Аналитик Ада - Александр Крик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснулся Костя от странного шороха и сопения. Ночь. Костёр почти погас, лишь тлеющие угли давали слабый свет. Костя всмотрелся в темноту, ничего подозрительного не увидел и решил: почудилось. Но, едва закрыл глаза, услышал тихое поскуливание.
Холодок пробежал по спине. Костя встал, подбросил в костер хворост и снова пристально вгляделся в темноту. В отблесках разгорающегося пламени он заметил под соседней елью два желтых огонька. А присмотревшись, увидел тощего пса, который вилял куцым хвостом, то и дело поглядывая на Костин дорожный мешок.
– Иди сюда, не бойся! – позвал Костя и, в знак дружеского расположения, бросил ночному гостю пару сухарей.
Пёс осторожно вылез из-под еловой лапы, ползком приблизился к сухарям и жадно сгрыз, бросая на Костю благодарственные взгляды. А потом с довольным сопением собрал все крошки.
– Давай знакомиться, что ли? – Костя протянул руку и потрепал пса между ушей. – Я Костя. А ты, наверное, Шарик или Бобик?
– Вообще-то, меня зовут Гезария, – отчетливо сказал пёс.
Костя отшатнулся и, не удержав равновесия, сел на холодную землю.
– Похоже, я сошёл с ума, – пробормотал он.
– Но в этом облике ты можешь звать меня Шелудивым, – пес фыркнул и, усевшись поудобнее, принялся ловить блох, клацая зубами.
– Хочешь верь, хочешь нет, но я – Ангел-хранитель, – пробормотал он, продолжая клацать зубами.
Костя не мог вымолвить ни слова: сидел, выпучив глаза и не веря услышанному.
– Что-то не так? – произнёс пёс, закончив с блохами. – Знаю-знаю: где белые крылья, светящийся нимб, все дела… Забудь. Вообще-то, я хотел предстать львом, а получился собакой. Что поделаешь, климат у вас суровый – никакой лев не выдержит… Слушай, – и Шелудивый встревожено поднял морду, – а сухари ещё остались?
Костя протёр снегом лицо, проморгался. Пёс не исчез, напротив: подойдя к костру, устроился рядом с рюкзаком.
– А что ты здесь делаешь? – переведя дух, спросил Костя.
– Ты ведь заплутал, а я тебе дорогу покажу!
– Надо же, – на этот раз Костя не сдержал нервного смеха, – говорящая собака – ангел! Давай так: утро вечером мудренее. Выспимся, а дальше будет видно!
Уже не в силах удивляться или спорить, Костя прилег на еловые ветви, получше укутался в пуховик и тут же уснул. Шелудивый свернулся калачиком в его ногах и мирно засопел.
****
Утром лес показался сказкой. На ветках блестел иней, небо было высоким, ярко синим.
Они съели по несколько сухарей и двинулись в путь. Приступы головной боли возобновились, то и дело Костя останавливался и протирал лицо снегом.
Шелудивый всё время бежал впереди. Ангелом он был или нет, но для пса оказался чересчур общительным. Охотно вспоминал прежние земные похождения, травил анекдоты и всю дорогу клянчил сухари.
– Слушай, Шелудивый, ты уже утомил меня своей болтовней! Расскажи лучше, как там у вас, в Раю?
Пёс почесал задней лапой за ухом, задумался.
– Рай – это свет, наполняющий тебя радостью и блаженством… – торжественно начал он.
– Так я и думал, – перебил его Костя и замолчал, погрузившись в свои мысли.
К концу дня они вышли к длинному оврагу. Подул холодный, пронизывающий ветер, идти становилось все трудней. Уже в сумерках они решили спуститься в овраг, чтобы укрыться от ветра и заночевать. Выбрав удобную прогалину, Костя сбросил рюкзак, размял плечи и углубился в заросли, чтобы собрать хворост для костра, Шелудивый увязался за ним.
Внезапно пёс насторожился, поставил уши домиком и повернул морду по ветру. Костя встревожено огляделся и замер: метрах в тридцати от него промелькнуло с десяток серых силуэтов. В первую секунду он принял их за собак, но, приглядевшись, понял: волки.
"Это конец", – подумал Костя, но, как ни странно, даже не испугался. В сознание прокралась малодушная мысль о том, что его страдания скоро закончатся. Костя бросил собранный хворост, оставив в руке лишь большую палку, и повернулся к окружающим его хищникам. А Шелудивый неожиданно выбежал навстречу лесным гостям, уселся, распластав по земле куцый хвост, запрокинул голову и упоительно завыл.
Это был ни на что не похожий первобытный вой. Волки, окружив их плотным кольцом, на миг замерли, будто в замешательстве. А потом, поднимая небу исхудавшие морды, подхватили эту дикую песню.
О чём она была? О тяготах кочевой жизни? О красоте зимней тайги? Костя слушал, не смея не то что шелохнуться – вздохнуть. И вряд ли смог бы сказать, сколько времени продолжался ночной концерт. Вой постепенно смолк, и стая растворилась в ночи так же неожиданно, как и появилась.
– Что это было? – прошептал Костя, когда оцепенение прошло.
– С животными у меня всегда лучше получалось, чем с людьми. Кстати, у тебя там ещё сухарик не завалялся? – и Шелудивый с умильным видом заглянул ему в глаза.
– Ты же им что-то сказал? – Костя, так и быть, достал из кармана последний сухарь.
– А как же! Сказал, что ты тощий и совершенно невкусный!
– Всё шутишь, – и Костя с благодарностью потрепал Шелудивого по загривку.
****
Наутро, выйдя из оврага по едва заметной тропке, они двинулись дальше и уже к полудню вышли на большую поляну. Посреди нее стоял запорошенный снегом домик с пышным кустом у крыльца. Из трубы поднимался дым.
– Ну, вот мы и пришли, дальше тебе одному, – пёс внимательно посмотрел на него, как бы прощаясь, и в этот момент Косте показалось, что он видит лицо деда. Он зажмурился, а когда открыл глаза – наваждение прошло.
– Спасибо, Шелудивый, ты, и правда, Ангел, хоть и болтливый.
Шелудивый ткнулся влажным носом ему в руку, вильнул хвостом и юркнул в лес – только его и видели.
****
Костя подошёл к дому, поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
– Входи, мил человек! – отозвался приятный женский голос.
Из холодных сеней, где под потолком сушились душистые травы, он прошёл в небольшую натопленную горницу. На широкие половицы были брошены яркие домотканые половики. Весь угол занимала большая печь, рядом с которой хозяйничала средних лет женщина в длинном белом сарафане, расшитом васильками и ромашками. Под массивным столом развалился пушистый серый кот. Вкусно пахло борщом и свежими – с пылу, с жару – блинами.
– Здравствуйте, – Костя снял шапку, расстегнул пуховик и прислонился к косяку, рассматривая диковинные узоры на бревенчатых стенах.
– И тебе не хворать! – весело отозвалась хозяйка. – Ну, что стоишь? Мой руки да садись к столу!
Она накрыла стол расшитой серебром скатертью, придвинула
