Коррида - Мишель Зевако

– Бог мой, – порывисто заговорил Эль Тореро, – ну, я бы прежде всего постарался предупредить этого человека, а при необходимости постарался бы его защитить…

Пока он говорил, Фауста одобрительно кивала; когда же он замолчал, она продолжала:

– Итак, сударь, теперь-то вы, надеюсь, поняли, почему я проявляла такой интерес к незнакомому человеку. Мне стало известно, что вас хотят убить, и я делала все, чтобы вас спасти. Та юная девушка, о которой вы только что упоминали, должна была невольно стать инструментом этого злодейства. Я больше не имею права скрывать от вас сей прискорбный факт. Вот почему я постаралась отдалить ее от вас. Лишь только мне показалось, что опасность миновала, я немедленно помогла вам отыскать друг друга. Сударь, поверьте, все мои поступки диктовались одним чувством сострадания; так сделал бы каждый, имеющий сердце. Я даже не думала, что когда-нибудь познакомлюсь с вами, и вовсе не чаяла встретиться с вами… Добро не должно делаться в расчете на признания и похвалу. О, тогда я многого не знала о вас, но после того, что мне стало известно, мне безумно захотелось побеседовать с вами. И теперь я благодарю судьбу за то, что мне удалось хоть чем-то помочь такому замечательному человеку, как вы. Поверьте, я всегда буду вашим самым преданным другом, я сделаю все, чтобы спасти вас. Видите ли, сударь, я не из тех, кто раздает пустые обещания; вам не стоило бы пренебрегать моим к вам расположением и моим искренним желанием вам помочь.

Слова ее звучали искренне и горячо и не могли не подействовать на Эль Тореро. Он был растроган и склонился перед принцессой в знак своей благодарности.

– Сударыня, я глубоко тронут вашей заботой. И, выпрямившись, беззаботно добавил:

– Но, возможно, вы склонны к преувеличениям. Едва ли кто-то всерьез может мне угрожать.

И тогда тоном, который заставил юношу затрепетать, принцесса произнесла:

– Да вы даже не можете себе представить, насколько это серьезно! Ваша жизнь находится под угрозой! Если вы будете столь же беспечны, как сейчас, то вот-вот погибнете!

При всей своей мужественности Эль Тореро не мог не побледнеть.

– Так вы не шутите?

Она пристально посмотрела на него и сурово сказала:

– Очень жаль, что я допустила вашу новую встречу с той девушкой. Если бы я знала тогда всю правду, я ни за что не позволила бы вам вновь с ней увидеться.

Слова эти заронили в душу Эль Тореро смутное подозрение.

– Но отчего же, сударыня? – произнес он холодно, но с некоторой долей иронии.

– Да оттого, – ответила Фауста, – что этой особе на роду написано быть причиной вашей смерти.

Эль Тореро какое-то мгновение смотрел ей прямо в глаза. Но она с невозмутимым спокойствием выдержала этот взгляд. Взор ее излучал удивительную искренность и симпатию к юноше. И Эль Тореро устыдился своих мимолетных мыслей, решив, что такая красивая женщина не может лгать, и ему захотелось выяснить все до конца.

– Но, сударыня, кто же он – мой непримиримый смертельный враг? Вы знаете его имя?

– Да, я знаю его имя.

– Так назовите его!

– Назвать? Наберитесь терпения. Пока же я могу только сказать, что враг ваш весьма влиятелен и опасен. Он ненавидит вас всей душой, и я непременно помогу вам. Человек этот…

Она невольно запнулась на последней фразе. Казалось, ей было невыносимо тяжко продолжать этот разговор. Лицо ее стало печальным, на нем явственно читалось сострадание к дону Сезару, и юноша умоляюще прошептал, проведя рукой по влажному лбу:

– Говорите!

– Ваш отец! – с трудом вымолвила Фауста.

Продолжая изображать на своем лице сочувствие, она с холодным вниманием следила за ним, словно ученый, наблюдавший за результатами своего опыта.

Результат этот превзошел все ожидания. Эль Тореро резко вскочил. Мертвенно-бледный, с блуждающим взором, в полном исступлении он вскричал:

– Не может быть!

Твердым и решительным тоном она повторила:

– Ваш отец!

Умоляюще глядя на принцессу, хриплым голосом, едва сдерживая рыдания, запинаясь, он, с трудом выговаривая слова, бормотал:

– Мой отец!.. Но ведь мне говорили…

– Что же?

Она, казалось, пыталась взглядом проникнуть в самую глубь его души. Что он знал? И знал ли он что-либо вообще?

Нет! Ему абсолютно ничего не было известно; это стало очевидно, как только он с невероятным усилием смог выговорить:

– Мне говорили, что мой отец умер лет двадцать тому назад…

– Но ваш отец жив! – продолжала Фауста с все возрастающей решимостью.

– Он умер от руки палача, – пробормотал после некоторой паузы Эль Тореро.

– Очередная вымышленная история. Надо было, чтобы вы никогда не попытались узнать всей правды.

Говоря это, она по-прежнему вглядывалась в его лицо. Нет! Он решительно ничего не знал. Об этом свидетельствовало то, как он, хлопнув себя по лбу, вдруг произнес:

– Господи какой я глупец! Как я мог не подумать об этом раньше?! Ну конечно же, им надо было удалить…

И вдруг с неожиданной радостью, словно забыв обо всем, что только что услышал, он сказал ей:

– Так это правда?! Мой отец жив?.. О, отец! Последние слова он произнес с необыкновенной нежностью и легкой грустью.

Любой другой на месте Фаусты почувствовал бы жалость к дону Сезару. Но принцессу интересовала только ее заветная цель. Ради ее достижения она не выбирала средств и не останавливалась ни перед чем; пусть даже ей пришлось бы усеять трупами дорогу, по которой она шла.

Продолжая с холодной невозмутимостью наблюдать за ним, она наносила ему все новые удары:

– Ваш отец жив, он в полном здравии… к несчастью для вас. В своей ненависти к вам он безжалостен. Он приговорил вас к смерти, и он обязательно убьет вас, если вы не будете решительно защищать свою жизнь.

Эти слова вернули молодого человека к горькой действительности.

Его отец желал ему смерти! Это казалось ему невероятным, противоестественным. Инстинктивно он искал в своей душе оправдание этой чудовищной жестокости. Внезапно расхохотавшись, он воскликнул:

– Клянусь Богом, сударыня, вы так меня напугали! Но как может случиться, чтобы отец хотел умертвить своего сына, плоть от плоти своей? О нет! Это просто невозможно! Мой отец попросту не знает, что я его сын. Скажите мне, кто он, сударыня, и я обязательно разыщу его. Уверяю вас, мы с ним поладим.

Она вновь заговорила, причем с какой-то особой размеренностью, словно желая, чтобы ни одно произнесенное ею слово не ускользнуло от его внимания:

– Ваш отец знает, кто вы… Именно поэтому он хочет вас уничтожить.

Эль Тореро покачнулся и судорожно прижал руку к груди. Его сердце бешено колотилось.

– Но это немыслимо! – заикаясь, произнес он.