Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина

Лёшка хмыкнул. Нормальный расклад, как раз в её духе.

— Дай угадаю: никто тебя не собирался отпускать.

— Почему же, собирались, только с одним условием — о сыне я могла забыть, сразу же, как получу свидетельство о разводе.

— В тот момент и появился Турский, — констатировал Гончаров, совмещая уже нарытую информацию с предоставленной в логическую цепочку.

— Да, но я долгое время присматривалась к нему. Шутка ли, близкий друг семьи. Я и представить не могла, настолько он гнилой. И когда подвернулась тема с отделением от конгломерата — я поняла, что он именно тот, кто освободит меня от тирании мужа и предоставит билет в новую жизнь. Лёш, я не хотела, чтобы так получилось, — зашептала фанатично, глядя на Гончарова испуганным взглядом. — Максимум — авария. Чтобы тварь загремела в больницу и прочувствовала сполна, каково это. Ну а дальше ты и сам знаешь… Клянусь сыном, клянусь памятью о матери — не хотела.

Повисла напряженная тишина. Вика увязла в воспоминаниях, не замечая, как по щекам потекли слёзы. Кто ж знал, что всё так обернется. Тогда ей казалось, что жизнь матери важнее всего. Сейчас скрипя душой и беря на душу грех признавала, лучше бы мама умерла на четыре года раньше, но её жизнь не была бы так изувечена.

Лёшка… всеми силами пытался абстрагироваться от прозвучавшей правды. Потому как принять её, означало войти в положение Скибинской, проникнуться её болью, пойти против Павла Олеговича в куда более серьёзном вопросе. А с другой стороны… как он мог осуждать её, если у самого руки в крови. Понимал, почему так сложилось; почему жизнь порой настолько жестока, что иной раз толкает на зверские поступки, подчистую заставляя перекроить жизнь. Но, понимай не понимай, а ситуация ведь от этого не становится легче?

— Турский поэтому потребовал Владку? Взамен на молчание? — пошатнулся, чувствуя, как начинает оседать. Вика тут же подставила плечо, предлагая помощь.

— Да! Лёш, тебе бы в больницу.

— У тебя есть доказательства, что это именно он отдал приказ убить Максима, — никак не отреагировал на её заботливый тон, направляясь на улицу.

— О чем ты говоришь? План был таков, что после смерти сына Олегович тоже не задержится, не перенесет. И так на ладан дышал. После этого я бы забрала свою долю, Ваньку и уехала бы за бугор. Какие доказательства? У тебя умоляю.

Лёшка так и замер.

— За*бись. Себе, значит, житуху без проблем, а Владка, получается, разменная монета? Круто, блдь. А я уж, было, расчувствовался.

— Я не нуждаюсь в твоей жалости. Я не для этого всё рассказала, а чтобы ты увидел всю картину. Нужно по-тихому «снять» Олега, пока он не пошёл в наступление. Если он узнает, что ты в полном здравии — раздует новость и о нас. Поверь, фантазия у него ещё та, изощренная до невозможности. Не думаю, что после этого Скибинский останется в том же настрое. А удумаешь рассказать правду — так Турский выдаст и меня. Тебе полегчает, если меня убьют?

Лёшка присвистнул. Молодец! Как же ловко всё продумала. Знала, что ему по-любому придется устранять Олега, так ещё и головняком наградила. Ведь не в курсе, что ему поручено найти заказчика и желательно живым.

— Почему раньше не рассказала?

— Так кто ж знал, что ты… — Вика отвернула голову, проглотив горький комок. Как же больно находиться рядом и видеть его любовь к другой, — такой упрямый, — нашлась с ответом. А ведь и правда, на что только не шла, чтобы отвадить его от сестры — всё безрезультатно. Наоборот, чем больше угрожала, тем больше, получается, сближала. Знала, Лёшкина любовь особенная. Что уж если взял за руку — никогда не отпустит. Её отпустил, потому что предала. Потому что отвернулась и врала. Жаль, нельзя вернуть время вспять.

— Ты даже не представляешь, на что толкаешь меня, — обронил он, задумавшись. Черт. Не всё так просто.

— Не представляю, — согласилась, нагнувшись с ним под низким проходом. — Но Олег не откажется от Владки. Ты или сдашь нас Скибинскому, подписав нам тем самым смертный приговор, или я помогаю подловить его и сделаю так, что все ниточки приведут к Гордеевскому приемнику.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С трудом выдохнув, Лёшка расправил плечи, и оказавшись на свежем воздухе, отошел от Вики как можно дальше: нельзя, чтобы их видели вместе.

