Кавказские амазонки - Евгений Вейденбаум

Но не один Аммиан Марцеллин ужасался наружности гуннов. Можно сказать, что чувство ужаса было всеобщим и даже предшествовало их появлению. Воинственные вестготы, которым приходилось столкнуться с гуннами, при появлении их на северном берегу Черного моря даже не пытались сопротивляться: большая часть их бежала на Дунай, чтобы испросить у императора Валента разрешения поселиться на берегу этой реки.

Иорнанд, родом гот, историк VI века, описывает гуннов подобным же образом. По его словам, победой над аланами гунны были обязаны не столько своей храбрости, сколько ужасной наружности. В числе особенностей гуннов упоминается также и отсутствие бороды, которое Иорнанд, подобно Аммиану Марцеллину, считает произведенным искусственно.

Приведу еще несколько данных относительно впечатления, произведенного на армян соплеменниками гуннов — монголами.

Вот как описывает их Инок Магакия, армянский писатель XIII века в своей «Истории Монголов»[31]: «Эти первые татары, которые появились в верхней стране[32], не походили на людей; ибо вид их был ужаснее всего, что можно выразить: головы их были громадны, как у буйволов; глаза узкие, как у цыплят; нос короткий, как у кошки; скулы выдавшиеся, как у собаки; поясница тонкая, как у муравья; ноги короткие, как у свиньи. Бороды у них вовсе не было. При львиной силе они имели голос более пронзительный, чем у орла, и появлялись там, где их вовсе не ожидали. Женщины их рождали детей, как ехидны, и кормили их, как волчицы. Смертность у них едва была заметна, потому что они жили по 300 лет и хлеба не употребляли в пищу».

Другой армянский историк XIII века, Киракос, составивший «Историю Армении», описывает наружность татар подобными же чертами: «Вид их был адский и наводил ужас. У них не было бороды, только у иных несколько волос на губах и на подбородке; глаза узкие и быстрые; голос тонкий и острый»[33]. Наконец армянский же историк Стефан Орбелиан, автор «Истории Сиунии», видевший монголов в XV веке, говорит, что «они имеют лицо безволосое, как у женщин»[34].

Из приведенных цитат видно, что отсутствие бороды у монгольских племен обращало на себя внимание всех арийских народов, приходивших в столкновение с этими племенами, и побуждало некоторых из писателей искать в искусственных средствах объяснение этого странного недостатка.

Не меньшее удивление возбуждал также и обычай некоторых кочевых племен носить на голове длинные волосы. Обычай этот, встречающийся ныне нечасто, был прежде общим у многих народов.

Уар-хуни (Ouar-Kliouni), появившиеся в VI веке под именем аваров на границах Византийской империи, имели тот же отличительный признак, которым обладали «все расы внутренней Азии, и в особенности раса турецкая: их волосы падали на плечи в виде двух длинных кос, поддержанных и перевитых лентами. Уар-хуни приняли этот обычай в то время, когда находились под владычеством турков»[35]. Авары носили волосы подобным же образом, у гуннов же волосы были короткие и на лбу обриты[36].

В половине VI века уар-хуни появились в Прикавказских степях, которые в то время были заняты аланами. Желая поселиться около Черного моря, уар-хуни по совету предводителя аланов решились обратиться к императору Июстиниану I. В 559 году депутаты их отправились в Константинополь. Это известие произвело большое волнение. Толпы любопытных сбегались смотреть на посольство, и, при вступлении его в город, окна и крыши, улицы и площади были заняты зрителями. Одежда и язык депутатов, говорит Теофант, были гуннскими, но наружность совершенно особенная: их длинные волосы, заплетенные в косы, возбудили всеобщее удивление[37].

По словам Моисея Каганкатваци, хазары также заплетали в косы свои длинные волосы, вследствие чего византийский император называл их народом косоносцев[38].

Итак, арийцев наиболее поражали две особенности в наружности кочевников: во-первых, отсутствие бороды, которая у арийцев считалась лучшим украшением и отличием мужчин, во-вторых, длинные волосы, заплетенные в косы, составлявшие у арийцев непременную принадлежность и отличительный признак женщины. Прибавив к этим особенностям еще одну, а именно преобладание женского типа в телосложении мужчин у монгольских племен[39], мы получаем ту сумму признаков, которая, как мы видели, дала повод европейцам принять за амазонок американских индейцев. Подобным же путем произошло, по моему мнению, и предание об амазонках кавказских в то время, когда Прикавказские степи и народы, занимавшие их, были известны грекам только по темным сбивчивым слухам, представлявшим тесную смесь истины с вымыслом[40].

