Веянье звёздной управы - Михаил Богачёв

Остальное меня поглотило — отчизна раздолье.

И садясь в поезда, самолеты и голосуя на трассе,

Всё стираю стекла лобового живые картинки —

Ты проносишься холмами, речками, пашней в накинутой рясе,

И я жадно целую, родная, тебя до последней пылинки.

Но и юг не Эдем, ну так, где но он, что но?

Я вернулся домой и здесь сырость и морось,

И здесь яблони, речка и дом, и, я слышу, похоже,

Да, похоже, — к себе призывает отеческий голос.

Осенний беженец

Болезнь, ты всё же смерть в миниатюре,

Страшась, всё озираешься в судьбе:

Нет ни гармонии, ни лада в партитуре,

Настройка инструментов лишь везде.

В окошко смотришь в городскую свалку:

В угаре улицы по кромке, по траве

Вот человек бежит, он приобрел закалку

Для бега времени с ним в беге — наравне.

Любимый беженец, ещё конец не скоро,

Старайся, милый, и дыши ровней.

Однако яду воздух здесь родней,

А бег всем пешеходам — для укора.

Всё умерло. Насколько? Знает Бог.

Чудовищно, но вешний ветер даст ли

Движенье сокам и безмерный вздох

Безмерному пространству дольней дали?..

Беги, беги, хотя и говорят

Дурные мысли: он — изменник беглый, —

Не верю им, ты — благовестник белый,

Белее, чем спортивный твой наряд.

Нет белых голубей, а ты летишь вот

И скоро за пределами окна

Ты пропадёшь, но мысль моя напишет,

Что вижу я тебя как свет огня.

Ты мне не нужен в паре, за свободу

Полета-бега твоего живу.

Моя судьба — стоять, твоя отроду

Бежать водой, дорогой, по жнивью.

Нечаен и блажен в многообразье

И не заметен в суете, но вижу я:

Так в долгой драме вдруг в единой фразе

Жизнь громыхнёт, как выстрел из ружья

Болею до зимы, а там посмотрим,

Что даст зима, она опять нова.

Здесь холод и дожди, а там, за морем,

Бежит, белея, вечный беженец — волна.

Холодный ноябрьский ветер

Холодный ноябрьский ветер

Листвы не поднимет назад.

День краток, и ранний вечер,

И мокрый неласковый сад.

И в сумерках, — нет, во страхе,

Парализующем вдруг —

Белые лица и взмахи

Крылами испуганных рук

И движутся, дышат и ищут

Дорогу на ощупь домой,

Как гуси в ночном пепелище

Летят над невидной землей.

Безумные птицы, куда вы?

Что движет вас ночью вперёд?

“Нас веянье звёздной управы

В блаженные страны ведёт”.

От издателя

Древние русские летописи свидетельствуют следующее.

Блаженный Константин Митрополит Киевский и всея Руси был выгнан киевским князем Мстиславом Владимировичем и поселился в Чернигове.

Митрополит Константин будучи в Чернигове, разболелся и предуведав свою кончину, написал грамоту, которую запечатал, и взял клятву с Антония Епископа Черниговского выполнить то, что написано в той грамоте, которую следовало распечатать после кончины Блаженного.

Когда Митрополит скончался (†1159), Епископ Антоний в присутствии Черниговского князя Святослава Ольговича вскрыл грамоту, и в ней значилось: «яко по умертвии моем не погребите тела моего, но повергше его на землю и поцепльше ужем за нозе и извлекше из града, поверзите на оном месте, ... псом на расхищение». Хотя и удивились Епископ и князь, но сделали как то велел Блаженный.

Тело лежало вне града три дня, и ни одна тварь не коснулась сей святыни.

На князя Святослава напал страх великий, он убоялся Суда Божия и повелел с честью возвратить тело Блаженного и положить его в Спасском соборе Чернигова.

Киев, выгнавший Блаженного, постигло наказание Божие в те три дня, когда лежало тело вне града: «В сии те три дни в Киеве солнце помрачися и буря зелна бе, яко и земли трястися, и молнии блистании не можаху человеци терпети, и грому силну бывшу, яко единем шибением зарози седмь человек, дву попов, да диакона и четверицу простеци, а Ростиславу тогда стоящу у Вышегорода на полы, и полома буря о нем шатер его.... Сия же страшная вся в Киеве быша, а Чернигове по вся три дни солнцу сияющу, а в нощи видяху над телом его три столпы огненны до небеси. Егда же погребено бысть тело его, и тогда бысть тишина повсюду».

Во всем том я вижу судьбу монаха Михаила (в миру Александра Богачева).

Умер вне «Киева»: умер как блаженный, ничего не оставив кроме одежды, книг и вот этих стихов; умер и лежал «псом на расхищение»: погребен вдали от родины, от любимых мест, но при храме.

Всю свою о Христе бедность он оставил мне — вот и эти стихи.

Я спросил у знаемых его публиковать ли мне стихи под подлинным именем автора. Мне стали говорить, что де монаху неприлично публиковать стихи под своим именем. Я на некоторое время принял это утверждение, но знал, что вся православная гимнография построена монахами.

Выждав время, и видя постоянно «столпы огненны до небеси» от воспоминания его имени и образа, публикую разговоры его души — эти стихи, наполненные образами восхождения души к блаженству в ином мире, потому что автор их инок по природе своей.

Во блаженном успении вечный покой со святыми Божиими монаху Михаилу подаждь, Господи!

Олег Шведов

Пасха Христова — 2000

Примечания

1

“Южное” — современное Петербургское кладбище.

2

Вариант: Нас бездна так сумела замотать,// как ночь судьбою, тьмою, небосводом.

3

Вариант: Опальный инок.

4

Вариант: Шумит, гудит со всех сторон, —//Не Суд, нет, — гром от похорон.