— Что скажешь? — с затаенной надеждой поинтересовалась она, поправляя волосы.

— Скажу, что подумаю. А сейчас ты приведешь мне Владу.

— Ты в сосну врезался?

Лёшка пожал плечами.

— И как ты себе это представляешь?

— А это уже не мои проблемы. Я всё равно заберу её, вопрос: какой ценой? Лучше тебе подсуетиться и пойти мне навстречу, иначе Ваньке придется учиться жить без матери.

— Ну, ты и тварь, — процедила Вика едко и, развернувшись, поспешила к дому.

Да, он такой. Да и она не промах. Хоть что-то между ними общее. Лёгкое головокружение заставило отойти за росшую неподалеку тую. Там он согнулся пополам, упершись локтями в колени и глубоко задышав, вырвал.

С*ка-а-а, как же херово ему было. Может и правда обратиться в больницу? Нее, пока не увидит Некрасову — никаких больниц. И так потерял много времени. Ему ведь многого не надо: только забрать свое и с**баться как можно дальше. А там пускай сами разбираются.

Не успел отдышаться, как на дорожке показалась Вика. В предрассветных сумерках не мог разглядеть её лицо, но то, что кралась сама — уже насторожило, пробежав по спине неприятным холодком.

— Где Влада?

— Не знаю, — запыхалась, с опасением оглядываясь по сторонам. — Я пыталась позвонить — телефон выключен.

Вот тут Лёшка окончательно похолодел. И хрен поймешь, правду говорит или брешет. От неё чего угодно можно ожидать.

— Да клянусь! — прошипела Вика, увидев на его лице недоверие. — В комнате её не было. Я поспрашивала у ребят, они сказали, что час назад сестра уехала на такси. Кстати, уехала сама, без охраны.

Глава 34

— Выпустите меня! — в очередной раз увалила ногой по запертой двери. Хорошо так грюкнула, аж эхо пошло по всему дому, и пальцы на ноге подогнулись, сорвав с губ болезненный стон. Пофиг. Пускай все слышат. Пускай все знают, как достала меня такая жизнь. Похлеще удавки. — Эй! Если сейчас же не откроете дверь… — осеклась, придумывая угрозу пореалистичнее, — я выброшусь в окно!

Да! Самое то. Я могу, мне не слабо. Если Скибинский хоть пальцем тронул Лёшку… Прыгну! Покалечусь, но отомщу. Потом посмотрим на его заботу. Он ведь рассказывает, что следует данному матери слову, пускай потом посмотрит на результат своей опеки. О том, что в итоге пострадаю лишь я — старалась не думать. Мне вообще море по колено в таких ситуациях. Если уж заносит, то капитально. О последствиях думается уже потом.

— Слышите? — прижалась ухом к двери, прислушиваясь к царившей в коридоре тишине. По-любому кто-то из охраны остался. На всякий случай, так сказать. Думают, закрыли в комнате и всё? Оградили? Смешные.

Мамочки, пускай с Лёшкой ничего не случится. Я же не прощу себя, слышишь? Это станет той каплей, после которой и правда, можно и из окна выброситься, и вены вскрыть. Дошла до той кондиции, когда уже накипело, достало всё. И жизнь, где за тебя всё давно решено, и постоянный страх. Но хуже всего сидеть взаперти и мучиться от неизвестности. Накручивать себя до предела, рисуя в голове страшные картины расправы. Это муки были похлеще любой физической боли. Я в буквальном смысле лезла на стены, не зная, что думать и чего ожидать в конце.

Дикое отчаянье толкало на крайности, заставляя метаться по комнате загнанным зверем, и остервенело кусать губы, в попытке удержаться от опрометчивого поступка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я считаю до десяти, — прокричала в дверную щель, всё-таки решившись, — если за это время вы не выпустите меня — я прыгну. Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Думаете, не смогу? Семь… — отступила к окну, широко распахнув створки. Сердце грохочет в груди, пульс такой силы, что заложило уши, ничего не слышу, зато в голове — неожиданная пустота. — Восемь… — взобралась на подоконник, оглядывая внизу газон. Если Лёшке сейчас хреново, то и мне должно быть не лучше. Во всем виновата только я. Меня предупреждали, отговаривали, угрожали, а мне хоть кол на голове теши. Я и правда избалованная стерва, не думающая о чувствах других.