Частная жизнь адмирала Нельсона - Кристофер Хибберт

Обеды в обществе доктора Мосли и еще одного их общего по Вест-Индии друга, бывшего сахарного плантатора Геркулеса Росса, превращали деловые поездки в столицу в удовольствие, и все же Нельсону больше по душе была жизнь в Мертоне, которую Эмма всячески — иногда даже с чрезмерным, на его взгляд, усердием — стремилась расцветить. Скажем, на его день рождения она устроила целое представление, позвав в гости семью доктора Нельсона, мистера и миссис Гольдшмид с дочерьми, Джеймса и Энн Перри. После ужина девочки Гольдшмид играли в четыре руки на фортепьяно. Итальянские оперные певцы услаждали слух гостей различными ариями, а сама Эмма спела один из своих любимых патриотических гимнов — в честь лорда Нельсона, «надежды нашего флота», чье имя навсегда срослось с самим понятием славы.

На Рождество последовали новые увеселения. Вновь приехал брат с семьей, вновь выступали певцы. Помимо того, в Мертоне встречали Болтонов и Мэчемов, наладивших теперь наилучшие отношения с леди Гамильтон. Все остались на Новый год, когда леди Гамильтон устроила детский бал, затянувшийся настолько, что, спустившись на следующий день вниз, хозяин дома обнаружил: все еще спят, хотя на часах — полдень.

Впрочем, иных гостей ожидал в Мертоне не столь теплый прием. Однажды там появился Джордж Парсонс. Теперь, после нескольких лет службы на «Молниеносном» в качестве мичмана, ему присвоили лейтенантское звание, но поскольку война кончилась, возникли некоторые трудности бюрократического свойства. Парсонса проводили в кабинет Нельсона, но у дверей он с ужасом услышал доносящийся изнутри рык адмирала — мол, до смерти надоели мне эти юные господа бывшие сослуживцы. Том Аллен, знавший Парсонса по старым флотским дням, помчался на поиски леди Гамильтон. Той удалось кое-как успокоить адмирала. Лицо его, доныне «напоминавшее тучу», просветлело. Леди Гамильтон продиктовала письмо лорду Сен-Винсену, послушно подписанное Нельсоном. Она передала его Парсонсу, велев немедленно отослать первому лорду в его загородную резиденцию в Эссексе.

Несмотря на вспышку гнева, вызванную визитом Парсонса, адмирал редко отказывал бывшим товарищам по оружию в любом звании. Получив умоляющее письмо из долговой тюрьмы от бывшего казначея «Агамемнона», он незамедлительно выслал просимые двадцать пять фунтов. Точно так же безропотно, не выказывая видимых признаков недовольства, отправился Нельсон по повестке в суд, где ему пришлось давать показания в пользу Эдварда Десперда, служившего с ним в Никарагуа.

Полковник Эдвард Десперд, ирландец, вместе с двенадцатью осужденными 7 февраля 1803 года должен был предстать перед судом в Ньюингтоне по обвинению в измене. Обвинение выдвинули еще пять лет назад, когда Десперда отозвали с некоего административного поста в провинции Юкатан. Тогдашний государственный секретарь лорд Сидни нашел их беспочвенными, но его преемник лорд Гревилл дал делу ход. Десперд вернулся в Англию в сопровождении чернокожей любовницы и два года просто проболтался в Лондоне, когда министерство по делам колоний все же пришло к выводу о его невиновности. Получив уведомление о возможном получении нового места, хотя прежний его пост в Юкатане упразднен, Десперд так настойчиво требовал от правительства выполнения обещаний, что в конце концов угодил в тюрьму. Вскоре его выпустили на волю, но он не унимался, расхаживая по Лондону и делясь с каждым встречным-поперечным своими горестями. Фигура его вскоре сделалась на улицах столицы привычной, особенно из-за огромного зонта, с которым он никогда не расставался. Десперда вновь арестовали и препроводили в тюрьму, где он и задумал какой-то совершенно идиотский план, ставший известным властям. Вроде бы он решил спровоцировать бунт в гвардейских частях британской армии, захватить Английский банк, обе палаты парламента, Тауэр и совершить покушение на короля: по дороге в парламент, где королю предстояло открыть очередную сессию, предполагалось открыть пушечный огонь по его экипажу. Получив от агентов донесение о столь смехотворном заговоре, люди с Боу-стрит, где находилось главное управление столичной полиции, взяли Деспер-да и около сорока его единомышленников в таверне «Оукли армз», в Ламбете. Вместе с двенадцатью из них Десперд предстал перед специальным судебным присутствием во главе с Верховным судьей лордом Элленборо, человеком буйного нрава и твердых убеждений, свято верующим в карательные меры, предусмотренные Уголовным кодексом. Мало кто сомневался, что Десперду грозит самое суровое наказание.

Слушания начались довольно спокойно. Адвокат Бест, представляющий интересы Десперда, задал вопрос первому свидетелю со стороны защиты лорду Нельсону, давно ли тот знаком с обвиняемым.

— Двадцать три года. Мы познакомились на Ямайке в 1779 году. В то время он служил лейтенантом части под названием «Ливерпуль Блюз». Сколь мне помнится, этот способный инженер ожидал назначения.

Тут в ход допроса вмешался лорд Элленборо:

— Прошу прощения, но я вынужден прервать вашу светлость, так как суд не может выслушивать историю военной карьеры данного господина, хотя не сомневаюсь — ваша светлость способны изложить ее наилучшим образом. Нас, тем не менее, интересуют ваши общие оценки.

— Мы вместе ходили в атаку на испанцев. Мы спали на земле под одним одеялом… Мы делили одну палатку… Полагаю, никто не мог тогда сравниться с полковником Деспердом в безусловной верности стране и своему суверену. У меня сложилось о нем как о человеке и офицере самое высокое мнение.

В ходе перекрестного допроса обвинитель — генеральный прокурор — поинтересовался, как давно встречался свидетель с подсудимым в последний раз. Двадцать лет назад, признался Нельсон.

Присяжные сказали: виновен, но заслуживает снисхождения. Тем не менее Десперда приговорили к смертной казни за измену, избавив лишь от самой позорной части экзекуции. Отказавшегося как атеист от услуг тюремного капеллана Десперда доставили к плахе, установленной на возвышении близ Нюингтонской тюрьмы вместе с шестью своими единомышленниками. Один из них шепнул ему на ухо: «Боюсь, полковник, мы оказались в скверном положении». «Да, бывает и лучше, — согласился Десперд. — Впрочем, есть и хуже». С плахи он обратился к двадцатитысячной толпе с длинной речью, встреченной с полным восторгом. Затем Десперд собственноручно закрепил веревку с узлом, затянутым за левым ухом, так, чтобы смерть наступила мгновенно. Палач отсек жертве голову и высоко поднял ее со словами: «Смотрите, вот голова изменника». Останки передали любовнице Десперда, похоронившей их в безымянной могиле на кладбище Святого Павла.