Суши для начинающих - Мэриан Кайз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, наверное…
У него исказилось лицо.
– Я вернусь вечером, чтобы объяснить моим детям положение дел. Ты пока можешь жить здесь.
– Пока?
– Дом придется продать.
– Придется?
– Я не смогу выплачивать кредит за оба дома, даже проценты. Если ты думаешь, что будешь жить здесь, а я – в какой-нибудь конуре у черта на куличках, то ты очень ошибаешься.
И ушел.
Клоду колотило от ужаса, от того, как стремительно рухнула ее жизнь. Раньше она иногда подумывала о том, чтобы Дилан как-нибудь устранился из ее жизни, но в действительности это оказалось кошмаром. Полчаса – и одиннадцати лет жизни как не бывало, и Дилан так мучается… И еще говорит о продаже дома! Да, по Маркусу она, конечно, помирает, но не так все просто.
Слишком потрясенная, чтобы плакать, слишком напуганная, чтобы горевать, она долго сидела в кухне. Из оцепенения ее вырвал громкий звонок в дверь. Может, Маркус?
Нет, не он. То была Эшлин.
Ее Клода совсем не ждала. И уж точно не была готова видеть. Да еще такую злую, совершенно на себя непохожую. Клода всегда купалась в любви и восхищении окружающих, и вдруг она оказалась в эпицентре ненависти. Отныне она отверженная, изменница, нарушившая правила и законы, и прошения ей нет.
После ухода Эшлин она расплакалась. Забралась обратно в постель, под пахнущую прерванной любовью простыню. Она за всю жизнь не перестирала столько постельного белья, сколько за последние пять недель. Ладно, сегодня можно не напрягаться, прятаться больше не от кого.
Она сняла трубку, набрала номер Маркуса, надеясь услышать от него, что ничего плохого они не натворили. Да, влюбились без памяти, да, ничего с собой поделать не могли, такая безумная любовь. Но на работе его не оказалось, и по мобильному он не отвечал, поэтому Клода осталась один на один со своими терзаниями.
«Я не виновата, – снова и снова твердила она как заклинание. – Я ничего не могла с собой поделать!» Но ее глазам на миг открылось то зло, которое она причинила другим. С Диланом она обошлась ужасно. Клода лихорадочно схватила какой-то журнал, попыталась сосредоточиться на статье об окраске стен по трафарету, но кошмарные мысли не отступали. В голову пришло совсем жуткое – она обманула не только Дилана. Она предала детей. И Эшлин.
Сердце забилось быстрее. Скользкой от пота рукой Клода принялась жать на кнопки телевизионного пульта, пока не нашла шоу Джерри Спрингера. Но даже он не смог отвлечь ее от тяжелых мыслей. Раньше приглашенные в студию люди казались ей ненастоящими, как мультики, а их семейные проблемы – смешными и надуманными, а сегодня Клода чувствовала себя такой же, как они.
Она пощелкала пультом – ничто не помогало. Ее снова охватило отчаяние. Что же она натворила, как могла она разрушить все, чем жила? Потом Клода вспомнила, что надо забрать Молли из прогулочной группы, и опять застыла в паническом ужасе. Выйти из дому она не может. Не может, и все тут. Никак.
Быть одной невыносимо, видеть кого-либо – тоже, и в какой-то момент ей показалось, что она вот-вот сойдет с ума. Эта страшная мысль на минуту парализовала ее, и когда Клода пришла в себя, она немедленно вылезла из-под одеяла. Сойти с ума она еще успеет!
Днем позвонил Маркус, и, вопреки доводам разума, от звука его голоса каждая клеточка ее тела возликовала. Она по нему просто обмирала, с Диланом никогда ничего похожего у нее не было. Если вообще что-нибудь было.
– Ты как там? – встревоженно спросил он.
– Черт! – то ли засмеялась, то ли заплакала она. – Дилан съехал, все меня ненавидят, вообще кошмар.
– Все будет хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Я тут тебе звонила, а ты трубку не брал.
– Звонок слишком тихий поставил.
– Эшлин все знает. Ей Дилан сказал.
– Этого следовало ожидать.
– Ты с ней будешь говорить?
– По-моему, смысла нет, – ответил Маркус, пытаясь скрыть растерянность. – Я хочу быть с тобой. Что я ей скажу такого, чего она не знает?
Все эти пять недель Маркус оправдывал свои отношения с Клодой тем, что Эшлин его совсем забыла. Но, если честно, и у него все было непросто. Сначала он поверить не смел, что Клода его заметила. Она такая красавица, куда там Эшлин… Но к Эшлин он тоже относился очень нежно и мучился от собственной непорядочности. Не хватало еще на ее вопросы отвечать, вертясь как уж на сковородке.
Уж лучше думать о хорошем. Дрогнувшим от страсти голосом он спросил:
– Можно, я приеду?
– Дилан зайдет после работы. Поговорить с детьми. Господи, в голове не укладывается…
– А когда он уедет? Я мог бы остаться на ночь. В конце концов, теперь-то чего бояться?
У нее заныло сердце.
– Я тебе позвоню, когда он уйдет.
– Ладненько, звони домой. Три звонка, потом повесь трубку и перезвони еще раз. Тогда я буду знать, что это ты. Я буду ждать!
Вечером приехал Дилан. Уже другой. Не страдающий, а гневный.
– Ты ведь хотела, чтобы тебя застукали?
– Нет!
А может, он прав?!
– Хотела, хотела. Ты вела себя очень странно. Мои дети видели тебя в постели с этим типом?
– Нет, конечно! Ты с ума сошел!
– И никогда не увидят. Если хочешь с ними встречаться.
– Ты о чем?
– Я собираюсь оформить опеку, а у тебя шансов нет. В сложившейся ситуации, – неприязненно пояснил он.
Его слова, его жесткое лицо сказали Клоде, насколько незавидно ее положение. Такого Дилана она до сих пор не знала.
– Боже правый, Дилан, – вспылила она, – о чем ты говоришь?! – и осеклась, умолкнув.
Казалось, ее возмущение рассмешило его.
Дилан деловой человек, подумала Клода. И притом очень успешный. Он привык играть жестко. Может, и уступать не желает только наперекор ей. Конечно, сейчас он ослеплен, разъярен. Но ведь он всегда был нежен и ласков с нею, и видеть эту неожиданную перемену в нем для Клоды было мучительно. Хотя, конечно, вся вина за случившееся на ней.
– Я буду оформлять опеку, – твердо повторил Дилан.
– Хорошо, – послушно кивнула она. Но внутри у нее все кипело. Детей я ему не отдам, ни за что!
– Тогда мне нужно поговорить с ними.
Дилан вошел в комнату, где смотрели телевизор Молли и Крейг. Они явно чувствовали, что произошло что-то непонятное, и весь день вели себя на удивление тихо.
Выйдя от них, Дилан холодно сказал:
– Я сказал детям, что должен ненадолго уехать. Мне нужно время, чтобы понять, как нам быть дальше.
Он потер ладонью лоб, и Клода вдруг увидела, как ужасно он выглядит.
Но ее сочувствие исчезло, когда он добавил:
– Я мог бы сказать им, что их мать – предательница, которая разрушила нашу семью, но, как мне объяснили, от этого было бы больше вреда, чем пользы. Ладно, я пошел. Я буду у родителей. Позвони мне, если будет необходимо…
