Последнее звено - Владимир Лещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из них славилась тем, что обожала таскать младших девочек за волосы и бить их по щекам, другая смотрела на Мариссу столь откровенно, что даже неискушенная провинциалка поняла –что к чему.
И не тратя время на разговоры, схватила табуретку, и кинулась в бой на не ожидавших этого девок. (Все-таки она выросла в не самом благопристойном квартале Ретеза).
И наставницам пришлось чуть не полчаса ловить ее, гонявшую вопящих от страха нахалок по школьным коридорам ножкой от дубового седалища.
Это ей обошлось в три дня карцера на черством хлебе и воде, но зато она завоевала изрядное уважение однокашниц.
Через три месяца она сбежала из школы, думая добраться до Ретеза, отыскать там кого-то из друзей отца, и поселиться в его семье: что они согласятся пустить ее к себе, она почему-то не сомневалась.
Да еще сманила с собой Гелию: забитую сироту, взятую в обучение из милости, презираемую и обижаемую всеми, предмет насмешек и издевательств даже самых глупых и некрасивых девчонок. Ее она решила выдать за свою дальнюю родственницу. Главное – говорила она млеющей от счастья Гелии, – добраться до Ретеза, а уж в этом замечательном городе для нее найдутся и друзья, а потом и жених – и все будет хорошо, не будь она Марисса.
Поймали их спустя два часа после побега, спустив собак.
Потом уже амазонка поняла, что им в этом смысле тоже весьма повезло – только в тот год в Кильдарге было разоблачено аж три шайки охотников за рабами.
Когда ее с рук на руки сдали тетке, та лишь шлепнула ее пару раз, сохраняя спокойное выражение лица.
Но стоило им переступить порог дома, как она принялась орать на Мариссу громче любой базарной бабы.
Сколько всего Марисса про себя услышала нового!
И что она проклятье ее, Анизы, доставшееся от глупой, ничего не смыслившей в жизни сестры, не понимавшей своего счастья. Что и родилась Марисса по ошибке. Что дикарскую кровь ничем не перешибешь. И вновь –что она ужасное несчастье несчастной честной куртизанки –самой несчастной куртизанки в мире – на которое попусту уходит золото, с таким трудом заработанное в постелях всяких старых козлов.
Она вопила на молча сжавшуюся в уголке племянницу, распаляя себя.
А потом начала бить Мариссу.
Аниза хлестала ее по щекам, потом – заголив зад – ремнем, потом, когда Марисса попыталась вырываться и кусаться, – начала колошматить всякими подлыми приемчиками, которым, видать, обучилась в своей не слишком пристойной юности.
А потом затолкала избитую племянницу в подвал, и посадила на цепь, на которой раньше сидел сторожевой пес Рунн, любимец Мариссы.
Проплакав пару часов, Марисса поняла, что ей нужно сделать.
Разбив старый кувшин, она выбрала осколок поострее, и принялась медленно и методично пилить запястье левой руки.
Пусть она помесь, родившаяся по ошибке, и несчастье своей тетки! Если так –то значит так тому и быть. А в царстве Великой Матери они будут жить все вместе –и мама, и отец, и сестренка. И даже тетку возьмут к себе, когда придет ее срок.
Скверно обожженная глина плохо резала юную упругую кожу, было больно и страшно, и когда, наконец, пошла кровь, Марисса с облегчением улыбнулась.
Кровь текла плохо, можно сказать по капле, и Марисса потеряла сознание не сразу.
Очнувшись, она обнаружила себя привязанной к кровати в покоях своей тетушки.
И тетушку, стоящую перед койкой на коленях, с залитым слезами лицом.
Увидев, что Марисса открыла глаза, Аниза заплакала еще громче.
Сквозь полусонную одурь, девочка услышала, что у нее просят прощения, что никогда ее не тронут даже пальцем, что не будут отдавать ни в какой храм, раз она этого не хочет, что исполнят любое ее желание, лишь бы только Марисса жила, потому что больше никого в этом мире у нее, несчастной никчемной дуры нет… Она плакала и целовала забинтованное запястье, и просила ее больше так не делать, потому что иначе ей останется только помирать.
И слыша эти слова, Марисса зарыдала сама, от запоздалого ужаса и раскаяния.
После этого случая в ней словно что-то сломалось.
Выздоровев, она по своему хотению вернулась в школу, где и провела следующие два года. Она честно пыталась учиться, хотя это ей неважно удавалось. Зато ей не было равных в таскании еды с кухни, и прочих шалостях.
Ее, как водится секли розгами, оставляли без ужина, сажали в карцер –впрочем, все будущие жрицы и жрецы проходят через это; да и какое вообще может быть учение без розги?
Но вот однажды ее в очередной раз сунули в камеру, где вместе с ней оказалась попавшаяся во время пьянки на посту храмовая стражница – Эрда Окка.
Три дня она с замершим сердцем слушала ее рассказы – о городах и странах, где побывала, о древностях и диковинках, о жарких схватках и побежденных врагах... В ее рассказах ожил другой мир, так не похожий на затхлые улицы Кильдарга и Ретеза, и скучные гимны и хроники жреческой школы.
Другой мир, таинственный и необъятный ждал ее; там возносились к тучам горы, грохотали бурные реки и спали в песках затерянные города, там была свобода, вино, друзья и красивые мужчины, сходящие с ума от одного взгляда неприступных амазонок.
