнулись на пол, – ну, почему?!.. В чем я виновата?!.. – если б зеркало не было стеклянным, она б, наверное, кинулась колотить по нему со всей силы, чтоб достучаться до жестокого, но самого желанного в мире существа.

Слезы не подействовали, и Валя вздохнула; потушив свет, поплелась в спальню. Внезапно пришла страшная мысль, что ей совершенно не хочется жить – жизнь утратила ту единственную, светлую краску, которая в ней была, а остальное, черно и бессмысленно. Валя рухнула на диван и снова заплакала, обхватив руками подушку.

Она даже не думала, что в человеке может быть столько слез. Подушка стала совсем мокрой, и пришлось перевернуть ее на другую сторону; правда, мысль о самоубийстве отсеялась сама собой. Валя знала, что не в состоянии лишить себя жизни (то ли в силу слабости характера, то ли, наоборот, по причине его силы, способной терпеть любые муки, но пройти до конца отмеренный свыше отрезок времени). А сейчас она плакала над своей потерявшей смысл жизнью – жизнью до вчерашнего дня, и после него (вчерашний день являлся исключением и сосредотачивал в себе весь непонятный, но единственно существующий смысл).

Прошлую жизнь, с самого первого детского воспоминания, она уже проанализировала и пришла к выводу, что этой жизни просто не существовало. Ее не стоило проживать, и родиться для этого не стоило (правда, тогда она об этом еще не знала). Теперь знает. Казалось бы, можно что-то изменить, ведь впереди у нее, наверное, достаточно времени …но если не повторится вчерашняя ночь, то ничего не изменится… И эта утверждение вносило в сознание панический ужас – как жить, делая вид, что существование интересно и необходимо кому-то (в первую очередь, самой себе), но в то же время знать, что это не так. Жить, зная, что все, ожидающее тебя впереди, бессмысленно…

Вот, об этом она и плакала. Плакала совершенно беззвучно, лишь вздрагивая всем телом, потому что перед этим рыдала, билась в истерике, издавая страшные, похожие на хрип горловые звуки, а теперь силы покинули ее.

Ждать больше не имело смысла. Ей стало холодно. …Может, если надеть рубашку и свернуться калачиком, удастся хотя бы уснуть? Это будет хоть маленькая радость, маленькое утешение сегодняшнего дня… Она вытащила из-под подушки руку, вяло подняла ее, и тут какая-то упругая сила стала обволакивать ее, тесня к стене. Все произошло так неожиданно и так нежно. Сначала она решила, что обессилившая рука сама клонится вниз и сейчас просто упадет на постель, но рука не упала. Валя почувствовала, что ее тело медленно поднимается, переворачиваясь на спину, и знакомая тяжесть покрывает его. Она так жадно вздохнула, что перехватило дыхание; выгнулась, поднимаясь над постелью (вчера такого не было). Ее голова свешивалась к подушке, пятки едва касались простыни, и упругий туман втягивал ее в себя. Попыталась обнять, охватившее ее нечто, но руки крестом сложились на груди. Нечто оставалось бестелесным, зато его прикосновение вносило в тело такую здоровую силу, которой она никогда в жизни не ощущала. Панические страхи и самоуничижительные мысли стремительно покидали ее; хотелось наслаждаться жизнью, причем, она чувствовала это физически, как будто освобождалось место в сознании и тут же заполнялось другими мыслями, требующими немедленной любви и радости удовлетворения. Удовлетворения не такого, как когда она елозила руками у себя между ног, а…