Знакомые с рассказами об отдаленных странах, встречающимися у древних писателей, не найдут ничего невероятного в предлагаемом мною объяснении происхождения предания об амазонках: они знают, что молва растет во время пути (fama crescit eundo) и что посредством ее сравнение превращается в тождество, предположение — в факт. Для скептиков же, которым объяснение предания покажется недостаточным, приведу рассказ Моисея Каганкатваци об одном из эпизодов великой борьбы, происходившей между царем персидским Хозроем II Парвизом и византийским императором Ираклием. Эпизод этот — набег, совершенный хазарами в Закавказье по приказанию императора. Хазары, занимавшие Прикавказкие степи, пользовались в то время господством среди многочисленных кочевых племен, и потому предводитель их Джебухакан, родом, по-видимому, гунн, собираясь в набег, уведомил о том, как говорит Моисей Каганкатваци, всех тех, которые находились под его властью: «племена и народы, жители полей и гор, живущие в городе или на открытом воздухе, бреющие головы и носящие косы, чтобы по мановению его все были готовы и вооружены. Джебухакан выступил в поход. Никто не мог сосчитать числа его войск. Первое нападение последовало на крепость Чога, построенную царями персидскими между горой Кавказом и великим морем восточным».

«Дивные стены этой твердыни, — повествует историк, — были разрушены до основания. Безобразная, гнусная, широколицая безресничная толпа, в образе женщин с распущенными волосами, устремилась на содрогнувшихся жителей и истребила их поголовно»[41].

Этот рассказ доказывает, что толпа безбородых, длинноволосых кочевников могла казаться сходной с толпой женщин даже в глазах людей, которые жили в соседстве с этими кочевниками и имели с ними частые сношения.

Считаю необходимым сделать еще несколько замечаний. Мне могут возразить, что предание об амазонках даже и в возобновленном виде, как у Страбона, появилось, вероятно, задолго до Р. X., когда не были известны ни гунны, ни авары, ни какое-либо другое племя, наружность которого могла бы дать повод к рассказу об амазонках на Кавказе. Замечу на это, что в Прикавказских степях кочевники были известны гораздо ранее, чем Европе. В отношении некоторых из них можно даже сказать, что они занимали эти степи с незапамятных времен. Так, например, о хазарах у византийских писателей упоминается только в первой половине VII века до Р. X., между тем как известие о нападении их на Армению восходит у Моисея Хоренского[42] от 193-го до 213 года нашего летосчисления. В своей географии Моисей X. также упоминает о хазарах вместе с басилами. Это сопоставление, говорит Виньен де Сен-Мартен[43], дает повод предполагать, что эти хазары были известны Геродоту, который упоминал о катиарах и о басилах, народах общего происхождения. В Шах-Наме упоминается о появлении хазар за 450 лет до Р. X., при царе персидском Лораспе. «Из всего видно, — говорит г-н Патканьян[44], у которого заимствованы приведенные сведения, — что хазары в самые древние времена занимали к северу от Кавказа пространство между Волгой и Азовским морем».

Надо заметить еще, что под именем хазар древние историки разумели, вероятно, также и все племена, находившиеся под их властью или вступавшие с ними в союз. По крайней мере, Моисей Каганкатваци называет кочевников, вторгавшихся в Закавказье, то хазарами, то гуннами, несмотря на то, что в набегах, как мы уже видели, принимали участие весьма многие племена.

Косвенное подтверждение своего взгляда на происхождение предания об амазонках кавказских я нахожу в том обстоятельстве, что у многих историков об амазонках упоминается тогда, когда заходит речь о кочевниках. Так, Аммиан Марцеллин знает амазонок на западном берегу Каспийского моря. Прокопий упоминает о них в описании одной битвы римлян с гуннами. По описанию Зонараса, во время похода Помпея по Закавказью произошло сражение между римлянами и албанцами (агванами), в котором Помпей остался победителем. На стороне неприятеля было много убитых. Римские солдаты заметили между сражавшимися мной женщин. Любопытствуя об этом невиданном ими явлении, они после битвы хотели узнать, что это были за женщины и не были ли это переодетые в женское платье мужчины. Поэтому они стали рыться в кучах трупов, покрывавших поле битвы, чтобы найти какое-нибудь женское тело, но не нашли ни одной, зато они нашли много амазонских щитов и обуви[45]. Затем следует повторение рассказа об амазонках Страбона. Если мы припомним сказанное выше о том постоянном участии, которое гунны и хазары принимали в делах агван, то нам станет понятно, о каких женщинах идет речь в рассказе Зонараса: римские солдаты приняли, очевидно, за женщин безбородых, длинноволосых кочевников, принимавших участие в битве. Это объясняет также причину, по которой римляне не нашли среди убитых ни одного женского трупа.