Василий III - Александр Филюшкин

Проблема была в Соломонии. Она не хотела развода. Хорошей ли женой она была, плохой — неизвестно. Она несколько раз упоминается в летописи как участница придворных церемониалов (похорон, освящений церквей и т. д.). Но другими подробностями частной жизни Василия III и Соломонии мы не располагаем. Ясно одно — бесплодная жена не хотела становиться безропотной жертвой. Ведь в случае развода жизнь для нее заканчивалась. Предстояло пережить погребение заживо в монастырской келье и медленное угасание с горьким чувством, что она не справилась с главным женским предназначением и ее выбраковали из жизни. Стыд, позор, унижение, боль из-за неродившегося ребенка, чувство без вины виноватой…

И Василий III, и Соломония прибегали к понятным и традиционным мерам — богомольным поездкам «чадородия ради». Церковь засыпалась дарами. Но Небеса были неблагосклонны. Василий III в своем благочестии оказался стоек. А вот Соломония решила, что ей терять нечего. Если отвернулся Бог — пусть помогут темные силы… Бедная женщина в порыве отчаяния обратилась к знахаркам, ворожеям, колдуньям. Она не понимала, что ее великокняжеский статус и Кремль как место жительства вряд ли дадут сохранить такие подозрительные контакты в тайне. А может, и понимала, но пустилась во все тяжкие в надежде на единственный шанс.

Сохранился поразительной силы документ — отрывок следственного дела 1525 (7034) года, «сыска о неплодстве», который содержит показания лиц, причастных к похождениям Соломонии по темным московским личностям, колдуньям и чуть ли не ведьмам. Приведем его целиком, поскольку, как говорится, здесь ни прибавить, ни убавить. Это показания Ивана Юрьевича Сабурова, родственника государыни:

«Лета 7034 ноября 23 дня, сказывал Иван: говорила мне великая княгиня: „есть деи жонка Стефанидою зовут, резанка, а ныне на Москве, и ты ее добуди да ко мне пришли“; и яз Стефаниды допытался да и к себе есми во двор позвал, а послал есми ее на двор к великой княгине с своею жонкою с Настею, а та Стефанида и была у великие княгини; и сказывала мне Настя, что Стефанида воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой княгини детям не быти, а после того пришел яз к великой княгине, и она мне сказала: „Посылал ты ко мне Стефаниду, и она у меня смотрела, а сказала, что у меня детям не быти; а наговаривала мне воду Стефанида и смачиватися велела от того, чтоб князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида воду в рукомойнике, а велела мне тою водою смачиватись, а коли понесут к великому князю сорочьку и порты и чехол, и она мне велела из рукомойника тою водою смочив руку, да охватывать сорочьку и порты и чехол и иное которое платье белое“; и мы хаживали есмя к великой княгине по сорочьку и по чехол и по иное по что по платье, и великая княгиня развернув сорочьку, или чехол, или иное что платье великого князя, да из того рукомойника и смачивала то платье. Да Иван же сказывал: говорила, господине, мне великая княгиня: „Сказали мне черницу, что она дети знает, а сама безноса, и ты ту черницу добуди“, и яз тое черницы посылал добывати, Горяинком звали детина, а ныне от меня побежал, и он ту черницу привел ко мне на подворье; и та черница наговаривала не помню масло, не помню мед пресной, да и посылала к великой княгине с Настею, а велела ей тем тертися от того ж, чтоб ее князь великий любил, да и детей деля, а опосле того и сам яз к великой княгине пришел, и великая княгиня мне сказывала: „Приносила ко мне от черницы Настя, и яз тем терлася“. К сей памяти яз Иван руку приложил».

На обороте приписка: «Да Иван же говорил: а что ми господине говорити, того мне не испамятовати, сколко ко мне о тех делех жонок и мужиков прихаживало»[217].

Можно себе представить степень отчаяния Соломонии, если она дошла до общения с бабками-сифилитичками с провалившимися носами, позволяла себя трогать грязными руками всяким подозрительным ворожеям. Но какие эмоции могла вызвать вся эта возня у Василия III?! Кому понравится, если жена перед ночью любви надевает на тебя намоченную неизвестно в какой жидкости холодную ночную рубаху и уверяет, что вот теперь-то все и получится? Помимо элементарной брезгливости и отвращения, государь боялся порчи и сглаза, наведения на него черных колдовских чар — а с этим в средневековой Москве было запросто. Обезумевшая в попытках завести ребенка жена, как видно, не сильно разбиралась в знакомствах, и отсюда к Василию III мог подобраться супостат. Возможно, на принятие Василием III окончательного решения развестись повлияла не только политическая необходимость. Его достали мокрые рубахи, таинственные мази и снадобья, каждое из которых могло оказаться смертельно ядовитым.

Решение развестись было, видимо, принято Василием III около 1523 года. 13 марта 1523 года умер Петр, зять Василия III, крещеный татарский царевич, которого, по мнению некоторых исследователей, он видел своим преемником в случае отсутствия детей[218]. В июне 1523 года, накануне казанского похода, завещание Василия III было дополнено особой записью, но в ней ни слова не говорилось о наследнике. Речь шла только об исполнении церковных обетов в случае внезапной смерти великого князя. Формально на престол могли претендовать два оставшихся в живых брата Василия III, Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий (именно в такой последовательности).

Где-то в это время, до осени 1523 года, Василию III «бысть кручина о своей великой княгине». Что это означает, неясно. На февраль того же года планировался некий церковный собор о великих делах «духовных и церковных». Но в источниках о нем нет ни слова. Возможно, именно там Василий III собирался потребовать развода с Соломонией. Летописи молчат, был ли созван собор и какой ответ от церковных иерархов получил великий князь. Ясно только, что, если собор и имел место, ответ был отнюдь не положительный.

Осенью 1523 года вопрос о разводе и наследнике был поднят на заседании Боярской думы. Василий III заявил, что его страшит мысль отдать государство братьям — они «своих уделов не умеют устраивать», куда им справиться со всей Русской землей! Летописец изображает дело так, что именно бояре посоветовали государю развестись и найти новую жену: «Неплодную смоковницу посекают и изымают из винограда»[219]. Правда, единодушия в их среде не было. Князь Андрей Курбский позже писал, что развод Василию III «возбранящу» «сигклиты», то есть его первосоветники, члены думы. Против выступили близкие к Василию III церковные деятели Вассиан Патрикеев и Максим Грек, а также церковные иерархи.

Сторонники канона и благочестия не учли одну вещь. Как верно замечено историком А. А. Зиминым, отказав Василию III в попытке завести наследника, государевы доброхоты фактически поддержали в борьбе за престол удельного князя Юрия Дмитровского[220]. А это уже никуда не годилось. Так и до государственного переворота недолго дойти.