Двадцать новогодних чудес - Кристина Эмих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было темно, когда Юленька Андреевна вышла из вагона на заснеженный перрон. В дороге она волновалась: сначала боялась сесть не в ту электричку, потом выйти не на той остановке. А сейчас, когда все было позади, вдыхала свежий морозный воздух. Люди, вышедшие на станции, быстро разошлись.
Высокая фигура мужчины в длинном одеянии и островерхой шапке издалека показалась Юленьке батюшкой или монахом, что вполне соответствовало рождественскому походу. Но когда она приблизилась к мужчине, в ярком свете фонаря разглядела суконный кафтан и шапку, украшенную мохнатым овчинным мехом, бородатое лицо, прищуренные, какие-то скифские, казалось, глаза. Ряженый вежливо ждал вопроса — наверное, думал, что она спросит, как пройти на какую-нибудь улицу, выглядел благонадежно и доброжелательно.
— Вы давали объявление? — спросила Юленька.
— Я друзей в поход звал, на службу! Вот, жду, что хоть кто-то составит мне компанию, — искренне недоумевая, развел он руками.
— А я думала, что это ряженый поход и всех зовут? Гуляния на Рождество?
Он смерил ее взглядом, явно не видя ничего особенного в ее наряде.
— Я в тулупе и валенках! — Юленька гордо вздернула подбородок. На ней была старая потертая дубленка, которую она всегда называла тулупом, и сапоги до колен, подшитые кожей, называемые ею валенками. Голову прикрывал платок, завязанный по-деревенски, под подбородком, — ей подумалось, что в храм на Рождество так надо.
— Ну ладно, — усмехнулся в бороду ряженый.
Юленька внимательней разглядела его наряд. Похож на стрельца. Да, точно, кафтан стрельца: сукно, пуговицы, петельки… Отлично сшитый кафтан.
— Вот ведь ерунда какая! Свалилась на мою голову! Почему нет? Только весь лес утыкан указателями. Претерпевания по колено в сугробах через бурелом не получится, — проговорил мужчина.
— Мне нужно, понимаете? Как Камино де Сантьяго1! — не замечая его иронии, она просительно сложила руки в варежках, не то девочка, не то старушка, с маленьким личиком, со скорбными складочками от носа к уголкам рта, приблизилась к нему. — Мне нужно претерпеть!
Он поднял руки вверх, соглашаясь.
Тронулись в путь. Стрелец чуть впереди, она за ним.
— А у меня и фонарик есть! — похвасталась Юленька.
— Так с фонариком ночью видно только там, куда светит фонарик. Без него — видно везде, — рассудительно отвечал стрелец.
Она начала говорить. Видимо, от волнения и возбуждения, удивления от самой себя, что все-таки она решилась на поход. Идет, и вот еще чуть-чуть — и ее осенит какая-то важная мысль! И жизнь ее станет ясной и понятной.
— Спасибо вам, мне повезло, что не отказались меня взять. Мне очень нужно! Я учительница. Я скучная. Я не пью, не курю. Когда он ушел, мой муж, а потом и сын к нему жить ушел, мне как выклевали в груди. Кровоточило, понимаете? Хотелось бы взять и зашить, напихать поглубже подорожник, а сверху лоскутами заплатку наложить, и пластырем, пластырем, чтобы не видно никому было пустоты. А то стыдно! Понимаете? Стыдно быть несчастной. Они же не умерли — муж с сыном, они просто не смогли больше жить со мной рядом. Я ждала, что вернутся, плакала, уговаривала, а потом половина меня умерла, понимаете?
Там, где дорога была шире и можно было идти рядом, она пыталась заглядывать стрельцу в лицо. Он кивал бородой, слушал, не задавал вопросов.
— Знаете, а вот я бы хотела, чтобы как в рождественских этих фильмах. Вдруг раз — и в прошлое. И понять — какие ошибки? Ошибки мои какие? И когда повернула не в ту сторону? Знаете, женщин в таких фильмах мучают какие-то глобальные цели: выйти замуж или стать профессором психологии. Их не мучают зубы или поджелудочная. Вы понимаете? Удивительно! А я болела в то время, когда он ушел. Я очень нервная была. Я скрывала, что болею. Ему же не нужна больная жена, да? И это неудивительно! А он сказал, что я перестала улыбаться и превратилась в злобную тетку.
Потом она надолго замолчала, но шла бодро, в такт собственным мыслям. Тишина леса была торжественна и спокойна.
Вдалеке засветился храм.
— Мы пришли на полтора часа раньше, чем я рассчитывал. Ты молодец! — стрелец протянул ей ладонь для рукопожатия.
— Я — Юлия Андреевна! Ученики и родители зовут Юленькой Андревной, — стянув варежку и доверчиво протянув ему ладонь, представилась она. — А вас как зовут?
— Юрий. Георгий! Я работаю в музее, ну и занимаюсь реконструкциями, вожу походы в прошлое, — наконец объяснил он свое стрелецкое облачение.
— А знаете, Юрий-Георгий, я дальше с вами не пойду! В храм не пойду, — платок сполз набекрень, коса выползла из-под него, и улыбка — детская, открытая — осветила Юленькино лицо. — Поставьте свечу за меня. Или за душу мою. Вы сказочный! Я как будто себя в том лесу нашла. А вы рядом шли! Как хорошо, что вы такими тропами людей водите. Всегда хорошо, когда рядом кто-то идет.
— Ты не побоялась пойти в лес с бородатым мужиком, в ночь, когда вся нечисть себя вольно ведет, а сейчас боишься зайти в храм? — он тоже улыбнулся, но видел, что-то в ней исцелилось, ожило.
— А может, я и есть та нечисть? — она приспустила платок, пригладила волосы, посмотрела на него смеющимися глазами.
— Катавасия ты!2 Шла в храм, а сейчас вот остановилась на пороге. Свечу поставлю, конечно. Храни тебя Бог!
Как Женик к Деду Морозу в гости ездил
Перед самым Новым годом первоклассники уезжали к Деду Морозу в Великий Устюг. Папа провожал Женика с мамой на поезд. У вагона их встретила учительница, Любовь Сергеевна. Папа быстро, стараясь сделать незаметно для всех, приподнял Женика на руки — и шепнул:
— Следи за мамой!
Все трое обнялись, соприкоснувшись головами в капюшонах. Рядом с большим папой мама всегда хрупкая и маленькая. За мамой нужно следить, она — девочка, как бы не потерялась.
Целую ночь, еще целый день и потом еще ночь ехали в поезде. Дня Женик и не заметил — такой короткий свет солнца зимой.
Поезд ехал медленно, часто и долго стоял. Пили чай, ели вкусности, взятые в дорогу из дома, играли в игры. Целый поезд детей сначала гудел, как улей, а потом затих. Пассажиры распределялись по полкам, как игрушки в магазине.
Женик с
